— Да, он этого явно хотел, Флавий, все правильно. Но я не ограничусь поисками дочери. Он получит войну, но не затяжную, а очень быструю.

— Я в этом не уверен, Сулла… Республика будет тянуть до последнего. У гильдии нет своего военного флота. Пираты разобщены. Марко Дереш, скорей всего, примет нейтралитет.

— Сейчас не может быть никакого нейтралитета, Флавий! До начала Приговора остается чуть более полутора лет. Строительство кораблей Спасения почти прекратилось. Все исчерпано: и ресурсы, и стимулы… Люди вообще отказываются работать на орбитальных верфях, и уже давно. Везде и всюду задействованы киберы…

— В таком случае люди не станут воевать. За что? Я бывший военный командир, Сулла. Я не хочу никакой войны. Я не вижу врага. Он для меня размыт, непонятен, абсурден, понимаешь? Если для меня собственная жизнь также абсурдна… я должен быть сумасшедшим фанатиком или законченным самоубийцей, чтобы взяться за оружие…

— А теократы? — не сдавался Сулла Мануситха. — Что это, по-твоему, за сила? За ними вера. Но если они начнут сжигать мирные корабли и города?

— Мы их не видели, Сулла. Но даже если у них есть что-то вроде обученной армии, даже если у них есть подобие флота, их могут воспринимать как посланцев всевышнего…

— Чушь, Флавий! У этих посланцев что, крылья за спиной, или может быть, они вооружены эфирными стрелами вместо лазерных пушек и боевых квантайзеров! Они сбесившиеся фанатики с извращенными духовными ценностями. Надеюсь, люди успеют это понять.

— Надеешься? Надейся. Я думаю иначе.

— Ты думаешь иначе… Значит, ты со мной не пойдешь?

— Я уже иду с тобой!

— Так в чем же дело, Флавий?

— Дело в разуме, Сулла. Он протестует и постепенно сдается.

— Мой разум не сдается. Смотри на меня…

— Я смотрю, я давно смотрю… Ладно, господин изгнанный политик, что ты намерен делать?

— Мне нужен Шантеклер. Мне нужны его взломщики. Мне нужна информация. Ты можешь найти Цезаря? Где сейчас его остров? Не может быть он сейчас где-то далеко… Я точно знаю… Старый бродяга продолжает собирать свою коллекцию.

— И ты станешь просить у него помощи?

— Да, стану. Я хочу, чтобы он помог мне найти Делию и помог свергнуть Лобсанга.

— Интересно, с какой стати ему тебе помогать?

— Цезарь знает, с какой… Ты думаешь, кто создавал проект его гениального корабля-острова? Было два проекта… Первый — Лаборатория. Ее начали строить, еще когда меня не было на свете. Второй — летающий остров-астероид. Оба проекта осуществил Тайный орден ученых. Цезарь не все знал. Цезарь был чертовски богат и честолюбив, а у ордена было время и силы. По какому-то удивительному озарению он занялся тем, что стал собирать на свой остров ученых именно из числа тайного ордена. Сейчас у него лучшие мозги системы, не все, я поправлюсь… Будет правильным, Флавий, окружить его еще и лучшими воинами. У Лобсанга теократы, а у нас будут пираты.

— Как все это цветастое отребье научить воевать за идею, Сулла?

— Научим, Флавий, и ты мне поможешь в этом. А воевать больше не за что, потому что все остальное обесценилось. Все, кроме мысли о спасении. Пираты защищают утильщиков, а у гильдии — лучшая инженерная база в системе. Лобсанг рвется к ним, прежде всего к ним. Республика станет на нашу сторону. Ей тоже нужны утильщики. Кто первый в системе создал кибер-рабочих, кто поставлял их во все миры? У гильдии тысячи и тысячи новейших технологий, но у нас тоже есть кое-что, и очень серьезное…

— Что это, Сулла? — спросил Флавий с нарастающим интересом. Грусть и досада начали, наконец, сходить с его лица.

— Нейроквантовый замедлитель времени. Я в него не поверил, но сейчас…

— Что он собой представляет?

— Новую эру человечества, черт возьми! И никак не меньше!

— Ты уверен в том, что сейчас сказал?

— Уверен! — Сулла взялся распушать пальцами свою знаменитую шевелюру. — Я хоть и похож на необветренный одуванчик, — пошутил он, — но я уверен! Поэтому давай искать Шантеклера.

***

Это могло сойти за сумасшествие. Все попытки снять хоть какую-нибудь информацию с бортового кибертера ни к чему не приводили. Бортовик просто не слышал людей. Не воспринимал ни одного их слова.

Вопросы о хронометраже, о курсе, о навигационных параметрах, о состоянии корабля, о работе двигателей, даже банальные вопросы на предмет тестирования логических соответствий — оставались безответными.

Корабль куда-то летел. Но куда? Работали дисплеи, работали все системы, но ряды цифровых кодовых колонок не менялись, шкалы электронных астронавигаторов и карты не менялись. Привычный легкий гул в корабле прекратился напрочь. Фрегат летел, жил и работал, но эта его жизнь и полет словно погрузились в вакуум безмолвия.

Дарий понял, что следует отказаться от словесного общения с бортовиком и обратился к обычной клавиатуре. Затаив дыхание, он стал насколько возможно медленнее набирать клавишами свой вопрос. Вопрос звучал так: «Корабль, где мы находимся?» Вопрос на экране не высвечивался…

Дарий позвал Терцинию и показал на экран.

— Ничего, ты видишь… Как думаешь, он услышал вопрос? Почему он не отвечает?

— Он услышал и отвечает, но слишком медленно. Уверена, что минут через двадцать ты увидишь на экране первую букву. Если подождешь еще столько же — увидишь вторую… Глядишь, до конца действия препарата удастся прочесть что-нибудь осмысленное. Это парадокс, Дарий, парадокс нейрозамедлителя. Мы ничего не можем поделать… Все внешние физические процессы на корабле для нас сейчас отсутствуют. Доктор Гильгамеш предупреждал о таких возможных эффектах. Смотри! — она достала из кармана золотую монетку в сто королевских цехинов и, отведя руку в сторону, отпустила монетку, просто разжав пальцы, — монетка застыла в воздухе, легла на него так, словно воздух был твердой поверхностью. — Видишь! — Терциния засмеялась. — Мы разговариваем, слышим друг друга как всегда. Для нас ничего не изменилось, потому что мы в одном нейроквантовом поле, но вот окружающее нас пространство… для него мы словно перестали существовать. Бортовик имеет в рубке визоры, и что же? Ему недолго было бы сойти со своих кибейронов! Вот, представь, минуту назад у него были люди, был пилот, штурман, и вдруг испарились, канули в небытие… Кстати, мы ведь не предупреждали его о том, что будет проходить эксперимент. Знаешь, я боюсь, он даже может запаниковать и натворить чего-нибудь…

Дарий Скилур, хоть и был повергнут в шок от всего происходящего, но голосу разума в себе потеряться не позволял.

— К счастью, дорогая, — сказал он, — кибертеры не могут отменить заданную им программу. Это правило контроля работает уже лет сто!

— Надо же! — удивилась с улыбкой Терциния. — Никогда не знала о таком или забыла… Одно из двух, — заключила она, заключая его, сидящего, в объятия, звонко целуя в щеку.

— Убрать жалюзи с обзорных витражей, или обойдемся экранами? — спросил он, не подумав, и ответиил ей тем же поцелуем.

— Попробуй! — она распрямилась, а он, крутанув кресло, развернулся к ней спиной. — Ты не боишься?

— Что ты имеешь в виду?

— А вдруг мы уже в другом мире… где нет нашей погибающей звезды, где цветущие планеты, которым не нужна терраформация, где не нужны спецслужбы и люди не прячутся в глубокие норы и не запираются на кодовые замки… Где мы можем быть счастливыми… Жить на берегу сиреневого океана и через каждые три часа встречать восход новой луны…

— Мечтаешь… — пробурчал он. — А серьезно?

— Одно из двух, — снова повторила она и сама очень медленно потянулась к кнопке управления жалюзи. — Либо страх убивает человека, либо человек преодолевает страх! Вот скажи, откуда нам знать, что в нейроквантовом поле с внешним миром надо обращаться очень бережно и воздействовать на предметы очень осторожно, откуда мы это знаем? Разве у нас может существовать память о таких состояниях?

— Не знаю, — ответил Дарий. — Даже предполагать боюсь. А откуда у Гомера память об истории других цивилизаций? У него целая память, а у нас пока только инстинкты…