А спустя три дня за очередным традиционным ужином в ресторане отец объявил мне, что я должен жениться на Ким. Причина проста: мне нужно взрослеть, ему хочется внуков, и, что очень кстати, Ким беременна. Они, блядь, настолько сдружились с моей матерью, что та узнала об этом раньше меня. Или то был искусно подготовленный плацдарм, в котором шансы на получение предложения руки и сердца были максимальны.

Становиться отцом и жениться никак не входило в мои планы, о чем я открыто и заявил. Даже не будь Тони, я бы отказался. Я тот урод, который наплевал на своего ребенка, потому что честно предлагал Ким использовать презервативы, на что она ответила, что с шестнадцати лет принимает противозачаточные. Так что ее беременность – не мой косяк, да и джентльменства во мне – кот наплакал.

Тот вечер стал для меня откровением. Отец наговорил многого: что я эгоистичный щенок, прожигатель жизни, не заработавший ни цента. Что для того, чтобы иметь право голоса, я должен хоть что-то сделать, а пока этого не произошло – буду прыгать по его команде. И что мне пора браться за ум, потому что от моей никчемности его тошнит. И что свадьба состоится, а в противном случае он лишит меня наследства.

Я встал и ушел. В запой на неделю. Потому что знал, что отец прав. Я был лишь претенциозным ничтожеством в своей насквозь фальшивой жизни, где родная мать помогает тысячам матерей воспитывать здоровых детей, лишая полноценной жизни собственную дочь, а отец жертвует деньги в фонды смертельно больных, убивая миллионы.

Через неделю я встретился с Ким и сказал, что не женюсь на ней, и предложил найти клинику, чтобы сделать аборт. Она ответила, что в этом нет необходимости, потому что потеряла ребенка, и между делом сообщила, что сестра поступила в Массачусетский и уезжает в конце недели.

Я не увиделся с Тони. В жизни творилась полная жопа. Отец остался верен своему слову и перекрыл долларовый фонтан. Я продал тачку и начал судорожно думать, чем могу заниматься, чтобы никогда больше не чувствовать себя жалким, как в тот вечер, попутно убеждая себя, что Тони будет без меня лучше. Год рвал задницу, занимаясь делами, что даже на трах времени не оставалось. По крайней мере, этим я успокаивал себя, потому что в действительности никого не хотел.

Думал о ней почти каждый день. Через подругу Ким нашел номер Тони, но она, ожидаемо, им больше не пользовалась. Я придумал себе какое-то смехотворное дело и полетел в Бостон. Нашел ее. И уже через пару часов сел в самолет и улетел обратно, потому что то, что я увидел, слабо напоминало малышку Тони. Она выходила из начищенного мерседеса в дизайнерских шмотках, и ее целовал какой-то хмырь. Прилетев домой, я полез в интернет и узнал, что помимо учебы она работает моделью. Пошла по стопам своей глянцевой сестры. И я решил о ней забыть.

Три года я впахивал как проклятый, чтобы уверенно показать отцу средний палец. До его раковой империи мне, конечно, далеко, но я зарабатываю достаточно, чтобы менять тачки каждый месяц и не бояться сдохнуть от голода, если он решит лишить меня наследства. Я благодарен тому случаю и благодарен восемнадцатилетней малышке Тони за то, что помогла открыть глаза на дерьмо, в котором я варился.

Мой нынешний союз с Ким не более, чем фарс – мы встретились на одном из благотворительных вечеров, куда ее пригласили в качестве гламурного манекена. Разговорились, а по окончании мероприятия поехали к ней. После того как мы трахнулись, Кимберли попросила об одолжении: ей нужно подогреть интерес прессы, а воссоединение со скандальным бывшим, выросшим в удачливую акулу бизнеса, получит резонанс не меньше, чем повторный союз Хейли и Джастина, и станет хорошей рекламой для нас обоих. К тому же мать донимает ее замужеством, а наша мнимая связь – способ получить желанную передышку. Я немного подумал и согласился: в конце концов, я не связан отношениями, а Ким моя старая приятельница. Но на задворках памяти екнула мысль о Тони. Что присутствие на семейных ужинах у Эллисов – хоть какой-то шанс узнать о ней больше. Разумеется, без всяких притязаний – все-таки четыре года прошло, все изменилось. Я изменился, она изменилась. И провальную фирму Хейдена я взял под крыло только из-за нее. Надеялся, что Тони окончит учебу и старик предложит ей работу. Но этого не происходило: на языках Лили и Хейдена Эллис всегда крутилось только имя Ким, а имя Тони всплывало лишь мимоходом. Эти двое словно два бесталанных фотографа: всю жизнь берут в фокус набивший оскомину предмет, оставляя уникальную красоту фоном. Тогда я сам предложил Хейдену пригласить Тони на работу. Старик сказал, что это отличная идея. Словно это я должен ему говорить, что необходимо думать о будущем младшей дочери. Лишнее напоминание о том, почему он мне не нравился еще четыре года назад.

