Шипение снаружи привлекло внимание собеседниц. Те-ранги осторожно откинула полог импровизированного шатра:

– Ой! Моату говорит, что нам уже пора. А то я бы говорила ещё и говорила. Ты очень хорошая собеседница!

Благодарно кивнув и выглянув следом за спутницей, Аня с удовольствием вдохнула посвежевший воздух. После целого дня в душной, засыпанной песком палатке, он казался сладким и очень чистым.

Новый ночной переход почти не был отмечен событиями. Только раз Аня увидела, как чёрный горизонт прорезало какое-то огромное длиннотелое существо, чем-то напоминающее неуклюжего дракона, только без крыльев и с плавниками.

– Это хаутох, – пояснила Лета, – раньше на них многие летали, они сильные, перевозят и людей и грузы, но когда Вида пропала, хаутохи начали падать. Много людей гибло, и теперь на них разве что грузы перевозят, которые не бьются. Ну и мало их ещё сейчас осталось. Дорого и опасно.

Про себя Аня порадовалась, что существо пролетело вдалеке от них, потому что размеры, даже с такого расстояния, впечатляли – упади такое на них, даже от змееходки мокрого места не останется. К плавным движениям самой Моату девочка привыкла на удивление быстро. Поэтому задремала.

Аню разбудил восторженный шёпот Леты:

– Смотри-смотри! Альмандхакур! Мы добрались!

Горы отодвинулись, напоминая теперь лишь темнеющие на горизонте полоски. Медленно встающее солнце, красило в золото башенки, купола и нагромождение коробочек-домов за высокой каменной стеной. Город, расположенный в песчаном котловане, правда, не впечатлял своими размерами, а хвалёный «золотой» дворец оказался не выше обычной пятиэтажки. Зато за его стенами раскинулась пальмовая роща и на песчаных улочках лежала узорчатая тень невысоких деревьев, похожих на кустарник, а по стенам домов вилось растение, отдалённо напоминающее виноград.

– Правда ведь красивый? – восторженно выдохнула Лета.

Аня вспомнила Фор с его башенками, портом и черепичными крышами. Здешний «город» и в подмётки ему не годился. Подавив щемящие воспоминания, девочка потёрла глаза и ответила, чтобы не обижать спутницу:

– Ага, красивый.

– И дворец, правда, золотой! – не переставала восхищаться Лета.

Аня вгляделась в приземистое строение с претензией на изящность. И впрямь, не понять – это солнце так закрашивает здание, или оно действительно слегка искрится и переливается золотом.

– Куда мы дальше? – решила уточнить Аня, чтобы скрыть своё нежелание восхищаться вместе со спутницей.

– На базар, конечно, – улыбнулась Лета. – Потом переждём пекло в керван-манухива…

– Где?

– Ну, такое место, где отдыхают караванщики.

– А, гостиница…

– Ну, я и говорю, керван… – Лета вдруг рассмеялась и легонько похлопала себя по лбу. – Ой, мату-химре… Терада же говорила, что ты можешь понимать не все слова. Совсем я глупая, прости, сабихо! Ну, едем?

Она легонько тронула вожжи, а Моату заскользила по сыпучему склону бархана, где уже попадались полузасыпанные песком кусты, вниз к городской стене.

Здесь, как и в Форе, у широких кованых ворот обнаружилась стража, но в отличие от скучающего форсита, местные, укутанные в белые одеяния «бедуины», были подтянуты и суровы. У обоих, помимо лунообразного топора на длинном древке, в ножнах покоились ещё и мечи полукруглой формы.

– О, стражи золотовеликого Альмандхакура! – звонко начала Лета, когда до ворот оставалось пара десятков человеческих шагов. – Мы пришли с миром, чтобы пополнить запасы и переждать зной!

Стражи не шелохнулись, зато в боковой нише ворот за ними с лёгким хлопком открылось деревянное окошко:

– В золотовеликий велено пропускать только торговцев с караваном! Всякой пустынной падали тут ошиваться нечего! – прогудел гнусавый, будто простуженный голос.

