– А ты откуда это знаешь?

– Я сам из семьи священнослужителя, моего прадеда в 1937 году отправили умирать на Соловки, там и пустили в расход. Мой отец и дядя отреклись от него и забыли всё как страшный сон.

– И родители твои…

– Молчали, но перед смертью отец передал мне документ, точнее опись вывезенного немцами имущества из Смоленска. Поведал он и о прадеде много интересного, к тому времени я уже сбагривал интуристам «доски» и гжель. Учился на факультете искусствоведения и подрабатывал в одной реставрационной мастерской. А тут такие подробности, вообще затянуло меня это.

Вадим переваривал услышанное.

– Послушай, если это «доска», то есть икона, то она должна быть в церкви или храме. А по твоим словам, ты взял ее на хате, как такое может быть?

– В том-то всё и дело, судя по документу, который мне удалось разыскать в Смоленском архиве, она числится как безвозвратно утерянная религиозно-историческая ценность. Но это ещё не всё. Хата, где я обнаружил «Одигитрию», принадлежала ветерану КГБ-ФСБ, вот так.

– Ни фига себе, а то, что владелец – ветеран спецслужб, тебя в известность не поставили?

– Наоборот, меня это ещё больше подстегнуло. Эти в своё время много чего себе прикарманили.

– Но это же безумие.

– Не безумие, а авантюра, игра стоила свеч. Да и кроме того, в списке подробно не было указано, что где. Просто адрес и рекомендации. По ним я пишу про наших доблестных ветеранов. Сам понимаешь, то, что он бывший гэбэшник, как говорят на рiднiй: «А нi пари з вуст».

– Ты вот так пришёл в гости, попил чайку-кофейку и потом выставил хату? Ты меня за лоха держишь, думаешь, я поверю?

– А ты не так прост. Короче, этот дедуля, у которого «доска» была, показал её одному знатоку. А тот среди блатных ошивался и обронил, что, мол, есть персонаж один, у которого «доска» хорошая. Сам понимаешь, что для такого дела нужен человек со стороны.

– Кто заказчик и те парни, что тебя гасили?

– У тебя слишком много ненужных вопросов.

– А теперь послушай меня внимательно: ты мне рассказываешь занятную историю, из которой вытекают большие неприятности, ставишь меня в известность, за это просишь выполнить просьбу, но ряд важных сведений пытаешься утаить – скрыть. Короче, ты мне сейчас или всё, или…

– Нет у меня времени на «или».

– В смысле?

– Рак у меня. Дохожу. И ты последний, кого я хочу видеть перед уходом в вечность. Ты прав, что требуешь от меня все подробности. Я на пути в вечность и должен снять с души этот груз. Так вот, кто заказчик, я не знаю, а люди были Лесничего.

– Лично не знаком, а вот одного из его бригадиров, Варяга, знаю.

– Лепила, я в тебе не ошибся: имея представление о людях, с которыми тебе предстоит иметь дело, ты всё же не даёшь заднюю. Молодчага.

– Я ещё не дал своего согласия.

– А его у тебя и не спрашиваю. Владея этой информацией, ты обрекаешь себя на неприятности. По крайне мере, ты будешь знать, с какой стороны ждать беды. «Доска» эта стоит лямов тридцать вечно зелёных. Заднюю дать не получится, не поверят, что ты не в теме. Слушай и запоминай. Схоронил я её у одного паренька, она в подарочной упаковке и ждёт своего часа. Я Игорю, так зовут паренька, не сказал, что это, не счёл нужным его посвящать, мало ли что. Адрес: Луганская область, город Алчевск, проспект Ленина, дом 5, квартира 40. Скажешь, что от антиквара пришёл за посылкой, часы мои покажешь как пароль.

Антиквар снял с руки Rolex и передал их Вадиму.

– Что дальше с ней делать?

– Отдашь в Киево-Печерскую лавру, отцу Игнатию, он поймет. Сделаешь, о чём прошу?

– Воля умирающего, сам знаешь, только боюсь, тебя следак будет опрашивать.

– Ерунда, я дурака включу, не впервой. На одной из зон немым прикидывался лет семь, и ничего, обошлось, сам удивляюсь. Я всё сказал, не ставлю никаких временных ограничений.

От боли, которая возвращалась, Антиквар скривился и тяжело вздохнул.

– Мне не надо лекарств, уже дохожу. Ещё немного, и все.

