Эту историю год назад в Инстаграме рассказала женщина, пожелавшая остаться неизвестной.

Я знаю о ней только то, что ее зовут Майя. Живет она в небольшом городке на Волге. У нее трое детей, и она вдова.

Ее рассказ – с одной стороны, простой и бесхитростный, с другой – очень яркий и искренний, – потряс меня.

Имеет ли вдова право на счастье и любовь?

У Майи один ответ, у окружающих – другой.

Вместе со мной историю читали еще около двухсот женщин, многие из них тоже были вдовами. Их комментарии подтверждали, что все, о чем пишет Майя, глубоко откликается в каждой из них.

Когда рассказ был окончен, и читательницы написали свои финальные отзывы, я поняла, что надо сделать все возможное, чтобы как можно больше одиноких женщин прочитали эту историю и получили утешение, поддержку и веру в позитивное будущее.

Замужним женщинам тоже этот рассказ будет весьма полезен, чтобы вновь научиться видеть и слышать своих супругов и ценить время, проведенное вместе с ними.

История публикуется с письменного разрешения Майи.

1

Скажу честно: это не моя фотография. Увидела ее в интернете и сразу почувствовала, что она про меня.

Не хочу показывать здесь свое лицо.

Но не потому, что я страшная. Нет, многие считают меня красивой.

Просто боюсь, если набегут знакомые, я не смогу рассказать всё так откровенно, как мне хочется.

А вот имя действительно моё. Решила его не менять. Мало ли в мире Майй?.. Меньше, конечно, чем Свет или Лен. Но все-таки, я думаю, достаточно, чтоб не подумать сразу же на меня.

Мой муж утонул на рыбалке шесть лет назад, весной 2014-го.

Лед уже был непрочный, а он на снегоходе…

Очень хорошо шёл судак. Я ему говорила, что хватит уже – полная морозилка.

Но они с племянником решили ещё раз съездить и закрыть сезон. Племянник позади сидел, успел спрыгнуть. А Валера крепко, видать, за руль держался.

Тело так и не нашли… То ли где-то в корягах запутался, то ли течением вниз быстро уволокло…

Сколько дней я той весной на берегу провела. Загорела, как индеец. Спать ложилась, а в глазах рябь от воды…

Сыновья тоже со мной смотрели. И я больше всего тогда боялась, что мы его все-таки найдём. И запомним навсегда жутким.

Алёнка тоже просилась, но, конечно, мы ее не брали.

Не нашли. И нет ни могилы, ни памятника…

Никто не знает, что я его поминаю у Неизвестного солдата. Хожу по аллеям и смотрю, как он там стоит грустно за деревьями…

Особенно первую свою одинокую весну 2015-го часто туда ходила. Как будто на свидания. Даже волновалась немного.

Потом решила, что пора заканчивать с этим, пока с ума не сошла. Детей же ещё поднимать.

В России вдов много. В энциклопедическом словаре написано: «Вдова – ущербная социальная позиция»…

А вот галигдой я стала позднее. Когда рискнула оспорить свою ущербность.

Об этом и собираюсь тут рассказать.

2

Тот, кто терял близких людей, знает, какая черная дыра остаётся после их ухода.

Мне все казалось, что в пространстве есть свободное место для моего мужа.

Как будто он невидимка.

Хотелось накинуть какую-нибудь ткань на его стул на кухне, чтобы – раз – и обрисовалась бы его фигура.

Ночью иногда просыпалась и смотрела на его подушку.

Я в тот день почему-то не застелила постель.

Было воскресенье. Валера уехал с утра, я ещё лежала. А часа через три мне уже позвонили…

Вечером я увидела, что на подушке так и осталась вмятина от его головы.

Я долго ее не трогала. Месяц точно.

Потом сестра без меня взбила эту подушку и бросила наволочку в стиральную машину.

Его одежду я убрала из шкафа только к концу лета.

А его номер так и не смогла удалить из контактов. Только когда уже сломался телефон, я не стала переносить в новый.

