Мэри снова утыкается в альбом, переворачивает страницу и начинает рисовать что-то другое. Из приоткрытой форточки ощутимо поддувает, и Майкл встаёт закрыть её. Мэри в лёгкой футболке, простынет ещё.

– Да, что я там говорил? А, ну да, о поставке. Девушка там извинялась что-то, но мне нужны были не извинения, а какие-нибудь предложения, что же делать. Я её прервал на полуслове и стал узнавать, что же произошло. У них не оказалось нужного количества на одном складе, а со второго нужно везти, и свободной машины нет. Пришлось, в общем, мне ехать на другой конец города, чтобы забрать алкоголь самому. Больше я вряд ли свяжусь с этой компанией. Умеют они трепать нервы, скажу я тебе! – Заканчивает Майкл, качая головой.

Мэри поднимает глаза на него, моргает, взмахивая ресницами, и, оторвав верхний листок альбома, протягивает ему. Майкл с любопытством смотрит на нарисованные бочки с вином, стул с силуэтом человека, сидящего спиной, и тянущийся к нему шнур как от взрывного устройства. Отличная метафора, облечённая в картинку.

– Спасибо. Да, я так себя и чувствовал, – убеждённо заявляет Майкл, улыбаясь краешком губ. Мэри улыбается в ответ, закрывая альбом и вытягиваясь на койке.

Она продолжает смотреть на него с интересом. Поэтому Майкл принимает это за приглашение продолжать рассказ. Попутно убирает рисунок к себе в карман пальто, сложив вчетверо.

– А я тебе рассказывал про Алекса? Не помню, если честно, что мы обсуждали, а что нет. Вот про твоего жениха, МинУ, помню – говорили. Ой, – спохватывается он, – прости. Я не хотел.

Майкл с опаской кидает взгляд на Мэри, но та спокойно слушает его, не выдавая никаких негативных эмоций по поводу упоминания своей бывшей половинки.

– Так вот, Алекс. Мы с ним познакомились уже очень давно – увлекались одной музыкой, ходили на одни и те же сходки. Даже пару песен вместе записали. Как меня… как я оказался в Сеуле, он сразу ко мне пришёл. И бар – это была его идея. Знаешь, что он сказал? «Привязанности меняются, вкусы людей тоже, а вот желание расслабиться за стаканчиком после тяжёлого трудового дня всегда остаётся» Думаю, он прав. Во всяком случае, пока что сметы подтверждают его слова. И мне нравится этим заниматься. Я сделал бар, о котором всегда мечтал. Нужно не забыть сфотографировать его для тебя, – говорит Майкл, замечая, как оживляется, но в этом нет ничего необычного – ему действительно очень нравится то, чем он занимается. Он искренне гордится своим заведением. – Потому что я могу описать словами, но это надо видеть.

Мэри кивает и улыбается глазами.

– Я тебя не утомил разговорами? – волнуется Майкл, замечая какой уставший у неё вид.

Мэри отрицательно качает головой, а Майкл не удерживается и тихо замечает.

– Жалко, что ты не разговариваешь, я бы с удовольствием послушал тебя.

На этой ноте к ним возвращается Тэхён. Майклу даже говорить ничего не требуется, он сразу всё понимает, поднимается со стула, говорит: «До встречи» и направляется в сторону выхода. Тэхён идёт вслед за ним, спрашивая о том, всё ли нормально.

– В высшей степени, – заверяет его Майкл и добавляет, – я приеду в следующий четверг. Постараюсь без опозданий.

Доктор желает ему хорошо добраться и, забрав ключи от кабинета, уходит.

Майкл выходит в сад перед клиникой и ещё полчаса сидит на одной из скамеек, переваривая в себе сегодняшнюю встречу с Мэри. На сердце у него так легко, будто он птица и летит сквозь облака, а не человек, ходящий по земле. Может быть, в этом виновато приятное общение – монолог. Но Майкл больше склоняется к версии, что виновата сама Мэри. Старые чувства, кажется, несмотря ни на что вспыхивают в нём с новой силой. Совсем не вовремя. Мэри сейчас и так слишком уязвима, нельзя допустить, чтобы она о чём-то догадалась. Да и Тэхёну лучше не знать. Посещения могут запретить, если кто-то узнает, что на самом деле связывает его и Мэри.