Я готовил себя к встрече с Тони, но в конечном итоге оказался совсем не готов. Она стала еще красивее и увереннее, вот только от наивной милоты и правда ничего не осталось. Тони Эллис превратилась в язвительную стерву. Не знаю, чего я ждал, наверное, той же робкой малышки. Я бы сделал все, чтобы ее завоевать. Но к этой мегере не подступиться. Да я уже и не хочу. Вернее, очень хочу. Трахнуть ее. Довести начатое много лет назад до конца, перемолоть ее светлый образ и двигаться дальше. Меня и так слишком долго на ней клинило.

– Я недалеко от твоего дома, заскочу на чашку кофе? – непринужденным тоном осведомляется голос Ким в динамике моего смартфона.

Я вытряхиваю очередную сигарету из пачки и выхожу на балкон, вливаясь в атмосферу вечернего Лос-Анджелеса с шумом проезжающих автомобилей, теплым влажным воздухом и миллиардами огней. Выпускаю в неоновую темноту струю дыма и уточняю:

– Не поздно для кофе?

– Всего десять вечера, старичок. Или ты не один?

– Один.

И останусь один, даже если ты приедешь.

– Так я заеду? – осведомляется она уже более осторожно.

Мне не хочется никого видеть, потому что такие свободные и тихие вечера для меня большая редкость. Обычно среди недели я допоздна торчу в офисе, а в выходные встречаюсь с приятелями, либо заезжаю к родителям, чтобы проведать Эмили. Но, возможно, для визита Ким есть причина, поэтому я спрашиваю:

– Папарацци висят у тебя на хвосте?

– Да. Следуют за мной всю дорогу от ресторана.

– Заезжай ненадолго. Мне завтра рано вставать.

– Было бы хорошо, если бы ты встретил меня во дворе… – заискивающим тоном добавляет Ким. – Классные бы фотки получились.

Даже немного забавно, что Кимберли всерьез думает, что я опущусь до такого смехотворного позерства. В действительности, для меня наш союз имеет два неоспоримых преимущества: отсутствие необходимости искать себе пару на приемы, которые мне часто приходится посещать для поддержания имиджа и расширения деловых связей; и возможность узнать о Тони. Правда, в нынешней ситуации пункт под номером два становится неактуален, потому что фактически Тони работает на меня. Разыгрывать влюбленного бойфренда, чтобы порадовать толпу пятнадцатилеток, подписанных на порталы бульварных сплетен, в моем возрасте как минимум смешно.

– Скажи им, что я умираю как хочу встретить свою возлюбленную, но подвернул ногу и не имею возможности встретить ее внизу, – усмехаюсь в ответ. – Консьерж тебя пропустит.

По тону слышу, что Ким немного разочарована, но тем не менее старается не подавать вида:

– Буду через пять минут.

Докуриваю сигарету и успеваю натянуть футболку, когда в дверь раздается звонок. Кимберли впархивает в мой холостяцкий лофт, привнося аромат последних парфюмерных тенденций, стук каблуков и чрезмерный энтузиазм.

– У-у, как у тебя тут уныло, – эффектно вышагивает в гостиную, щелкая по пути выключателем. Потолочные светильники яркими брызгами уничтожают мой комфортный полумрак, вызывая желание зажмуриться и вытолкать Ким за дверь.

– Кофе в кофемашине, – киваю на черную махину, громоздящуюся на кухонной столешнице, на что Ким презрительно морщит лоснящийся перламутром нос, словно почувствовала запах тухлятины.