Не подумайте, что я смакую подробности или пытаюсь кого-то разжалобить.

Мне бы очень хотелось все это забыть. Ну или хотя бы, чтоб как-то поблёкло в памяти.

Шесть лет уже прошло.

И все равно иногда обожжёт картинка из того мартовского дня. Как рыдали мои почти большие Вадик и Данил. Как Алёнка лежала на диване в залитой солнцем комнате и листала книжку. И как после слов "папа умер" подтянула под себя коленки и слепо уткнулась лицом в ладошки…

В общем, ой…

Вот думаю, может, если всю эту историю как следует рассказать, то она меня немного отпустит.

И станет уже, наконец, ИСТОРИЕЙ!

А я пойду куда-нибудь дальше…

3

Вся ответственность за детей теперь лежала на мне. Пожалуй, это меня больше всего пугало в положении вдовы.

Раньше мы вместе переживали, когда они болели. И где-то в дальних закоулках мозга я знала, что если, не дай Бог, случится что-то страшное, то мы с мужем поделим горе пополам.

Радоваться за их удачи теперь буду я одна. И с окончанием школы только я буду поздравлять. И на свадьбах родительское слово говорить…

Эта детская потеря отцовской поддержки была для меня ужасней своей личной потери мужа… Хотя я была еще довольно молода – всего тридцать девять.

Мы тогда жили в двухквартирном доме на окраине нашего городка. Нам принадлежал большой участок с баней, гаражом, мастерской.

Валера со старшим Вадиком без конца что-то строили. Самодельный вездеход. Катамаран. Куча приспособлений для мотоблока: и картофелесажалка, и копалка, и снегоуборка.

Второй сын Даня не очень любил ручной труд. И тогда, и сейчас. У него любимое занятие – компьютерные игры.

А старший постоянно с отцом вместе был.

Я тихонько выходила вечерами и заглядывала незаметно в мастерскую: что Вадим там теперь в одиночестве делает?

Иногда он просто сидел и смотрел на верстак. Иногда что-то колотил.

Дома мальчишки упорно не показывали мне своих переживаний.

В том году Вадику было 15 лет, Данилу – 13, Аленке – 6.

С дочкой пришлось тем летом съездить к детскому психиатру. Она стала очень пугливой. Только начинало темнеть, она начинала плакать и просить, чтоб мы скорее задергивали окна. Алёнка боялась, что там ходит охотник, который в мультике застрелил маму у олененка Бемби. И опасалась, как бы он не застрелил и меня…

Ночью дочь стала плохо спать. По утрам часто плакала и боялась рассказывать сны.

Три лекарства нам тогда назначили.

Ну и рисунками ещё от страхов избавлялись.

Знаете, наверное, этот приём? Рисуем страхи. Потом всячески издеваемся над ними – черкаем, пририсовываем смешные детали, потом комкаем и сжигаем.

Мы ещё говорили, чтоб дым улетал на полуостров Юкатан:). Алёнке это слово понравилось, с котами его связывала.

Хорошо помогло, кстати. За осень она у меня успокоилась.

4

Я с детства не люблю, когда меня жалеют.

Чужое сочувствие меня лишает сил.

Не знаю даже, почему я так не любила с самого детства показывать свою боль…

Помню, как-то дурели с папой. Он за мной ползёт на коленях, я с визгом убегаю и, не разбирая дороги, влетаю под стол. Лбом о столешницу. В глазах звезды, но изо всех сил кричу: «Мне не больно»! Папа подхватывает на руки, подбегает мама. Участливо спрашивают, трогают лоб, целуют. И вот тут – фонтан слез.

Когда прошёл первый шок после смерти мужа, когда мы всей роднёй отгоревали и отплакали, и я более-менее начала приходить в себя, меня стали раздражать сочувствующие.

Особенно те, кому я невольно помогала почувствовать их собственное благополучие.

«Какая несчастливая у тебя судьба!» – как бы от всего сердца и с печалью в голосе сказала мне одна коллега.