Закутав девушку в плащ и передав ее потрясенному родителю, русс отправился посмотреть, какую добычу настиг разумник Малик. Зверь все еще караулил свою жертву: шерсть на загривке торчком, уши прижаты, десна обнажены, кончик хвоста мечется в воздухе взбесившейся пчелой, утроба содрогается раскатистым рыком.

Когда факел осветил бледное от страха лицо пардусова пленника, Лютобор аж присвистнул: «Ай да Малик, ай да молодец!». В дорожной пыли лежал никто иной, как Булан бей.

На улице собиралась толпа: разбуженные шумом выходили узнать, что случилось, купцы с других ладей и жители ближайших домов. Бряцая оружием, к месту происшествия спешила городская стража, а с нею не кто-нибудь, а сам хан Азамат, знакомец Лютобора.

Тороп подумал, что здесь новгородцам крупно повезло. Трудно было отыскать в свите булгарского царя человека, который бы так сильно и устойчиво не любил хазар. Стоило удивляться: подданные царя Иосифа отняли у него сына и сделали одну из дочерей вдовой.

– Что здесь происходит? – поинтересовался хан, хотя, судя по его виду и по тому, как быстро он со своими людьми явился, ему все было отлично известно.

Хотя Булан бей имел вид, мягко говоря, помятый (острые когти Малика нанесли непоправимый урон если не шкуре хазарина, то его одежде), его наглость осталась при нем.

– Эти нечестивые свиноеды напали на меня! – доложил он, красноречиво указывая на зияющие в его халате прорехи. – Травили дикими зверями, точно моего предка оленя. Не знаю, как я только остался жив!

Лицо Вышаты Сытенича побелело от еле сдерживаемого гнева.

– Ты проник в мой дом, как тать! – отчеканил он, с трудом подавляя соблазн схватить хазарина за грудки да разбить ему голову об угол избы. – Твои люди хотели похитить у меня самое ценное! Смотри! Все они здесь! Жаль только спросить ничего нельзя!

Свет факелов упал на страшные, окровавленные трупы. Мерянин пригляделся повнимательней и обоих узнал. Тот, который замахивался мечом, был один из телохранителей, карауливших давеча покой посла, пока тот говорил с Беленом. Второй разбойничал вместе с Булан беем в родном Тороповом селище. Головорез, каких поискать. Эх, жалко дядька Гостята тогда промахнулся! Ну да ничего. Лютобор его успокоил.

Булан бей посмотрел на убитых и брезгливо отвернулся.

– Я не знаю этих людей, – вымолвил он.

Тороп, да и не только он, содрогнулся от подобного глумления над истиной. Благие боги! Что же вы медлите? Почему не посылаете на голову нечестивца Перунов гром? Увы! Небо было чистым и ясным, и на нем по-прежнему висела луна, круглая и желтая, как лицо хазарина.

Дальше молчать было нельзя. Мерянин набрал побольше воздуха, как перед прыжком в холодный глубокий омут, и крикнул так, чтобы услышали даже боги на небесах:

– Неправда!!

Не меньше трех сотен глаз мигом уставились на него, но он видел только черные, как два лаза в иной мир, лживые глаза Булан бея.

– Эти люди были с тобой, – продолжал он упрямо, – когда ты убивал моих родных. При них ты всего два дня назад похвалялся, что если тебе не отдали нашу боярышню добром, так ты ее силой заберешь! Ты и собирался это сделать, да тебя остановили. Так пусть боги покарают меня, коли лгу!

Булан бей посмотрел на Торопа с интересом и, надо же, узнал!

– Мерянский щенок! – прошипел он, оскаливая зубы. – Далеко же ты забрался от своей вонючей конуры. Давно хлыста не пробовал? – в голосе хазарина звучало невыразимое презрение, и он коверкал словенские слова больше чем всегда. – Кто тебя станет слушать? Да и кто поверит словам холопа?! Придется твоему хозяину виру платить за клевету. А не хочет виры, пускай отдаст тебя мне, уж я поучу тебя уму-разуму!

Булан бей оскорбительно засмеялся, и Тороп понял, что пропал. Новгородцы у него за спиной что-то яростно восклицали, но поделать ничего не могли. Правду говорит Булан бей, и, если что, суд будет на его стороне.

А и кому нужна такая Правда, которая защищает воров, а честных людей бьет! Эх, была, не была! Пропадай сиротская головушка! До хазарина всего один прыжок, тощая шея его под броней не спрятана, а там пусть боги решают! Тороп уже изготовился, но тут ему на плечо легла знакомая тяжелая рука.

