В этот момент он начисто забыл, как давно у него не было других. Любых других! Он забыл даже само слово такое – «другие».

Сам не понял, как оказался без всего лишнего. Все, никаких преград – ни внешних, ни в голове…

– Попробуем? – сам себе не веря и не находя в себе сил бояться, спросил он, понимая, что решения придется принимать самому. И стянул с неё ненужный последний обрывок ткани. Улегся на неё, обнял, вжал в себя, и принялся потираться о растревоженные местечки своим самым центральным центром всей своей вселенной, передавая ей свои эмоции. Она выгнулась, и сама поймала его, нанизалась. Он даже растерялся. Он планировал если и пробовать, то осторожно, мельчить, но она сама заехала на него почти сразмаху. И сама, кажется, удивилась.

– Оуф. Не может быть. Я подхожу тебе! Я подхожу тебе, да детка? Уф. Да! Давай. – Он приостановился, подхватил её поудобней навесу, и оставил её распоряжаться «балом», только чувствуя как она аккуратно пробует его. Изо всех сил стараясь вспомнить, что надо не забывать о самоконтроле. Особенно когда она стала подхныкивать – отрывисто, как в те первые 2 раза. Неее, только не так и не сейчас! От таких стимуляций, можно и свихнуться,

и доиграться. Не успел он подумать об этом, как почувствовал, как в него вливается эта судорога, впитыватся через кожу. Да ладно? Вот так вот? Вот-так-сразу? Девочка беззащитно вжалась в него, как ребенок, который просит утешения – чтоб пожалели, погладили по голове и успокоили.

– Маааленькая! Моя хорошая! Жарко, да? Все-все-все! Зайченочек, что ты дрожишь? – переведя дух и овладев немного собой, он теперь боролся с чувством вины: наверное, это ей это не очень теперь понравится: – потерпи еще минутку, ладно? – ему нужна буквально минутка. Буквально.

К счастью, в изголовье стоял наготове моток полотенчиков. Вчера тоже пригодился. Знал бы он вчера, как пригодится сегодня. Теперь он обтирал её живот, стараясь унять отголоски дрожи. Потом совсем без сил упал на нее сверху,

и провалился.

Такого горячего снега Саша еще никогда не видела. Слева он сыпал так медитативно и беспристрастно, мерцая и умиротворяя, бескрайним волшебным невесомым полотном, будто фатой,

а справа от неё, почти на ней, валялось без чувств тело. Огромное, бесподобное, бескрайнее обжигающее тело. Безграничное. Самое лучше в мире. Оно только что так дрожжжжало… а теперь раскинулось огромной грудой мышц и рельефов, и мерно дышало ей в ключицу. Рядом с подушкой обездвиженно валялась его крупная крепкая кисть, запястье, на которые беспорядочно намотаны её белые крохотные кружевные стринги. Будто б переплетаясь с темные узорами в борьбе… но не добра и зла, или чистоты и порока, а в слиянии-противоборстве «своего» вживленного в кожу, и «чужого» принятого… очень близко и запутанно. Магнетический, вечный дуэт.

С этой картинкой, белых нежных полосочек трусиков намотанных на его смуглую крупкую руку в татуировках, она и попрощалась с последней каплей этого невыразимого словами дня.

Даже белизна снега проиграла сегодня эту битву заворожения.

Саша почувствовала неясное вторжение…

распахнула глаза, и увидела

Сияние. Лучи света врывались сразмаху, влеплялись в неё безостановочно, потоком бесконечности. Она зажмурилась, приподнялась на локтях, выползла чуть… села, и замерла…

Снегопад прекратился. Синее заОконье разделилось по горизонтали на расплывчатую бескрайность и строгие кубики-Лего. И очерчивало эту границу – оно. Солнце. Беспардонное как разбойник.

Совершенное. Она поверить не могла в такую красоту. Оптическая игра.

Даже неуловимое шевеление сзади не отвлекло её от созерцания. Даже когда она почувствовала влажное прикосновение к плечу.

– Ну как? – прозвучало за ухом.

