Он вынул зубочистку из сомкнутых губ и засунул ее за ухо, после чего склонился над моей рукой. Если поцелуй Рауля де Монфокона вызвал отвращение, то прикосновение лорда Рейндаста заставило меня трепетать. Или то был холод, исходивший от юноши?..

– Не слушай этого обманщика, Диана! И никогда не доверяй англичанам!

Я обернулась. Огненная грива блестела на щегольском бархатном пальто цвета синей ночи. Александр де Мортанж!

– Алекс, ты здесь! – сказала я, смутившись от присутствия надоедливого защитника.

– Еще утром я отправил свой гроб в Париж, чтобы встретиться с тобой! – гордо объявил он. – И правильно сделал, что поспешил. Как вижу, тебя нужно оберегать от нежелательных знакомств.

Он мрачно оглядел молодого вампира.

– Согласно моим источникам, Рейндаст – новичок в городе. Остерегайся его как чумы!

– Я слышал, что вы сами, Мортанж, только что вернулись в Париж после длительного изгнания, – не остался в долгу англичанин, кивнув в сторону толпы: – Сегодня ночью «ад опустел, все демоны здесь».

– Что это за тарабарщина?

– Шекспир, «Буря», – лаконично ответил вампир. – Трудно представить, какой невыносимой для вас, светского льва, была ссылка в Овернь.

На мраморных щеках Александра появился румянец, или мне показалось? Больше всего он ненавидел любые напоминания о двадцатилетнем изгнании из Версаля, куда Король милостиво разрешил ему вернуться после расправы над семьей фрондеров.

– Месье! Здесь, в Париже, мы цитируем Мольера, а не Шекспира! – огрызнулся Мортанж. – Демон или нет, но я верный французский подданный. А не панк-анархист и шпион на жалованье вероломного Альбиона!

Общеизвестно, что вице-королева Анна не святая. Однако она никогда не осмелится бросить вызов Нетленному открыто, как Дама Чудес. Конфликт между Францией и Англией не завершен – об этом свидетельствовало назначение Поппи оруженосцем Короля и присутствие лорда Рейндаста на сегодняшней казне.

– Так панк-анархист или все-таки шпион? Выберете что-то одно, виконт, – иронично заметил лорд. – Моя официальная роль – атташе при посольстве Англии. Намерения мои чисты и благородны: сблизить две наши страны, вот и все.

Он собрался вновь склониться над моей рукой, придав двусмысленный и личный смысл последним словам.

Александр, опьяненный ревностью, помешал лорду:

– Довольно! Диана, послушай! Твоя чистая и невинная душа должна остерегаться дурных обществ, коих полно в столице.

Каждый раз, когда мой рыцарь притворялся, что «защищает» меня, я сдерживала жгучее желание отвесить ему пощечину.

– Похоже, виконт не понаслышке знает, о чем говорит.

Раздалась барабанная дробь, объявившая о начале казни.

Равнодушное, холодно-отстраненное выражение на лице лорда контрастировало с клокочущим бешенством Александра. Последний уже схватился за ручку богато украшенного меча на поясе:

– Какое смелое заявление, мистер Англик!

– Вы меня неправильно поняли…

– Ах, так-то лучше!

– … я хотел сказать, что вы знаете толк в чистых и невинных девушках.

Лицо Александра под львиной гривой побледнело.

Уже не в первый раз в моем присутствии упоминали о веренице юных смертных, которых виконт любил до меня… и которые встретили трагическую гибель в его клыках. Как, например, последняя любовь, некая Анета, которая, как и я, была королевским оруженосцем. Девушка погибла от избытка «любви», которую питал к ней Александр. Именно поэтому его изгнали в Оверни.

Жестокий Дон Жуан открыл рот, чтобы оправдаться, но в эту секунду звонкий щелчок положил конец конфликту. Мелак хлопнул в ладоши, требуя тишины.

– Да свершится казнь! – приказал он с плотоядной улыбкой на губах.

Барабаны заиграли веселее и энергичнее, отбивая ритм. Низкие голоса труб призывно разносились над высокими крепостными стенами. Началась мрачная хореография под аккомпанемент музыки.

Десятки истязателей в глухих капюшонах, как у Главного Палача, двинулись к виселице, таща за собой связанных пленников, заставляя их взбираться по каменным ступеням к перекладинам. Сто десять ниш заполнили приговоренные с веревками на шеях. Босые дрожащие фигуры балансировали на обледенелых досках, представляя собой адское зрелище. Ветер раздувал их рубахи, как призрачные простыни.

