– Так ты был в стране Аль Син? – спросил он у юноши, дождавшись, когда тот закончил. – Тогда понятно, почему Булан бей охотился на тебя.

Анастасий резко обернулся и тут же поморщился от боли в утыканной иглами руке.

– Булан бей потратил время зря. С таким же успехом он мог бы расспрашивать тебя или твоих соотечественников, служивших басилевсу, о секрете греческого огня.

– О каких секретах идет речь? – заволновались собравшиеся. По удивленным лицам было видно, что, хотя никто ничего не понял, всем очень интересно.

– Несколько веков назад, – охотно пояснил молодой ромей, – жители Аль Син изобрели удивительный огненный порошок, обладающий такой разрушительной силой, что с его помощью можно побеждать целые воинства и превращать в руины каменные стены. Говорят, способ его изготовления очень прост, но он держится в таком секрете, что удивительно, как сами хранители его не забыли.

– С таким же тщанием они берегли секрет изготовления шелка, – недобро усмехнулся Лютобор. – Однако вы, ромеи, нашли все же способ вывезти к себе на родину шелковичных червей.

Взгляды Анастасия и русса встретились, как две тучи в грозовом небе. Сверкнула молния. Как ни сильно Лютобор считал себя обязанным бывшему хазарскому пленнику, любой благодарности имеется свой предел. Анастасий это понял и перешел к защите.

– Это совсем другое дело! – возмущенно воскликнул он. – Шелк – великое благо, таить которое от людей просто грешно! Он не только дарует телу прохладу, но и предохраняет его от появления распространяющих болезни паразитов и насекомых. Что же касается огненного порошка, то я дорого бы дал, если бы люди вовсе забыли о нем, как, впрочем, и о других способах убивать себе подобных. Неужто им мало гнева стихий, превратностей судьбы, злокозненных хворей?

Пока Анастасий произносил эту пламенную речь, язвящее железо во взгляде русса спряталось в ножны. Молодой ромей избрал в жизни иное служение, и его преданность своему делу не вызывала сомнений.

– Я готов поверить тебе, – медленно проговорил Лютобор. – Однако, нет дыма без огня. Если ты действительно ничего не знаешь, то чего же добивался от тебя Булан бей?

При воспоминании о «гостеприимстве» хазарского посла, по лицу Анастасия пробежала дрожь.

– Булан бей – просто невежественный варвар! Он принял за секретный порошок горный бальзам и другие снадобья, которые, я вез с караваном к себе на родину. И никакие доводы не могли его убедить, что это не так!

Критянин замолчал, Лютобор тоже не говорил ни слова, видимо, обдумывая сказанное, только Малик, крутился по берегу, с интересом обнюхивая лежащие на песке иголки. Наконец русс скользнул глазами по помеченному свежим рубцом плечу Анастасия, видимо, вспоминая немыслимый побег, осуществленный не без его участия, затем веско проговорил:

– В таком случае я рад, что тебе удалось от него уйти до того, как ты его разубедил.

* * *

Испугалась ли сидевшая в плече Анастасия хворь чудодейственных игл или просто решила, что пришло время уходить, но через день ромей пришел к Торопу, держа в руках два деревянных меча.

– Я видел, ты неплохо фехтуешь, – начал он немного смущенно. – Ты не мог бы поупражняться со мной? Хочу проверить, действительно ли рука слушается. Я собирался обратиться к твоему наставнику, но, похоже, он сильно занят.

«Как же! – подумал Тороп. – Занят он! Мается от безделья в ожидании Кегеновых людей, коротая время в наставлении племянников да отрока. Просто ты, дружок, все еще боишься, что он тебе за Мураву голову даже деревянным мечом снесет!»

Они отошли ближе к берегу, где в этот час было почти безлюдно и веяло какой-никакой прохладой. Мечи взметнулись в воздух и начали выстукивать частую, хотя и не очень ритмичную дробь, напоминавшую не то разговор дятла с сосной, не то беседу пастуха с сигнальным барабаном.

Поначалу Тороп своего противника жалел. Не годится показывать свое превосходство над человеком, который только что оправился от раны. Хотя Анастасий и показал себя настоящим удальцом при встрече с туром, мерянин отлично помнил, что во время своих головоломных прыжков он, насколько это было возможно, руку правую берег и на нее ни разу не опирался. Да и боярышня не давала ему пока никаких обещаний или принятых у любящих залогов.

