Самовозвеличенного пригласили спуститься с трона, пройдя семь ступеней тронной пирамиды. Внизу посвящаемого ждал круглый стол с пятью ритуальными шкатулками разного размера, хрустальной чашей с водой, а также двумя полотенцами.

Вокруг стола расположились пятеро теократов-манипуляторов, и каждый из них придерживал руками свою шкатулку. Еще двое заняли места по бокам Самовозвеличенного, и, наконец, перед самым столом с противоположной от Пуритрама стороны возвышался монах-жрец, теократ высшего храмового сана. На головах у всех посвятителей были черные треугольные шапочки с золотыми плащиками, прикрывавшими затылки.

Обряд начался с раздевания Самовозвеличенного. Его светский камзол и черную рубаху просто сбросили на пол. Обнаженного до пояса коротышку подвели к чаше с водой. Первый страж шкатулки попросил Пуритрама наклониться и окунуть голову в воду, затем из шкатулки было извлечено священное мыло, и теократ-манипулятор принялся аккуратно намыливать голову посвящаемого, при этом он дул на пену, и та, отрываясь от волос, летела в зал легким вихриком светящихся лиловых пузырей.

Далее к процедуре приступил теократ с бритвой, которую он также извлек из своей шкатулки. Постепенно перед завороженными зрелищем зрителями стал обнажаться рябой веснушчатый череп Самовозвеличенного. Ловкий теократ-брадобрей, казалось, одним своим указательным пальцем, упершимся в макушку Пуритрама, поворачивал его голову вслед за каждым движением священной бритвы. Еще несколько секунд, и в руки манипулятора взлетело полотенце. Свежеобритый, обсушенный и «шлифанутый» Пуритрам слегка пошатывался с закрытыми глазами.

Третий теократ извлек из шкатулки бутылек со священным ароматическим маслом. Плеснув на ладонь этой жидкости, теократ удостоил голову посвящаемого массажем под распевание молитвы.

Но вот и этот манипулятор отступил от стола, уступая место двум последним. Из недр большей шкатулки был извлечен… нет, это был не аппарат для нанесения татуировки… это были живые жалящие улитки — генетический изыск монахов Храма Лиловых Тог… Пуритрам отшатнулся и хотел что-то произнести, но в этот момент подал голос монах-жрец. Его металлический вибрирующий баритон оглушил Самовозвеличенного и поверг в сомнамбулическое оцепенение. Теократы-манипуляторы принялись облеплять голову Пуритрама священными улитками, и, пока звучал голос сановного посвятителя, улитки, впившиеся в кожу головы Пуритрама, безотрывно и довольно быстро ползали по ней, а также по лицу, оставляя красные, похожие на капельки крови следы…

— Посвящаю тебя, Лобсанг Пуритрам, в послушники Храма Лиловых Тог! — произнес жрец торжественно. — Меты этих священных улиток останутся на твоей голове на всю жизнь, на все время служения Господу. Прими свой долг и веру! Облачите его…

Теократы-манипуляторы сняли с головы Пуритрама улиток, и еще двое отворили последнюю, самую крупную из щкатулок, почти ларец, благоговейно извлекли из нее традиционное одеяние Храма — легкую лиловую тогу. Доселе безмолвствующий зал начал хлопать в ладоши сначала робко, а потом, по мере раздачи гостям подзатыльников и пинков агентами-надсмотрщиками, все сильнее и сильнее. Спектакль продолжался…

Вспыхнула и залучилась узорчатая иллюминация стен и сводов дворца. Публика колыхнулась: по периметру тронного зала раздвинулись плиты пола и из образовавшихся квадратных шахт выросли громадные цветки-фонтаны. Зазвучала тихая музыка…

Самовозвеличенный уже поднимался на тронную пирамиду со своей страшноватой татуировкой на голове и в лиловом облачении, когда раздался какой-то посторонний шум со стороны высокой ажурной аркады дверей, позади толпы.

Самовозвеличенный подозвал пальчиком одного из знакомых агентов, чью примелькавшуюся физиономию он запомнил.

— Что там происходит, быстро узнай!

Агент испарился и через минуту уже был подле Самовозвеличенного.

— К вам гость, господин, в сопровождении наших генералов Грифона и Пегаса, а также своей свиты, — доложил агент.

— Имя гостя?

— Мне не сообщили.