– Как оно?

– Да ничего, много сделал плохого, но и хорошего немало. За грехи готов ответить перед Высшим судом.

Знай, на мне нет крови и ничьей загубленной души. Да вот, но не душегуб. Я всё сказал. А теперь иди и сделай то, о чём я тебя просил. Большие люди хотят заполучить «Одигитрию». Берегись и молись, вера в правое дело, которое ты творишь, и любовь тебя спасут.

– Любовь? – удивился Вадим.

– Ты её уже знаешь, только не понимаешь. Случай роковой.

Вадим не понимал, о чем говорил умирающий. Он вышел из палаты.

В дверь Вахрушевой постучали.

– Да-да, войдите.

– Антонина Олеговна, добрый день.

– Здравствуйте, здравствуйте, Павел Владимирович, а я вам собиралась звонить.

– Что так?

Собеседником Антонины Олеговны был старший следователь областной прокуратуры майор Медный Павел Владимирович.

– Да вот, парень есть один, хирург, а работает грузчиком, я его взяла к себе.

– Где он сейчас?

Вахрушева взглянула на настенные часы – полвторого.

В голове Вадима после беседы с Антикваром царил хаос, а ведь впереди операция, и к ней надо подготовиться, сосредоточиться. Шанс, который ему подарила судьба, надо использовать с умом. Он отбросил ненужные мысли и напряг память, целиком предаваясь любимому делу.

Вадиму ассистировали две молодые девушки: Надя и уже знакомая Вера. Странное сочетание имён, подумал он. Вера явно улыбалась, хоть её лицо и скрывала марлевая маска, – глаза искрились.

Надя нахмурила брови и старалась делать всё правильно, она была напряжена.

– Расслабьтесь, Надя, представьте себе, что вы в компании друзей на отдыхе. Не напрягайтесь.

Глаза девушки сверкнули.

– Я сам был в вашей шкуре. А сперва зубрил. И ещё вы должны чувствовать, что это ваше, нет – тогда уходите из профессии.

– Спасибо, Вадим.

– Просто Вадим. Берите пример с Веры. Имя какое само по себе. Верите в себя, Вера?

– Игра слов, не более.

– Я серьёзно, поддержите подругу, одарите хорошим словом. Ведь оно и кошке приятно, как люди говорят. Да и, девушки, поймите, от того, насколько у нас быстро найдётся общий язык, зависит эффективность процесса. Знаю по собственному опыту. Вера надрез, Надя зажим.

Так у них наладилось общение.

– Вот так, молодцы, теперь, Надя, зашиваем. Я пойду, всем спасибо, вы лучшие.

Тем временем в кабинете Вахрушевой продолжался разговор:

– Отдыхает, наверное, у него была операция.

– Как, уже?

– Я же говорю, парень толковый, с головой и руками, и впереди у него ещё вся ночь.

– Это потом, вы уж меня извините, к вам поступил пострадавший в ходе уличной драки, я хотел бы узнать состояние его здоровья, и если можно, то и поговорить с ним с глазу на глаз. Без свидетелей.

– Тогда вам придётся подождать, ведь пострадавшему первую помощь оказывал тот хирург, о котором я с вами хотела поговорить и расспросить.

– Вот оно что, я думал заняться им позже. Но раз так, придётся подождать.

– Проблемы?

– Не у парня, хотя у него они могут возникнуть.

– Чай или кофе.

– Кофе, я на службе.

Уставший, но пребывая в отличном настроении, Вадим вышел из операционной. Операция длилась три часа и была не из лёгких, но ничего, главное, что он справился. Зашёл в комнату отдыха и увалился на диван, ныла спина и болели мышцы рук с непривычки от долгого стояния. Это не погрузка-разгрузка, там ты шевелишься, а здесь стоишь, как столб, и при этом от тебя зависит человеческая жизнь.

– Здравствуйте, Вадим.

– Игоревич я.

Вадим вздрогнул сперва от неожиданности, вроде не было никого, и тут вдруг нате, голос из ниоткуда.

– Вы кто и что надо?

– Пустяки, ответьте, пожалуйста, на пару вопросов, и я вас более пока что не потревожу.

Следак, – мелькнуло в голове. Только они так начинают разговор.

– Зовут меня Медный Павел Владимирович, старший следователь областной прокуратуры.

Точно так и есть, подумал про себя Вадим, а вслух сказал: