Со мной вместе училась Федерика. Она была немного старше и намного элегантнее: профессиональная модель из Рима, с отцом, который был оператором на местном телеканале, но в душе грезил о большом кино. Она же сама – не грезила ни о чём. Подписалась на авантюру в виде школы кино из любопытства, чтобы, как она говорила, расширить собственные горизонты. Она обыкновенно курсировала по маршруту «Милан—Рим», но в этот вечер осталась в Милане. У Сильви, нашей общей подруги, был день рождения.

После учёбы я отправилась домой переодеться. Федерика увязалась следом, чтобы заглянуть «по другую сторону светскости», как она это называла. Район, где я снимала квартиру, считался одним из самых опасных. Ей захотелось адреналина. К тому же, она никогда не была в квартирах, где едва ли было десять метров жилой площади.

– Так серо, – заметила она, едва переступив порог.

– Это из-за неба.

– Да, тот ещё видок из окна. То-то я думаю, чего ты такая грустная всё время.

Порою, меня и впрямь охватывала депрессия. Но я не предполагала, что она была заметна окружающим. Мне не хотелось, чтобы я у кого-то вызывала жалость.

Через полчаса мы ушли. Перед тем Федерика церемониально выпила чай, взирая на железобетонный пейзаж.

Метро, стеклянные двери, ступени. Асфальтовые змеи вились во всех направлениях. Федерика управлялась с ними, как факир. Меня они душили, но только по началу. Потом, и я затоптала их.

Мы с Федерикой летели вверх по улице Карла д'Адда, как делали по несколько раз в неделю. И мне в голову приходила ирония, что это та же самая река Адда: но я уже не пересекала её, как по пути из Бергамо, а плыла по течению. Каблуки наши стучали по асфальту, конфликтуя с шумом транспортного потока.

Я остановилась у зеркальной двери бара, чтобы подправить помаду. Отражение показывало меня на первом плане, и остальную толпу – мир – на втором. Ведь так и должно было быть? Даже Федерика, она тоже, хоть и выделялась из общей массы, но только если взглянуть под определённым углом.

Наши знакомые, что бы они там о себе не думали, были столь же незаметны на фоне запруженного народом зала.

– Венера! – услышала я сразу же.

Лишнее подтверждение, что мне в толпе не затеряться. Мы присоединились к их столику. Алкоголя в тот вечер было мало. Возможно потому, что за два месяца в киношколе нам внушили необходимость «держать марку», к которой обязывала профессия. Или же, просто, мы все ещё были испуганным молодняком, боявшимся затеряться в дождливом городе и туманной жизни. Первое время мы притворялись одухотворёнными. Мы притворялись амбициозными.

Я думала, что сбегу из Италии при первой возможности. Но Милан заставил меня – всех нас – повзрослеть. И научиться пить. Спустя год стало понятно, что хоть притворство и было моей профессией, врать себе не имело смысла. Я осела. Когда Федерика призналась, что серьёзно задумывается о переезде в Лос-Анджелес, зависти я не испытала. Даже спросила: «Зачем?». Она могла посчитать меня наивной дурочкой, но всё, чем я была – дурочкой повзрослевшей. Хотя по-прежнему мечтала стать частью эпохи Возрождения итальянского кино.

А потом я встретила Андреа.

Моё внимание он привлёк не сразу. Скорее, я поддалась волне вздохов, накатившей с обеих сторон коридора. Шёл третий час кастинга и в скученной кишке с низкими потолками переставало хватать воздуха, света и терпения.

Любое волнение душащей обстановки воспринималось как событие. Андреа прорезал её как нож масло – от лестничной площадки до помещения, где проводился кастинг. Быстрый, светлый, яркий как молния. Потом громыхнули двери. Дважды. Андреа показался в коридоре вновь, уже с кастинг-директором. Они были далеко впереди, я не слышала их разговора. Но это расстояние не помешало Андреа выцепить меня взглядом из нескольких десятков других соискателей.