Но очень скоро выяснилось, что ни о какой жалости не может идти и речи: самого бы кто пожалел! Неизвестно, кто учил Анастасия рубиться, но дело свое он знал отменно, да и больная рука ромея работала от кисти до подмышки так, словно ее заново отковали из металла...

– А, ну! Дай ка, я теперь попробую!

Наставник отобрал у Торопа меч в тот момент, когда он приготовился потерпеть от своего противника сокрушительное поражение.

«Сейчас убьет!» – мелькнуло в голове у Торопа, когда Лютобор встал в позицию, вызывая ромея к борьбе.

Но переливчатые глаза русса смеялись.

– Где это ты так ловко научился? – поинтересовался он, напористо наседая на Анастасия.

– Я тоже ходил на боевом корабле под командой Никифора Фоки! – отражая выпад за выпадом, отозвался тот. – И защищая свободу родной земли, держал в руках не только ланцет!

Лютобор погонял его немного, потом передал подошедшему вместе с ним младшему брату. Однако, с Аяном молодой лекарь рубиться не стал. Отразив несколько выпадов, он опустил меч и, переведя дух, неожиданно сообщил:

– Я могу вылечить твою невесту.

– Что?!!

Две пары сильных рук сгребли парня в охапку.

– Я могу вернуть Гюльаим зрение!

– Врешь!

– А почему раньше молчал?

Анастасий посмотрел на братьев, и лицо его сделалось серьезным:

– Не хотел понапрасну обнадеживать, – сказал он. – Глаз – материя тонкая, тут обе руки здоровые нужны! Это вам не мечом махать!

* * *

– Ты сошел с ума! Если было с чего сходить!

Синие глаза боярышни горели огнем, брови были сдвинуты, тонкие ноздри яростно раздувались. Она наступала на слегка опешившего ромея, пытаясь отговорить его от осуществления казавшегося ей безумным замысла с такой решимостью, словно перед ней стоял Словьиша или Булан бей.

– Ты же вместе со мной осматривала ее, – пытался защищаться тот. – Все условия благоприятствуют! Это всего лишь тонкая пленка, рубец, оставшийся после болезни на оболочке глаза. Такую операцию делал еще Гален!

– А после Галена? Кто из христианских врачей сумел ее повторить?

– Врачи империи трепещут перед авторитетом древних, полагая своей задачей сохранение уже имеющегося знания! – горячо воскликнул юноша. – Между тем, под спудом древнего хлама гибнут молодые ростки.

Но боярышня только презрительно скривила губы:

– Не знала, что труды Гиппократа, Алкмеона Кротонского, Герофила, Эрасистрата и других – это всего лишь хлам! – насмешливо парировала она.

– Гиппократ, Алкмеон Кротонский, Герофил, Эрасистрат! – повторил Анастасий, картинно возводя очи к небесам. – Ты называешь имена ученых, живших сотни лет назад! А где же их последователи?! Где создатели новых школ и новых направлений? Где они?

Он сделал паузу, точно ритор во время выступления.

– Их нет! А между тем без поиска, без жажды нового, без открытий любая наука умирает, превращаясь в окаменелый остов, в великолепный, но никому не нужный скелет, подобно тем, что путешественники находят в пустынях Азии.

– Ты печешься о науке, а я говорю о жизни Гюльаим! – девушка досадливо поправила выпавшую из косы прядь. – На долю ее и ее близких и так выпало достаточно страданий, так зачем же усугублять их болью разочарования!

– Разочарования не будет! – с убежденностью заверил девушку ромей. – Я видел, как подобную операцию проводил почтенный Ахмед ибн Садам – придворный лекарь великого Хорезмшаха, и я могу повторить каждое его движение.

– А вдруг ты упустил что-то важное?!

– Не думаю, – покачал головой Анастасий. – Заслуга лекарей мусульманского мира состоит лишь в том, что они не боятся следовать указаниям Галена. Во всяком случае, Ахмед ибн Садам все время сверялся со списком перевода его трудов. Мы же, наследники и правопреемники великой культуры, имеем возможность читать сочинения Галена, и его последователей на их родном языке. Так кому же тогда говорить о неточностях! В любом случае, наихудший вариант у нас все равно уже есть!