Их, похоже, не остановил и Великий Приговор. Бывашие затворники монастырей на планетоидах Громоподобной Наковальни таки решили извлечь гром и выйти на арену, рукоположив на себя миссию предвестников божьего промысла.

Гефестиан залпом осушил кружку и подумал, что ненавидит лиловые тоги почти так же сильно, как и своих прошлых врагов.

— Значит, вы, князь, хотите разоблачить заговор и эту подмену вас, настоящих правителей Нимфы, андроидными марионетками? — Гефестиан икнул — пойло давно вызывало у него изжогу, но не пить на своей работе он не мог. — Иначе говоря, вы хотите организовать что-то вроде подпольной борьбы, что-то вроде сил сопротивления?

— Да, господин Кумар, — ответил Каспар, с аппетитом отправляя в рот последнюю ложку белкового мусса, четыре вкусовых разновидности которого составляли все разнообразие рациона кухни. — Я и Делия. Судьба свела нас в орбитальной тюрьме, судьба подарила нам спасение, значит, она поведет нас и дальше.

Делия смотрела на Каспара, как-то по-особенному улыбаясь глазами.

— Судьба, говорите… — Гефестиан изо всех сил боролся с сарказмом, последний был неизменным спутником изжоги. — Красивое слово судьба! Знаете, какое-то время в жизни я тоже верил в судьбу, потом плюнул, потом опять поверил… Но что вы можете сделать для своей родной планеты, князь? Вы не построите больше ковчегов. А все, что остались… Их судьбой распоряжается сейчас этот демон теократов, ваш враг. Ответьте мне лучше на другой вопрос: почему я, по-вашему, торчу на этой клятой посудине и набиваю ее морозильные трюмы трупами?

— Вы меня ставите в тупик, господин Кумар… Вы исполняете свою работу, а что еще может стоять за этим… — честно ответил Каспар.

— И вы не догадываетесь? И вы тоже, Делия? У вас нет предположений?

— Боюсь, что нет, — Делия не выглядела растерянной, но вопрос оператора и ее поставил в тупик.

— Я вам отвечу, князь… — начал Кумар. — Но беру с вас слово…

— Вы нам спасли жизни, господин Кумар. Берите любое слово.

— Любое, говорите… — Гефестиан посмаковал момент, отослав улыбку каким-то своим глубоким мыслям. — Пожалуй, любого мне не нужно. Ваш отец подарил нам свободу, подписал амнистию. Он мог бы этого не делать, ведь так? В орбитальной тюрьме были преступники похлеще меня в сто раз. Я просто хотел отплатить одному сановному гаду, вот и покусился на его жизнь неудачно, за что и сел. Потом я узнал, что сановный гад собрал манатки и сделал ноги навсегда… А слово ваше будет простым, князь: вы не будете чинить мне никогда никаких препятствий, мне и тем, кто со мной.

— Даю слово! — сказал Каспар серьезно.

— Хорошо. Так вот, моя работа на этом труповозе простое прикрытие.

— Прикрытие? Что же вы прикрываете?

— Ну, прежде всего, это ведь транспортный корабль, так?

— Так…

— Да, так вот… Я человек не гордый, князь. Я, конечно, не строю таких планов, как вы. Здесь повсюду теократы, они рыщут по всему околопланетному пространству, они заменили собой всю военную охрану. Я сдаю им тела в орбитальный крематорий. Потом у меня появляется вакансия… Не все люди на верфях погибли. Есть еще и такие, с самой Нимфы, которым не светило попасть в число избранных счастливчиков. Я собираю этот народ и увожу их в сектор старых заброшенных доков. Там уже много хороших людей расквартировалось. У нас есть четыре ковчега. Два из них требуют ремонта и дооснащения. Мы собираем не только погибших от теракта, мы собираем все, что годится для кораблей, для перелета, для свободы, той, которую мы заслужили. У нас есть оружие. Немного, но есть. Его хватит, чтобы отшибить башки пяти-шести сотням лиловых тог, если они сунутся в наши квартиры и тайники…

— И что же? — Каспар заметил, как у Делии блеснули глаза. — Зачем вы мне все это рассказываете? Я дал слово не мешать вам воплощать свой план, и я его сдержу.