Один альков на самом верху выделялся среди остальных. Я догадалась: центральное место, хорошо обозреваемое всей толпой, уготовили для главной пленницы высокого рода – Бланш де Ля Ронсьер. Инстинктивно я притронулась к виску, откуда женщина вырвала клок волос.

Мелак поднял руку в металлических доспехах, из которых выглядывало нежное кружево рукава. Затем, словно римский император на арене, повернул вниз большой палец, удлиненный острым когтем, подавая сигнал.

Барабанная дробь оборвалась.

Скрытый механизм в недрах виселицы привел в движение доски под ногами несчастных. Сто десять тел разом рухнули в пустоту, издавая ужасные звуки, отдаленно напоминавшие музыкальное сопровождение: треск костей, смещенных позвонков, свернутых шей. В течение нескольких жутких секунд повешенные дергались в нервных спазмах, в жуткой пляске неутомимой джиги. Затем все успокоилось.

Я отвернулась, не в силах скрыть отвращения. Игривые комментарии придворных, наслаждавшихся дьявольским спектаклем, вызывали бессильный гнев. Толпа внизу бурлила, выражая дикую радость, что привело меня в недоумение: как будто трагичный конец нескольких влиятельных людей мог улучшить их беспросветную жизнь.

– Правосудие свершилось! – прорычал Мелак. – Пусть вороны и стервятники растерзают трупы до костей! А скелеты раздавят, чтобы ничего не осталось от этих преступников. Даже их имен!

Не успел он закончить речь, как раздались оглушительные громовые раскаты. Сначала мне показалось, что снова заиграли барабаны. Однако гром раздался в небе, а не на земле. Взрыв белого света озарил виселицу.

– Фейерверк! – выдохнул Сурадж.

– В честь Нетленного? – поинтересовалась Эленаис у Главного Конюшего, наблюдавшего за происходящим рядом с нами.

Монфокон молчал. Профиль его сурового скульптурного лица освещали вспышки.

В Версале я изредка посещала ночные вечеринки. Пиротехники Короля, чтобы поразить придворных, использовали разноцветье вспышек. Но сегодня ночное небо разрывали одинаковые, бледные молнии…

Лицо Мелака в первом ряду побледнело. Отблески зарева отражались на его доспехах – бесполезной защите от невидимого врага.

У подножия холма разбегались люди, крича от удивления… и ужаса.

Мелак, наконец выйдя из оцепенения, прорычал Л’Эскийю, дрожавшему под париком:

– Чего вы ждете, олух! Найти нарушителей! Обеспечить эвакуацию черни! Объявить комендантский час! Немедленно!

Неописуемый хаос охватил улицы. Последний букет вспышек распустился в небе.

Фосфорные искры густо сыпались на балки, где висели трупы. Сухие бревна мгновенно занялись. Пожар перекинулся на рубахи мучеников.

Виселица превратилась в пекло преисподней.

Я ПРОДВИГАЮСЬ СКВОЗЬ ЧЕРНИЛЬНУЮ ТЕМНОТУ.

Под ногами протяжно вздыхает губчатая почва. Пальцы, нащупывая дорогу, неприятно натыкаются на склизкие камни, липкие от полузамерзшего мха.

Ледяной воздух наполнен гнилостным паром, который выдыхает земля.

Правильную ли дорогу я выбрала?

Не успеваю подумать об этом, как небеса раскалываются и проливаются дождем бледного света.

Там, в лесу, среди больших камней, лежит труп молодой девушки с серебряными волосами и перерезанным горлом.

Я проснулась словно от толчка. Широко распахнутыми глазами вгляделась в тьму.

Опять этот кошмар!

Опять смерть приходит во сне – моя смерть!

Горькой пощечиной всплыла угроза Бланш де Ля Ронсьер: «До конца жизни помни мои последние слова: я проклинаю тебя! Тристан вернется, чтобы отомстить за меня!»

Ее проклятие потрясло меня больше, чем я думала, и вернулось в жутком кошмаре. Я, перерезавшая горло Тристану, встретила такую же гибель во сне. Я тряхнула головой, прогоняя ужасные мысли. Тристан де Ля Ронсьер умер. И его мать тоже. Я собственными глазами видела, как ее поглотил огонь, а виселица взлетела в воздух.