— «Не строй из себя героя. Ты не такой».

— И какой же?

— «Ты один из нас. Так будь подобен тому, кем ты есть. Будь…

…безликим».

«Нет чувства более дурацкого, чем надежда: оно лишает нас не только воли, но и способности соображать»

Жалобная книга, Макс Фрай

После разоблачения Олега, Элеонора оказалась во власти полиции, прокуроров и адвокатов. И разумеется родителей. Соловьевы пребывали в смешанных чувствах. Ведь их дочь ещё с начальной школы была послушной тихоней от которой ничего не ждали. Как успеха, так и неприятностей. Эдакая послушная фарфоровая кукла, которую хоть на полку ставь. Отец Элеоноры хоть и жил затворченской жизнью, но имел разумную голову на плечах и большие связи, как и Неонилла — мама Элеоноры. Поэтому с горем пополам удалось раздобыть профессиональных адвокатов, нужную сумму денег, набраться терпения и отстоять в нескольких судах.

Элеонора обвинялась в сотрудничестве и сокрытии нескольких преступлений другого лица. И если данное преступление называлось «групповым», то адвокат Элеоноры сразу заверил, что в групповом преступлении должно быть не менее трёх нарушителей. Поэтому все действия Элеоноры были приравнены к хулиганству и вандализму. А что до Олега, то бишь Оффендера — это было совсем другое следствие о котором полицейские и детектив умалчивали. Ведь кто захочет иметь дело с неизвестным существом. И вообще хорошо, что «оно» ушло. Итак, вернёмся к Элеоноре. Первоначальное наказание для неё было настроено на ограничение свободы в три года. Адвокаты и судья рассмотрели все детали и нюансы, и под общим вердиктом вынесли приговор на домашний арест в срок два месяца. Так Элеонора и осталась в заключении четырёх стен, без какого-либо выхода в мир (включая и интернет) и под надзором родственников.

***

Прошло два месяца. Элеонора, наконец, оказалась на свободе. Вырвавшись из опекунства, она вернулась в свою квартиру и продолжила жить самостоятельно. Но вот…Была ли та свобода желанной? Ведь налоги никто не отменял. А это значило лишь то, что вновь придётся искать работу, чтобы обеспечить себя. Вновь придётся жить и работать на нелюбимой работе. И единственное, что могло красить вечера — это книги или просмотр сериала. В любом случае, после двухмесячной изоляции, интернет для Элеоноры стал спасательным кругом. Но надолго ли?

Три недели спустя

Элеонора видела Оффендера в сигаретах и алкоголе. В каждом лепестке розы. День за днём, посещая один парк за другим, она задерживалась после работы на скамейке до самого поздна. Ощущение того, что Оффендер сейчас скрывается за одним из деревьев не покидало её ни на миг. Порой, когда Элеонора закрывала глаза, возникало ощущение словно он касается её волос, нагибаясь к уху и начиная что-то неразборчиво нашёптывать.

Она закрылась от всего мира в своей реальности. Алкоголь стал обыденностью, запах сигарет присутствовал у носа каждый раз, как она зажжёт зажигалку. Маленький огонёк то появлялся, то потухал у рук. А звук щелчка становился приятной мелодией для ушей, которую хотелось слушать снова и снова.

«Дзынь. Дзынь», — раздалось из дверного звонка. Вторую неделю мать Элеоноры не посещала дочь. Неонилла переминаясь с ноги на ногу стояла за дверью.

— Кто там? — послышался голос дочери за дверью. Матушка сразу оживилась.

— Элеонора, это я! Открой, пожалуйста.

Стали слышаться звуки ключей и открывающегося замка. Первый разворот, второй, и дверь со скрипом отворилась. Перед Нелей стояла бледная Элеонора в потрёпанном спортивном костюме и шрамах на руках. От увиденного она ахнула и вошла внутрь.

— Что происходит? Почему ты не отвечаешь на звонки? И… — замялась матушка, разглядывая дочь. — Что с тобой? На тебе живого места нет, — в ужасе произнесла она, касаясь правой руки, но Элеонора резко её отдёрнула, стараясь скрыть все ранения.

Элеонора с поникшим взглядом старалась подобрать хоть какие-то слова, но в голову не приходило ни единой идеи. Она молчала около минуты, глядя по сторонам.

— Я это сделала, — на глазах матери виднелся страх. — Снова сорвалась. Прости, — виновато призналась Элеонора.

