Тощий, покрытый коростами человек в обносках сидел, привалившись к стене. Он выпучил бельмастые покрасневшие глаза и протянул пятерню к девочкам:

– Всё станет песком! Солнце высушит наши кости, и только жуки-посмертники будут сновать по ним туда-сюда. Пока и они не умрут в великом огне!

Аня поспешила отойти подальше, её передёрнуло от омерзения:

– Сумасшедший какой-то…

Лета грустно кивнула:

– Мату-химра говорит, после ухода Виды многие сошли с ума. От страха, голода или болезней.

– Может, ему помочь как-то? – с сомнением обернулась на кликушу Аня. Тот что-то бессвязно бормотал.

– Ох, сабихо, я бы и рада, но здесь даже целитель уже ничего не сделает – у него сухая горячка. И, судя по виду, остаётся разве что облегчить его страдания прохладой.

– Ой, а это я могу!

Аня аккуратно подняла над ладонью прохладу. Потом подула в сторону больного старика. Это, конечно, немного, но пусть ему будет хоть чуть-чуть прохладнее. Тем более, что день разгорался, превращая город в душную сковородку.

Но Лета, вдруг дёрнула Аню за руку:

– Не надо, сабихо! – тёмные глаза те-ранги смотрели на спутницу с тревогой. – Мату-химра говорила – не показывать в людных местах своих умений! Нельзя! Есть плохие люди, которые охотятся на таких…

Она огляделась. Аня тоже обернулась. На душе поселилась тревога. Но, кажется, никто не заметил её оплошности. Наконец, Лета немного расслабилась, вновь превратившись в беззаботную девочку.

– Ладно, идём! Нам ещё на рынок, а уже становится жарко.

По дороге Лета глазела по сторонам, будто пытаясь впитать здешние виды, хотя каких-то особенных пейзажей в Альмандхакуре не наблюдалось. Из-за домов и заборов тут сложно было разглядеть что-то дальше следующего угла. Ближе к базару на улицах стали попадаться люди, в основном, укутанные в светлые свободные одеяния, напоминавшие одежду земных арабов. Хотя несколько раз Аня заметила и худых, сильно загоревших людей, одетых лишь в набедренные повязки.

– Это пещерники, – шепнула Лета, проводив одного взглядом. – Брат рассказывал, что если попасть в их владения, они убивают всех людей пустыни, а когда их ловят пустынные шайки, или воины Альмандхакура, из них делают рабов, и тогда им приходится тяжело работать до самой смерти. Но они мало живут, потому что их плохо кормят и не дают защитной одежды.

– Жуть какая… – Аню передёрнуло. – Это же бесчеловечно…

– Это справедливо, – пожала плечами Лета. – Нас-то они сразу убивают, если встретят.

Возражения уже готовы были сорваться с языка, но тут Аня почувствовала чей-то пристальный взгляд. У крайних прилавков, рядом с груженным мулом, стояла в тени женщина. Она явно не была бедуинкой, несмотря на тёмные глаза и забранные в пучок вьющиеся чёрные волосы. Впрочем, и пещерницей, судя по рассказам Леты, не являлась. Кажется, в Ане она тоже признала чужестранку. Мимо прошло двое бедуинов, один из которых нёс ещё не потушенный фонарь. Красный блик отразился на серёжке женщины, и девочка чуть не вскрикнула – зоркие глаза разглядели два скрещенных портала, один выше, другой ниже.

Привратники! Те самые, от которых предостерегал Краснов.

– Лета, – тихонько попросила Аня, – давай побыстрее пойдём, а?

– Но мы же как раз пришли куда нужно! – удивилась её спутница. Потом заметила женщину, – Ты её знаешь?

– Нет, но мне говорили, что с такими, как она, не стоит встречаться. Она, кажется, из моего мира. И… кажется, поняла, что я тоже не отсюда.

– Ааа! Странно, но ты лучше меня знаешь, наверное. Ну, тогда начнём с дальнего конца рынка.

Повинуясь лёгкому движению поводьями, Моату прибавила ходу.

Аня осторожно обернулась через плечо. Женщина проводила их взглядом, но недолго. В рыночной толпе было непонятно, но девочке показалось, что к Привратнице подошёл долговязый мужчина в очках. Теперь их двое? Или это кто-то из местных?