— Идиот! — рявкнул Самовозвеличенный.

— Служу господину! — ответил трудновменяемый агент.

Тем временем толпа стала раздвигаться по сторонам, образовав живой коридор. Распахнулись высокие двери. Процессия вошла в зал. Впереди, зыркая глазами по сторонам и шикая на всех без разбору, шагала неразлучная парочка братьев-генералов.

Самовозвеличенный прищурился…

Следом за генералами, в драгоценном камзоле, в шляпе с высокой тульей, шествовал не кто иной как Цезарь Шантеклер, легендарный правитель летающего острова. Не узнать этого человека Лобсанг Пуритрам не мог, так же как и большинство агентов-надсмотрщиков. Кто же, как не знаменитый Шантеклер, числился в вечной картотеке департамента в числе самых непредсказуемых политических игроков последних тридцати лет, чья же мифическая биография составляла предмет многочисленных практикумов спецслужб?!

В свите великого коллекционера шагало четверо одетых в одинаковые черные комбифренчи, с черными банданами на головах и в черных очках людей со шпагами, в эфесах которых красовались дивной красоты карбункулы. Узнать в троих из четверки бывших капитанов каравелл Лобсанг Пуритрам вряд ли смог бы, тем более ему совсем уж не пришло бы на ум, что именно так воплотилась мечта одного из телохранителей Шантеклера, бывшего пирата по имени Голиаф Сааведра.

Самовозвеличенный, свежепосвященный в высший монашеский сан Храма Лиловых Тог, нынешний диктатор Королевского Двора, коротышка Лобсанг Пуритрам подавил в себе нервное возбуждение, с утешением сообразив, что теперь на его «окровавленной» следами улиток голове и лице не будет видна ни бледность, ни алость, никакие другие признаки, выдающие беспокойство. Удивительно, но яд улиток лишил мышцы лица привычной мимической подвижности. По этой причине Самовозвеличенный решил взять изначально надменный с властными оттенками тон:

— Цезарь, ты пришел присягнуть мне на верность? Наконец-то! Насколько помню, ты всегда успевал в лучший момент. Воспользуйся им! Клянусь, это будет красивым продолжением моего праздника!

— Скорей, мой дорогой Лобсанг, я пришел, чтобы оказать тебе неоценимую услугу, — ответил Шантеклер со светской непринужденностью и жестом останавливая свою свиту.

— Не соблаговолишь ли снять шляпу?

— Ах да! — Шантеклер снял шляпу и небрежно бросил ее на пол. — Надеюсь, до моего скальпа дело не дойдет?.. Ты принял посвящение, Лобсанг, это мило. Надеюсь, тебе понравится лиловая тога, она ведь приподнимает человека над всем мирским и успокаивает разум, не так ли?

— Я думаю, Цезарь, что судить о том, что делает эта тога с человеком, будет тот, кто в нее облачен.

— Не сомневаюсь. Я просто хотел отметить, что она тебе очень к лицу. Мой камзол просто маскарадный костюм по сравнению с величием твоего парада! Прими мои поздравления!

— Наш разговор становится мне неприятен, Цезарь. Времена изменились, если ты заметил… Здесь больше нет Их Величеств королевских особ, а светский прием может легко обратиться в хорошую и крепкую мышеловку для неосторожных гостей… Так в чем же будет состоять твоя неоценимая услуга, если я не ослышался?

— Ты не ослышался, — сказал Шантеклер. — И конечно, у меня нет причины превращать наш разговор в тайное совещание, вокруг ведь только твои сподвижники…

Самовозвеличенный попытался наморщить лоб, сощурить глаза, но гримаса не прошла. Вся кожа на его посвященной физиономии была натянута как барабан.

— Ты совершенно прав, Цезарь, — Пуритрам решил наконец-то подняться на тронную пирамиду. — Продолжай…

— Ты, конечно, знаешь о провале десантной операции на Пестрой Маре и Второй Луне? И ты знаешь о том, какие потери понесли Лиловые Тоги, и ты, конечно, знаешь, благодаря чему утильщики и пираты одержали столь ошеломительную победу?

Пуритрам воссел на трон.

— Я знаю все, кроме последнего. Просвети нас… — Пуритрам чувствовал, как комок подступил к горлу.

— Все дело в этом… нейрозамедлителе времени, препарате, который изобрел Гильгамеш, нейрохимик, ваш бывший шут…