— Да не о том вы сейчас, князь! — Гефестиан снова наполнил свою металлическую кружку. — Вы хотите переворот, хотите вернуть себя власть. Воспользуйтесь моими людьми и моим оружием. Очистите орбиту от лиловой нечисти, объявите нынешних марионеток лжекнязьями. Установите контроль над всеми космопортами и терминалами Нимфы.

— И что потом, господин Кумар?

— Потом, князь, — Гефестиан выпил. После третьей кружки изжога прошла. — Потом вы отпустите мои четыре ковчега с миром, просто дадите нам уйти. Хотите называть это сделкой — называйте. Вы дадите мне капитанов, навигаторов и продовольствие…

Каспар задумался. Была ли надежда как-то перестроить этого человека? Поведать ему о проекте Дамиана Гомера? О Парламенте Объединенных миров Нектарной звезды? Но ведь еще два дня назад он, Каспар, и она, Делия, облачаясь в антигравитационные скафандры с запасом энергии на пятнадцать минут, думали только о свободе, просто о желании покинуть проклятый чертог. Разве кто-то рисовал им их будущее или подкупал доверием? Все может измениться через час, через день, через месяц. А через год может измениться сама жизнь, ее форма и энергия… Вот только сердце, радующееся сердце — оно бессмертно и, кажется, действительно творит чудеса. Делия… Делия…

— Делия, ты со мной? Что скажешь?

Каспар знал, что она ответит, но все же спрашивал, все же…

— Я с тобой. Но ты мне тоже пообещай одну вещь… Когда все закончится, я хочу найти моего отца и забрать его к нам.

— А где мы будем, Делия, где, ты знаешь?

— Все решит сердце, — ответила девушка. — Наше с тобой, одно на двоих.

— Хороший ответ, — сказал Гефестиан с чувством. — Так что же, князь, деремся? Вы за планету, я за свободный космос?

— Мне понадобятся союзники, господин Кумар.

— Союзники, говорите… И кто же, если не секрет?

— Не секрет. Утильщики и пираты.

— Ничего не имею против. Но о наших с вами условиях вы им ничего не расскажете. Я хочу, чтобы на мои четыре ковчега больше никто не зарился, ни ваша нимфейская элита, ни чужие акулы.

— Принято, господин Кумар, слово дома князей Дерешей!

***

В бывшем тронном зале дворца Их Королевских Величеств, бывший регент, а ныне самовозвеличенный правитель Королевского Двора Лобсанг Пуритрам получал посвящение в теократы по обряду самого многочисленного монастыря и Храма Лиловых Тог — «кровоподтечников».

Обряд, обычно скрытый от всех глаз, Самовозвеличенный, а именно так теперь должен был звучать его титул, пожелал превратить в помпезное шоу. Разумеется, для воплощения этой идеи пришлось задействовать немало церберов еще действующего Департамента защиты, агентов-надсмотрщиков, которых по отработанной спецтехнологии давно и небезрезультатно держали на психотропной цепи, заставляя выполнять всевозможные полицейские и сыскные функции.

На сей раз церберам вменялось в обязанности отыскать, «воскресить» и согнать во дворец остатки всего былого цвета Двора — вассалов, полувассалов, их родственников, завалявшихся опальных аристократов, отставных гвардейцев высших чинов, одним словом всех, кому отсутствующие величества по разным причинам отказали в праве сопровождать их в спасительном бегстве в разные годы.

Самовозвеличенный, кроме насильственной практики, в отдельных случаях разрешил церберам применять и «обещательную». И хотя обещательной мало кто верил, по причине самой личности Пуритрама, насильственной все же боялись.

Залы дворца, таким образом, были худо-бедно заполнены обладателями и полуобладателями дорогих гардеробов, вскрытых и щедро расфасованных по персонам все теми же агентами-надсмотрщиками Департамента. Последние, в свою очередь, сами побаивались теократов, чья отстраненная хладнокровная невозмутимость вызывала у большинства церберов какое-то внутреннее оцепенение, граничащее с подобострастием — смесь весьма гремучую. Эту особенность в поведении агентов не мог не заметить и Самовозвеличенный, поэтому первый слой своего ближайшего окружения был им полностью заменен теократами. Оставался последний шаг: самому надеть лиловую тогу.

И вот, наконец, на глазах у почти пятисот подневольных гостей Лобсанг Пуритрам принялся исполнять роль главного участника сакрального обряда посвящения.