Из дверных проёмов с короткими матерчатыми навесами на обрубках тонких шестов, за посетителями базара следили зоркие тёмные глаза. Продавцы, как и прочие жители Виды, закутанные в белые или пёстрые одеяния, не спешили расхваливать свой товар. В отличие от земных коллег. Кто-то курил длинные тонкие трубки, другие что-то пили из плоских керамических чаш. На циновках, замещающих здесь прилавки, в беспорядке был расставлен товар. Медная и глиняная посуда, простые украшения с полудрагоценными камешками и керамикой, цветные специи, вяленое мясо. Аню передёрнуло от вида сушёных насекомых в мешке, а когда какой-то покупатель попробовал местного таракана на зуб, и вовсе замутило.

– Лета, мы не будем их покупать с собой? – умоляюще спросила она у юной те-ранги.

– Паасуров-то? – удивилась Лета. – А ты хочешь?

– Нееет! – испугалась Аня.

– Они хороши за долгими беседами, но мало питательны. Я думаю, мы купим чего-нибудь более подходящего для долгой дороги. О, например, мяса пустынок!

Аня сглотнула, надеясь, что местные пустынки имеют мало общего с земными насекомыми. Но тёмно-бордовые полоски походили на обычное вяленое мясо, и девочка выдохнула.

Увидев, что Лета достала мешочек с белыми кристалликами, продавец оживился. А попробовав пальцем на вкус, поднял брови:

– Ай, харооошая соль! Но крупновата. Я за мешочек дам… – он прикинул что-то в уме, – три связки пустынок и паасуров насыплю пять горстей.

– Прости, почтенный торговец, но я знаю, что соль из белой пустыни стоит куда больше. То, что ты назвал, можно отдать за горсть.

Продавец явно был настроен поторговаться всласть, но Лета что-то негромко ему сказала, и тот с кислой миной кивнул, доставая весы. Обмен состоялся, и довольная те-ранги отошла от навеса.

– Что ты ему сказала? – удивилась Аня.

– Напомнила закон путников.

– Это как?

– Если у путника впереди дальняя дорога, и времени совсем-совсем нет, во всех трёх пустынях торговцы обязаны назвать ему цену, не более чем на четверть превышающую минимальную. Нарушить его никто не может, иначе путешественник пожалуется наместнику и виновника забьют палками. А такого никто не хочет, конечно. Это мне брат рассказывал – он много чего знает!

– Жуть!

– А как иначе? Иначе и соблюдать не станут. А теперь нам нужна вода. Идём! – Лета, как и Аня, спешилась у прилавка со съестным, а Моату скользила рядом.

– А если мы соврём?

– Тогда наше описание разнесут по базарам другие караванщики. И при встрече убьют, а товаров мы больше нигде не получим. Закон путников чтят, иначе он перестал бы работать и всем было бы плохо. Могут, конечно, и не узнать, но торговцы редко бывают в убытке, а ложь рано или поздно выходит из-под песка.

За парой «прилавков» с тканью пошли тенистые проёмы, заставленные огромными конусовидными кувшинами. Довольно грубыми, но расписанными охристыми узорами. Здесь толкучка была особенно ощутима. Стараясь не отстать от Леты, Аня оглядела толпу. И вдруг с замиранием сердца встретила взгляд той самой женщины, которую приметила ещё у входа на рынок.

– Лета, – тихонько подёргала она за рукав свою спутницу.

– Сейчас, я только куплю…

– Лета, там опять эта женщина. Она смотрит прямо на нас.

Мужчины в очках нигде не было видно, но это пугало ещё больше. Вдруг он поджидает их где-то в засаде. Юная те-ранги тихонько обернулась. Женщина сделала вид, что интересуется тканью, но, к счастью, Лета успела заметить её взгляд, направленный на Аню.

– Бежим, – тихонько сказала она и принялась активно протискиваться к выходу с базарной площади.

Когда толпа закончилась, они побежали. Моату легко и быстро скользила чуть впереди, но седлать её не было времени, а бежать становилось всё труднее. Воздух густел от жары, пот пропитывал одежду. К сожалению, обернувшись, Аня снова увидела Привратницу, следовавшую за ними уже открыто. Она не бежала, но и не теряла их из вида, несмотря на кривые альмандхакурские улочки.

В очередной раз попытавшись свернуть, девочки угодили в тупичок между стенами домов и заборами.