– О, стражи великого города, – не поменявшись даже в лице, продолжила Лета, – Мы не бредущие пустынники. Мы пришли из оазиса в белой пустыне, чтобы пополнить запасы. У нас есть, чем заплатить, и мы не останемся в золотовеликом дольше одной ночи! Мой брат…

– Что мне за дело до белой пустыни и твоего брата?! – грубо прервал её скрытый в тени за окошком человек. – Кхата тебя забери, если ты не уйдёшь, я прикажу страже поднять вас на ножи.

Аня почувствовала, как по коже пробежали мурашки. Захотелось увести свою проводницу подальше от негостеприимного поселения. Говоривший не шутил, а у стражи действительно было в достатке оружия. Но, в отличие от спутницы, Лета оказалась готова к такому повороту. Она выудила из седельной сумки коричневатую, отливающую перламутром чешуйку.

– Позволено ли будет скромным путницам внести посильный вклад в величие Альмандхакура? Всего лишь за позволение провести этот день в городе и пополнить запасы на рынке.

С минуту за окошком царило молчание. Суровые «бедуины» у ворот искоса поглядывали на двух наглых просительниц. Наконец, старший страж, как его про себя окрестила Аня, вновь заговорил, но теперь его тон изменился:

– Всем страждущим попасть в прекрасный Альмандхакур, – протянул уже вполне миролюбиво гнусавый голос, – предписано уплатить по пять фелизонов за человека или единицу товара, сдать оружие и лишь после этого проходить.

– О, чтимый сборщик пошлин, – произнесла нараспев Лета, – грузов мы с собой не везём, как ни скорбно то, что не можем мы обогатить великий Альмандхакур! А из оружия у нас лишь моя Моату.

Похоже, Лета заучивала все эти подобострастные фразы наизусть. Аня кинула настороженный взгляд на пояс те-ранги, но та предусмотрительно спрятала свои кривые кинжалы подальше. Кроме обещанной чешуйки в окошко перекочевал и увесистый мешочек, в котором звякали довольно крупные железяки.

– Это у вас деньги такие большие? – не удержавшись, спросила Аня.

Лета удивлённо улыбнулась:

– Это обмен. Железо у нас редкость – в горах его добывают подземники, но с нами они только воюют. Поэтому всё, что содержит железо, ценно. Но если бы ценилось только железо, я была бы самой нищей те-ранги в трёх пустынях.

Лета хитро подмигнула подруге и зашагала к воротам.

– Можем идти? – неуверенно уточнила Аня.

Те-ранги в ответ пожала плечами:

– Нам не сказали, что нельзя, значит, можно.

И они двинулись вглубь «золотовеликого» Альмандхакура.

Несмотря на ранний час, город не спал. По длинной и широкой улице сновали темнокожие люди, змееходки и какая-то мелкая живность. Ане вспомнилось, как они с Нарсу заходили в Фор. Кажется, в прошлой жизни, и насколько разными были эти два города, настолько же уютнее было в порту на берегу северного моря. Может, из-за худых болезненных оборванцев, то и дело что-то клянчивших у прохожих. А может, потому что там она знала хоть кого-то, пусть и заочно. Там ей было к кому пойти. С нынешним же миром её связывала лишь тонкая ниточка по имени Лета.

Светлые, даже в предрассветных сумерках улицы, как ни странно, пахли какой-то стряпнёй и специями. Из-за оштукатуренных заборов в высоту домов слышался гомон человеческих голосов. Иногда – резкие звуки, похожие на булькающий собачий лай или шипение змееходок. Моату, которой приходилось особенно сложно на узких улочках города, отвечала своим соплеменницам коротким свистящим шиканьем.

А один раз даже грозно встопорщила гриву, заметив клетку с большой красноглазой кошкой, покрытой кое-где облезлой чешуёй. Кошка не осталась в долгу. Предупреждающе присев на лапы, она оскалила зубы и заурчала. Но хозяин – пожилой бедуин в поношенной одежде, ткнул в свою питомицу острой палкой, после чего та зашипела и, прижав уши, отползла в дальний угол.

– Смотри-смотри! Это кхата! – радостно указала на кошку Лета. – Если укусит – смерть. У неё в клыках яду больше, чем у трескучей змеи. Змееходки с ними воюют из-за яиц, которые откладывают в песок. Кхаты часто находят их и поедают. Ну тише, тише, Моату! Она в клетке.

– Песооок! – вдруг захрипел кто-то под самым ухом. Аня вздрогнула и отшатнулась.