– Погоди веселиться, бей!

Лютобор выглядел сейчас более спокойным, чем когда бы то ни было, но ох каким обманчивым было это спокойствие!

– Не спеши распоряжаться вирой, которую тебе еще никто не присудил!

Русс стоял, положив другую руку на голову пардуса, и сам сейчас был похож на этого гордого и благородного зверя.

– Не дозволено холопам в суде говорить. На то они и холопы. Но уши и глаза им даны наравне со свободными людьми.

Он сделал шаг вперед и продолжал.

– Я свободный человек! – голос Лютобора обрел силу, зазвучав грозным набатом. – Но этот юноша мне как брат. И потому как брату я ему верю. И как свободный человек я здесь при свидетелях утверждаю: ты вор и лжец, Булан бей, а твои люди – убийцы и трусы! Защищайся, коли сумеешь, и пусть боги рассудят нас!

Толпа возбужденно загомонила, передавая в задние ряды невиданную весть – воин из страны саккалиба вызвал на бой хазарского посла. Новгородцы, не боясь никого разбудить – и так почитай полгорода не спало – разом завопили и грозно загрохотали оружием. Дружина верила в победу Лютобора, ибо дело, которое он собрался защищать, было правым.

Хан Азамат закрутил спиралью седой ус. Такой разговор был ему по душе. Пусть кто-нибудь посмеет пикнуть, когда этот золотоволосый завтра снесет послу нечестивую голову: такова была воля Аллаха.

– Да будет так! – подытожил он. – Поединок состоится на рассвете, на площади перед мечетью. Побежденный будет признан виновным, и, поскольку суд проходит на булгарской земле, наказание определит наш великий царь, да продлятся его дни. Не явившийся к назначенному часу будет считаться проигравшим и будет отвечать, как проигравший. Аллах Акбар! И да свершится Его воля!

Хотя все условия были обговорены и обе стороны устраивали, хан Азамат не спешил уводить своих людей. Подождав, пока потревоженные горожане вернутся в свои жилища, булгарин подошел к Вышате Сытеничу.

– Не знаю, как ты к этому отнесешься, – начал он, – но, думаю, будет лучше, коли твой челядинец и его защитник проведут эту ночь в крепости под охраной моих людей.

Лицо боярина вновь осветил гнев. Конечно, просьба была вполне законной – мало ли, вдруг кто-нибудь из участников поединка захочет защитить свое тело при помощи колдовских чар или вздумает наводить порчу на соперника. Однако почему-то хану не пришло в голову обратиться с чем-то подобным к стоявшему тут же неподалеку Булан бею, а уж от кого-кого, а от него можно было ожидать любого подвоха. А еще говорили, не любит хазар!

Новгородцы возмущенно зашумели, некоторые горячие головы даже схватились за клинки.

– Это что же получается! – пророкотал на весь берег дядька Нежиловец. – Тать пусть на свободе гуляет, а наших в поруб!

Булан бей обнажил десна в волчьем оскале и гортанно прокричал булгарским стражникам что-то повелительное. Однако те не тронулись с места. Они привыкли повиноваться только хану Азамату и царю, и этот заезжий хазарин, будь он хоть сам царь Иосиф, был им не указ.

Молча поблагодарив своих людей, хан Азамат повернулся к Лютобору. Во взгляде старого воина сквозила мольба. Ох, нелегкая доля досталась хану: и хазарам угодить, и Правду не нарушить.

Русс только головой покачал.

– Надеюсь, у вас в крепости найдется уголок, где можно выспаться? – усмехнулся он, пряча ладонью зевок.

Он отстегнул от пояса ножны с Даром Пламени и протянул их хану. Судя по тому, с каким почтением булгарин взял доброе оружие, за его сохранность можно было не опасаться. Лютобор тем временем наклонился к Малику и, взяв его осторожно за загривок, подвел к стоящей среди отцовых людей Мураве.

Только что летавший Перуновой молнией Малик ковылял за хозяином на трех ногах. Подушечки лап у него были сбиты в кровь, на шее глубоко запечатлелся след от железного ошейника. Сопровождавшие хана Азамата булгары потом рассказали, как он ночным кошмаром пронесся по спящему городу, волоча за собой громыхающую цепь, чтобы меньше чем через полдня вломиться в царский шатер, распугав не только всех сторожевых псов, но и царскую охрану…