Бабушка Анна не уставала повторять, что главным для Элис Эмон должна оставаться музыка и только музыка, но, намекала она, на личную жизнь непременно нужно находить время. Естественно, под «личной жизнью» Анна Эмон вряд ли имела в виду секс с первым встречным после совместного распития на открытии ночного клуба. Она пришла бы в ужас, узнай, что Алиса, её Элис, напилась до пьяной истерики и уснула без белья в чужой спальне рядом с мужчиной старше её лет на десять.

Лишь к вечеру Алиса пришла в себя. Отмокла в ванне с пеной с персиковым ароматом, отоспалась в родной кровати, помнящей её детские мечты о большой сцене, а потом занималась четыре часа, растворяясь в музыке, проигрывая особенно трудные места, игнорируя усталость. Музыка – вот что на самом деле необходимо Алисе. Музыка, а не льдистый взгляд, заставляющий сжиматься в нервный комок и кусать губы от обиды.

От приготовления лёгкого ужина отвлекло сообщение от Марьяны. Сначала восторженные смайлики с восклицательными знаками, а потом череда коротких, бомбардирующих предложений с перечислением всевозможных достоинств, тех, что ниже пояса, неоднократного чемпиона мира по плаванию. А через пятнадцать минут на пороге стояла и сама подруга, едва не подпрыгивая от довольства и счастья, вдруг свалившегося на неё.

– И он пробудет здесь две недели, – заходилась в восторге Марьяна, жуя нарезанный Алисой огурец. – Представляешь?! Две недели с самим Александром Хокканеном!

– И ты уверена, что он все две недели проведёт с тобой? – Алиса изо всех сил изображала лёгкость, придерживаясь лада «до мажор».

– Я постараюсь, – засмеялась Марьяна.

– А потом что?

– Ничего, – подруга пожала плечами. – Нет, если всё сло-о-о-ожится, – она задумчиво растянула гласные, будто недовольно морща нос. – Александр живёт в шести часах езды от Колумбийского университета, – Марьяна принюхалась к ароматам из сковороды на плите, над которой колдовала Алиса. – Перспектива так себе, конечно.

– Почему? – Учителя могли гордиться Алисой, она не взяла ни одной фальшивой ноты.

– У него тренировки по шесть часов, плюс на суше, один выходной на неделе. Мужчина должен быть при деле, но не трупом в конце дня, – Марьяна выразительно повела бровями. – В общем, я не загадываю, – она небрежно взмахнула рукой, чтобы тут же переключиться на Алисино приключение: – А что у тебя с Арттери?

– Ничего, – Алиса откусила огурец по образу и подобию Марьяны. – Он из команды Александра, – было сложно не сорваться на имя «Саша». – Америка далеко от Великобритании.

– А вообще? Понравился? – глаза подруги сверкнули интересом, Алиса на секунду потупилась, словно сбилась с основного ритма. Сфальшивила, сплоховала, но быстро нашлась, обхватывая гриф скрипки надёжнее, и продолжила игру:

– Он массажист. Сплошных достоинств мужчина, – если бы в этот момент её увидела Чинция, даже она не заметила бы в широкой улыбке фальшь.

– Отлично!

Ночью Алисе не спалось, она листала новостную ленту, написала несколько сообщений приятелям по учёбе, в том числе Чинции. Поговорила с мамой по телефону, уверив, что приезжать не нужно, она сама в ближайшие дни приедет к ним на дачу, а там… Можно рвануть в Европу всей семьёй, в Италию или Хорватию.

Снова читала стихи volitare и уговаривала сердце жить. Ведь это так просто, легче лёгкого. Оправиться от разочарования и начать работать ритмично, перекачивая молодую кровь по телу. Алисе Щербаковой шёл двадцатый год, она не хотела быть несчастной, организм требовал счастья в полную силу, вопреки всему и вся. Строчки volitare говорили ей, что она переживёт и это разочарование тоже. Ведь это просто. Так просто. Легче лёгкого.

Ночи в это время года стояли белые. В призрачной, молочной дымке казалось – всё окутано мистикой. Раскидистые кроны клёнов в парке, видимые с балкона Алисиной комнаты. Набережная серой, тягучей Невы и золотые купола Смольного собора, отражающегося в глади воды. Хотелось взять скрипку и… Жить. Просто. Легче лёгкого.