Тогда я решила, что со мной что-то не так. Убежала в уборную, чтобы проверить, как лежат волосы, не потёк ли макияж, и не задралась ли и без того короткая юбка. Выходя, я столкнулась с Андреа нос к носу. Нет, не так: грудь к носу. Он был ниже меня ростом, я была на каблуках. В тот момент, мне сделалось неуютно: на фоне него, одетого в спортивный костюм и разбитые кроссовки, я казалась ряженной. И тем не менее, вздохи вызывал он, а не я. Кем он был?

Я спросила у Федерики тем же вечером. Из моего описания она ничего не поняла. Но пообещала узнать «через свои каналы». А потом мне позвонили и сообщили, что кастинг я прошла. Тогда я даже не задумалась, что это означало ещё одну встречу с Андреа.

Федерика научила меня, как заходить на площадку. Она сказала, что, так как репутации я ещё не имела, следовало вести себя скромно. Она посоветовала мне отыскать глазами ассистента и посмотреть, как ведёт себя он: быть незаметной, но всегда под рукой. Федерика никогда не снималась в кино, но была завсегдатаем телесъёмок. Она уверяла, что принцип везде одинаков. Я последовала её совету.

День, на который меня назначили, был одним из последних в съёмочном графике. К тому времени, с кастинга прошло два с лишним месяца. О существовании Андреа я не забывала. Узнала его фамилию: Арпе. Сначала мне показалось кривым, это сочетание имени и фамилии. Андреа Арпе. Никак не ложилось на язык. Мне казалось, что я произношу его на последнем издыхании, что где-то на его середине я задыхалась. А потом поняла, что в этом затаённом дыхании, в этом полувздохе заложен восторг, восхищение.

Я нашла его страницу Википедии. Один факт, что она у него была, говорил о многом. Он был старше меня на пять лет, Телец по гороскопу. Отец – немецкий документалист, мать – учительница-итальянка. Сниматься начал ещё подростком, и до настоящего момента в его послужном списке уже числилось тридцать пять работ. О некоторых я слышала, один фильм видела, но вспомнить, что это Андреа, смогла только пересмотрев отрывок. В статье за упоминанием его актёрских работ следовали те, где он выступал продюсером, а также пара цитат, что он всегда хотел попробовать себя в режиссуре. Видимо, решил разом охватить весь спектр профессий.

Он не был особо популярным, но в соцсетях уже существовало несколько фанатских страниц. На одной было опубликовано фото с последних съёмок – той площадки, где вскоре предстояло появиться и мне.

Роль, которую мне отвели, заключалась в единственной сцене. И будто бы шутка судьбы – с ним, с Андреа. Его персонажу предстояло задушить моего. Это был его фильм, в целом: он сидел в кресле продюсера и был актёром второго плана.

Андреа первым подошёл ко мне. Мне накладывали грим – ужасающую по виду рваную рану вокруг рта. С порога заявил, что ему надо пройтись по роли. Сам он уже был готов. Спросил, как лучше схватить меня за горло, чтобы не причинить вреда. Несколько раз стиснул, определяя нужную силу. Потом отошёл, повторяя слова.

Маленькая его фигурка мельтешила в зеркальном отражении. Он живо жестикулировал, но все реплики произносил в пол, склонив голову. У меня слов не было, но режиссёр, наверняка, попросит реагировать на его. Так он мне сказал, Андреа.

Ограниченная неоконченным ещё пластичным гримом, я пыталась оживить мимику. Гримёр злилась, Андреа, исподлобья глядя на мои потуги, требовал большего. И неудовлетворённый отправился восвояси. Я поняла, что он не спросил моего имени, не поздоровался и не попрощался. Заметив моё недоумение, гримёр рассмеялась:

– Первый раз на серьёзных съёмках? – поинтересовалась она.

Я проблеяла, что-то в ответ. Спустя час, когда меня потребовали на площадку, я накрутила себя до того, что меня буквально колотило от раздражения.

Конвульсии пришлись к месту. Меня попросили закричать, и я кричала, пока не надорвала голос. По окончании Андреа довольно хмыкнул.