— Зачем ты это сделала?

Не разувшись, Неля прошла на кухню: первое, что ей попалось на глаза, были пустые бутылки из-под пива, вина и различного другого вида алкоголя. Дальше глаза метнулись в сторону стола: на нём стояли полностью забитая и грязная пепельница из-под сигарет, грязные, немытые тарелки и стаканы. Матушка осмотрела ванную комнату и спальню, и лишь в них было не всё так страшно, как на кухне. А Элеонора всё продолжала стоять, молчать и смотреть куда-то в сторону, словно немая. Её глаза были потухшие и безжизненные. Это очень не понравилось матери, и та снова задала предыдущий вопрос дочери.

— Я сорвалась, — тихо произнесла Элеонора, отворачивая взгляд от строгих зелёных глаз.

«Ну же. Давай. Скажи, что это всё сплошной бред и что моё состояние пройдёт. Скажи, что мне лишь нужно найти работу и всё наладится. Скажи мне, что нужно просто жить. Я готова к лживой надежде»

— Так дальше дело не пойдёт, — ответила мать, поправляя на плече небольшую жёлтую сумочку. — Ты либо берёшься за голову, либо опять переезжаешь к нам.

— К вам? — Элеонора была ошарашена. Зрачки резко расширились в удивлении. — Ты это сейчас серьёзно? — она нервно засмеялась. — Не-ет. Уж увольте, но я не стану снова с вами под одной крышей жить, — Элеонора резко развернулась и направилась в сторону кухни.

— Элеонора, — матушка строго позвала дочь. — Элеонора, прошу, поговори со мной, — она пошла следом. — Мне не нравится то, как ты живёшь. Оглядись, — Неонилла махнула рукой в сторону пустых бутылок и грязной посуды. — Разве это нормально? Забыла, как живёт твой папочка? Тоже так хочешь?

«Заткнись. Не смей упоминать этого чёртова пиздабола. Я не он»

— Какая тебе разница как я живу?

— Ты моя дочь.

— Ах, вот оно как, — Элеонора чувствовала как вся накопленная злость и ненависть начинали понемногу извергаться словно вулкан. — Теперь ты так заговорила, мама, — она развернулась лицом к женщине. Её голос звучал немного выше прежнего. — А не ты ли говорила, что если я начну пить, то ты выселишь меня?

— Разве, по-твоему, нормально пить в таких количествах?

— Нет, не нормально.

— Тогда почему ты пьёшь?

— Потому что я ненавижу себя, мама! Я ненавижу себя за то, что я дочка больного шизофреника. Я ненавижу себя за то, что родилась на этот свет, я ненавижу, когда ТЫ упоминаешь отца! Я не выношу, когда при виде меня и отца говорят, что я очень похожа на него! Я ненавижу это! — Элеонора уже не могла остановиться, и безумная истерика взяла над ней верх. Хотелось что-то взять и кинуть в стенку, но она держалась, как только могла.

— Дорогая, — серьёзным, но мягким тоном начала говорить Неонилла. — Прошу, успокойся. Не хочешь жить со мной, тогда поступим по-другому, — Элеонора ощутила, как волна гнева начинала затихать. — Ты обращаешься за помощью, приводишь свои мозги в порядок и продолжаешь дальше самостоятельно жить. Деньгами я тебя обеспечу, даже помощь знаю, где взять. Только, пожалуйста, разберись в себе.

— Предлагаешь снова обратиться к психологу? — Элеонора вновь ощутила прилив гнева. — Опять?

— С твоим состоянием я вижу обязательный поход к психиатру. Это для начала, — послышался приглушённый жуткий смех Элеоноры.

«Как жалко всё это выглядит. И смешно»

— Что смешного?

— Мне никто не поможет. И психиатр тоже, — спокойно произнесла Элеонора. — Уже поздно, — шёпотом произнесла она.

«Нужно было раньше обращаться за помощью, мама. Теперь поезд уехал. Пока-пока»

По кухне вновь прошёлся ехидный смех.

— Значит так, — грозные зелёные глаза матери сверлили взглядом обезумевшую дочь. — Я записываю тебя на сеанс к психиатру, а он пусть сам решает, что с тобой делать.

Элеонора ехидно улыбнулась. Она провела взглядом уходящую из кухни женщину. Хлопнула дверь и Элеонора осталась наедине с мыслями.