Только когда руки начинают стынуть без перчаток и нос предательски хлюпать, Майкл вызывает машину.

Выйдя на работу на следующий день, Майкл первым делом достаёт телефон и делает несколько фотографий, чтобы было что показать Мэри. Они расстались на плохой ноте, но сейчас, благодаря этим визитам в клинику, ему кажется, что они становятся ближе. Майклу очень нравится это чувство нужности. Хоть оно и продлится, вряд ли, долго. Но оно нужно самому Майклу.

С первым же приездом в клинику ему стало чуть легче. Мэри перестала мерещиться ему по утрам, перестала являться во снах и молчаливо наблюдать за ним. Она перекочевала в реальную майклову жизнь и это оказалось не настолько криповым, каким должно было бы быть, если бы не стёртая память Мэри.

Майкл решает забить и не морочить себе голову раньше времени. Настанет момент, когда откладывать дальше нельзя будет, тогда и подумает о том, что же делать. Пока что он принимает волевое решение не думать об этом. Благо, по работе ему и так есть над чем ломать голову.

Мэри снится, что грудную клетку словно сдавливают со всех сторон. Тяжело и больно дышать. Чувство одиночества и невыносимой тоски заполняет всё её существо, и вроде как это ей снится, но ощущения реальнее чем те, когда она бодрствует. Мэри еле сдерживается, чтобы не скулить, как побитая собака. Так дерёт изнутри.

Она открывает глаза и видит пальмы. Ярко-зелёная листва практически заслоняет небо, оставляя только парочку щелей, сквозь которые пробивается ядрёное, не похожее на сеульское, солнце. Мэри жмурится от рези в глазах и опускает взгляд ниже, провожая ветви с крупными листьями и толстые чешуйчатые стволы. Краски на этот сон не пожалели. Мэри впитывает в себя оттенки изумрудного и салатового, пока смотрит на зелень под ногами – острые наконечники травы и извивающиеся лианы. Изредка, островками, виднеются не менее яркие цветы – голубые, розовые, жёлтые.

Мэри словно попадает в свои картины, наблюдая за богатством красок. Она идёт вперёд, продираясь сквозь плотную листву и запутываясь ногами в лианах, чтобы узнать куда же она попала. В нос бьёт концентрированным запахом каких-то сладких соцветий, зелени, а ещё влаги. Мэри вдыхает жадно, пытаясь заполнить воздухом лёгкие. Она сдирает в кровь локти и плечи, которые не скупясь оглаживают широкие листы и немилосердно хлещут ветки. Но физическая боль не идёт ни в какое сравнение с духовной. Заживить кровоточащие раны возможно, а вот раздвинуть грудную клетку, чтобы не давило так сильно, чтобы не было так тяжело на душе – из области фантастики. Не зря последняя всегда не нравилась Мэри. Слишком неправдоподобная.

Пробираясь сквозь тропический лес, Мэри в какой-то момент будто выныривает из озера на поверхность, замечая впереди, в щелях между деревьями, синюю даль. Она ускоряет шаг и вскоре буквально вываливается из стены листвы, падая на колени в песок. Шум листвы и леса остаётся позади, а на замену ему приходит грохот разбивающихся о скалистый берег неподалёку волны. Куда ни глянь – вода. Голубая, лазурная, с зеленоватыми и синими оттенками. Красиво, как на картинках в интернете, где рядом с таким изображением пишут что-то вроде «Незабываемый отдых на Карибах». Но почему-то глядя на этот пейзаж у Мэри в горле поднимается комок и хочется уже не только скулить, а рыдать в голос. От безысходности и нечеловеческой, звериной тоски.

Просыпается Мэри разбитая и с мокрыми глазами.

В четверг Майкл приезжает вовремя и сразу после завтрака ждёт Мэри в палате. В комнате пусто и пахнет какими-то благовониями, а не, как везде в клинике, лекарствами. И уж насколько Майкл не особо внимательный человек, но даже он замечает это отличие. Как и то, что кроме запаха в палате ещё произошли изменения: на подоконнике появился горшок с цветами, и один из стульев исчез. Пока Майкл вспоминает и сопоставляет данные у себя в голове, Мэри бесшумно заходит в дверь, чем сильно пугает его. Кошки со своими мягкими лапами и то двигаются громче.