– Поррразительно! – призналась она. Поделилась. С тем, кто смог разделить с ней это удивительный момент. Это таинство.

А может, даже подарил…

…вспомнила она вдруг. И обернулась навстречу. Ее поймли тёплые губы. Она выбралась на волю, лишь лицом, чтоб вновь пленённо обернуться на Свет… Потом вдруг опомнилась – и вернулась обратно «в темноту»: там её поджидали узоры на груди. И рот. И она реально не понимала – где красивее? Куда смотреть?

В этот поразительный момент, её настигло исподтишка: и то, и другое может закончиться. В любой момент. Тут же сияние иссякло, рассеявшись в пространстве, и она услышала низкое, бархатное, и почти обывательское:

– Что, встаем? Ты голодна? Еще рано!

Она отвернулась от окна, от утраченного Чуда – почти без сожалений, и попробовала продлить себе другое Сияние.

Тем более, «оно» совершенно не возражало…

Артём полусидел-полулежал на кровати. Ну той, вчера расстеленной. И заброшенной. В полумраке, ведь хотя уж рассвело, но томные 6 утра плюс зимняя пасмурность ещё предлагали включить лампочки.

Однако он не спешил. Никуда вообще не спешил.

В такие минуты он что-то писал. Что-то, чем готов был потом поделиться с миром. Или не готов… а оно – само… Но сейчас не мог и пошевелиться. Оторваться от созерцания.

– Оуф! – отшатнулась она получасом раньше, вспомнив предупреждения.

– А уже всё, пугаться поздно… – поддразнил он её.

Потом он зачем-то спросил «уверена ли она». Опоздал с этим вопросом на пару часов. На целую их короткую ночь.

– Я тебя не боюсь… – трогательно сообщила она, будто подбадривая.

– Мне этого не достаточно.

– Но это – уже много…

– Но по мне это – ещё не всё.

И теперь он катал в голове эти мягкие «пластилиновые» шарики мыслей, ощущая приятную инерцию. Словно в ладонях.

А может, и в них.

И она не испугалась. Вновь.

Теперь, полусонно томно осмысливая и набрасывая ей характеристик, по новой своей привычке, он вновь и вновь купался в свежайших, еще щекотных воспоминаниях:

– Где мои трусики? Не видел?

– Может, на мне?

– Снимай…

Не все поймут…

Какая-то в ней присутствует… очень умненькая, осмысленная наивность. Смягченная. Настороженная, будто дыханием спугнуть страшно. Олененок, да и только. И в то же время, она умеет прислушиваться к себе. Доверять себе. Быть честной с собой. И брать то, на что решатся немногие. Чемпионка…

Тут его, словно подслушав, тонко позвал телефон. И он заранее отгадал, кто это.

– Ну?? – вопрошала беспардонная трубка, врываясь в его безвременье, – Чё там девочка?

Трубка атаковала его и вчера вечером, но было не до неё. Он послал другу самый нейтральный смайлик. Не собирался посвящать кого-то в подробности, в которых сам до конца ещё не разобрался…

– Ну не томи! Чё там твоя чемпионка? Сильно Олимпийская?

Он поразмыслил. Как ответить на все это. Потом решился, и сделал это:

Фото.

Саша, утопая в русых, отливающих золотом волосах, мирно нежно спит в свете зарождающегося дня, укрытая бежевым пледиком. На его роскошном матраце. Волшебная гостья.

Оно получилось столь художественным, что он поделился самой главной своей правдой с другом.

Своей очарованностью.

– Спит ☺.. – подписал он…

– То есть ты не шутил да? Про недетские намерения? – обеспокоился друг. Или просто ошалел от скорости развития событий.

А ведь всего месяц-другой назад он по-свойски приятельствовал с его женой. Ещё пока женой. Неразрывной, вездесущей.

– Мне не до шуток, брат. – напомнил Артём, сколько он уже один.

– И как оно? – начинал ступать по непротоптанной дорожке друг. Тот, который порой даже алкоголем утешал его последние месяцы, и слушал его исповеди про бесконечную и нескончаемую любофф.