Пальцы привычно коснулись грифа, задели струны, она наклонила голову, вдыхая еле уловимый запах лака и концертных залов, взмахнула смычком и начала играть. Стоя на балконе, прямо в белую ночь, закрыв глаза, отдаваясь пронзительным звукам. Наверное, завтра ей будет стыдно, но сегодня не получалось отказаться от самой жизни, заключённой в пронзительной Мелодии Мирослава Скорика.

Звук оборвался резко, повис на доли секунды в воздухе и ухнул вниз, на тёмный тротуар. Взгляд, скользящий и пронизывающий, льдистый даже сквозь фасадное стекло, парализовал Алису. Она безвольно опустила руку со смычком, нелепо взмахнув им в сторону, потом со скрипкой и замерла, разглядывая человека на соседнем балконе.

На Саше были лишь низко сидящие шорты. Сквозь стекло не проступал рисунок татуировки на правом плече, а упрямая прядь волос будто лежала в указанном порядке. В той белизне ночи он казался призраком, не живым человеком, лишь синий взгляд выдавал в фигуре напротив человека. Живого. Из плоти и крови. Человека, разбившего сердце Алисы, даже не зная об этом.

Она зажмурилась и зашла в комнату, меняя призрачные виды на реальность искусственного освещения.

Погода стояла тёплая, на редкость летняя, такая, что не хотелось никуда уезжать. Ни в какую Хорватию, Италию или Испанию. На семейном совете постановили – к тёплым берегам отправятся, когда спадёт тепло в родных краях. Разве Щербаковых можно удивить жаркими странами, белыми песчаными пляжами, кораллами, морскими звёздами, россыпью цветных ракушек? Нет. А вот побыть всей семьёй удаётся редко.

Бабушка занималась с Алисой, не щадя, не делая поблажек на отдых. Напротив, она безбожно заваливала заданиями, миниатюрами, новыми отрывками. Анна не зверствовала так со времён музыкальной школы Алисы, но та была рада.

Между методичным разучиванием классики и игрой в своё удовольствие, когда Алиса ни с того, ни с сего начинала импровизировать или, к ужасу Анны Эмон, наигрывать современные мелодии, пропадало желание бесконечно жалеть себя.

Разве произошло нечто неожиданное?

Что-то случилось с Элис Эмон? Нет. Элис Эмон строго выполняла задания, выданные ей на летнее время, а также старательно корпела под руководством бабушки. Помня единственно важное: музыка – вот смысл её существования. Всё остальное вторично.

Что-то изменилось в жизни Алисы Щербаковой? Нет. Алиса продолжала жить своей жизнью. Ходила после четырёх на пляж, стараясь не думать, что год назад встретила там Сашу. С удовольствием занималась с Сёмкой, играла с ним, будто снова попала в детство. Прислушивалась к вечерним разговорам родителей после ужина. Беседовала с бабушкой, время от времени споря о возможности играть классику в современных аранжировках, поклонницей которых становилась Алиса. Перекидывалась сообщениями с Чинцией, иногда с приятелями, делилась новыми шутками или впечатлениями. Обычная, размеренная жизнь.

История с Сашей не забылась. Огромной, раскалённой занозой она сидела под ложечкой, заставляя ежечасно, ежеминутно, ежесекундно испытывать боль, разочарование и обиду. Алисе шёл двадцатый год, достаточный возраст, чтобы понимать – Саша Хокканен не обязан помнить единичный эпизод в его жизни, даже если он стал первым мужчиной в жизни девушки. У Александра Хокканена огромная армия поклонниц, в его жизни бесконечная карусель, состоящая из Алис и Марьян, сменяющих друг друга быстрее, чем перегорают неисправные лампочки на этом аттракционе.

Ничего не изменилось от того, что она своими глазами увидела, как Саша уводит другую девушку в свою спальню. Он ведь делает так постоянно, может быть, еженощно. В его жизни нет постоянной женщины, а если есть, то тщательно скрыта от ока всевидящих фанаток и спортивных агентов, в чьих интересах поддерживать имидж холостого, потенциально свободного мужчины.

Алиса всё понимала, всё принимала, но никак не могла смириться. Поэтому попросту не думала. Она продолжала просыпаться утром, заниматься, выслушивать недовольство или похвалу бабушки, бежать на завтрак, играть с Сёмкой, спешить на озеро, нежиться в тёплой воде, идти неспешно обратно, перекидываясь по пути бессмысленными фразами с такими же праздно отдыхающими. Какая-то пенсионная, скучная жизнь, но Алиса чувствовала – одна фальшивая нота, один неверный такт, и вся она – натянутая как струна, – лопнет. Поэтому играла отчаянно сосредоточенно, с полной выкладкой.