А вот ответ Бориса, последовавший по получению письма из Москвы:
24 декабря. Письмо БН – АН: Если встретишься с Андреем, обязательно напиши мне о результатах.
Встреча состоялась позже, и это был первый по-настоящему серьезный разговор о будущем фильме. Вот воспоминание Бориса Стругацкого:
…Мы обсудили в общих чертах сюжет, сюжетные линии – кто герои, каковы будут их игровые функции, с чем они начинают картину, с чем выходят в Зону и с чем они пойдут к той самой Машине Желаний.
Надо сказать, что поначалу Андрей Арсеньевич очень увлекался фантастической стороной картины, ее фантастическими элементами. Он буквально упивался этими невероятными подробностями, пировал над ними. Чего там только не было! Были там и «кольцо времени», и «перпетуум мобиле», и гравитационные ловушки – в общем, вся атрибутика современной фантастики плюс к тому кое-что мы еще придумали в ходе работы. <…>
Андрей Тарковский был с нами жесток, бескомпромиссен и дьявольски неуступчив. Все наши робкие попытки творческого бунта подавлялись без всякой пощады и неукоснительно. Лишь однажды, кажется, удалось нам переубедить его: он согласился убрать из сценария и из фильма «петлю времени», которую мы сами же для него и придумали – монотонно повторяющийся раз за разом проход погибшей некогда в зоне бронеколонны через разрушенный мостик. Это прием почему-то страшно его увлекал, он держался за него до последнего, и только соединенными усилиями нам удалось убедить его в том, что это банально, общеизвестно и тысячу раз «было».
Он согласился, наконец, да и то, по-моему, только оттого, что ему пришлась по душе наша общая идея: в Зоне должно быть как можно меньше «фантастики» – непрерывное ожидание чего-то сверхъестественного, максимальное напряжение, вызываемое этим ожиданием, и – ничего. Зелень, ветер, вода…219
Так закончился 1975 год.
1976 год
Варианты сценария
После предновогоднего обсуждения идеи и схемы сценария братья Стругацкие уехали в Комарово и начали «очень плотно работать на Тарковского».
Новогодние и рождественские праздники Тарковский провел в Мясном, в своем сельском доме.
Тринадцатого января он возвратился в Москву.
Пятнадцатого января Тарковский подписал договор о постановке спектакля «Гамлет» в театре Ленинского комсомола. Художник Николай Двигубский, которого Тарковский пригласил вместе с ним делать спектакль (никакого договора с театром у него не было), не подготовил макет декорации и был уволен Тарковским. В этот же день Андрей Арсеньевич распределил роли, состоялась первая репетиция. Вечером режиссер выехал с женой в Таллин, чтобы понять ситуацию с «Гофманианой» и возможные перспективы ее постановки.
Двадцатого января Стругацкие пишут сценарий, воплощая идеи, высказанные Тарковским.
Андрей Арсеньевич думает о театральной постановке и о совместных с Западом кинопроектах. В театре режиссеру предстоит незнакомая и плохо оплачиваемая работа (всего 1000 рублей), но ему это интересно. «Если „Гамлет“ выйдет неплохо (дай-то Бог!), вслед за ним: „Поздняя любовь“, Островский. „Макбет“»220. Новые театральные планы означают для Тарковского новые классические названия. В качестве художника спектакля «Гамлет» приглашен Тенгиз Мирзашвили из Тбилиси.
Тарковский вернулся из Эстонии. «Гофманиану» на «Таллинфильме» приняли без единой поправки, и Андрей Арсеньевич думает сам ставить этот фильм, если будет совместная постановка с ФРГ. Мысли о совместной работе с ГДР он не допускает. Тарковский предложил эстонцам заключить новый договор на сценарий по «Пер Гюнту» Генриха Ибсена. На «Таллинфильме» принимают эту идею и намерены заключить с ним новый договор после одобрения «Гофманианы» в Госкино СССР. Ему также предложили стать художественным руководителем «Таллинфильма». Тарковскому нравится эта перспектива: «Это неплохо, ибо принесет кое-какие доходы»221.
Марианна Чугунова: Сначала «Гофманиану» Андрей Арсеньевич не хотел сам снимать, но потом какие-то сомнения все-таки начались, он решил, что если совместная постановка будет с немцами, то, может быть, он бы ее и снял.
Это к той истории, когда он отказался делать «Идиота» с итальянцами, сказавши, что русских людей должны играть русские актеры, а там единственное условие было, чтобы итальянка играла Настасью Филипповну. А как раз «Гофманиану» он считал, должны играть западные актеры, а западные могли быть только в совместной постановке. По-моему, даже такие планы были: Дастина Хоффмана пригласить на роль Гофмана222.
Но пришли и плохие новости: «Узбекфильм» не оплачивает сценарий «Сардор» для Али Хамраева. Андрей Арсеньевич негодует: «Видимо, придется подавать в суд. В любом случае, работы и планов очень много»223. Мысль о заработках путем написания сценариев для республиканских киностудий прочно владела Тарковским, несмотря на тревожные сигналы с «Узбекфильма».
Принципиальное значение имеет информация о визите Тонино Гуэрры224 и предложении сделать в Италии фильм или постановку на телевидении. Эта встреча и это предложение дали Тарковскому уверенность в том, что он будет востребован на Западе, и определили стратегию его поведения на несколько лет вперед. Позже Тарковский реализует оба этих предложения, а пока он собирается между «Гамлетом» и «Пикником» поехать в Италию на два месяца для более глубокого знакомства со страной.
Тарковский увлечен спектаклем. Он изучает русские переводы «Гамлета». Вопреки мнению, господствующему среди отечественной интеллигенции, что лучший перевод принадлежит Борису Пастернаку, выбор Андрея Арсеньевича падает на полупрозаический подстрочник Михаила Морозова. Стихотворные переводы ему не нравятся:
У Лозинского перевод косноязычный, корявый, но имеется в наличии преследование Шекспира. У Пастернака перевод ужасный, темный; порой даже кажется, что он специально затуманивает смысл «Гамлета», вернее отдельных его мест225.
Интересен ход мысли Андрея Арсеньевича: у Лозинского «имеется в наличии преследование Шекспира» (?!). Что имеется в виду под словом «преследование»? Преследование кем? «У Пастернака перевод ужасный, темный». После недовольства переводами следует сентенция из Гёте, прямо противоположная по смыслу: «Чем недоступнее рассудку произведение, тем оно выше»226. Тарковский замечательно демонстрирует противоречивость своего мышления.
Тридцатого января режиссер вспоминает дзен-буддизм и Евангелие от Матфея. Эти, казалось бы, неожиданные обращения к Библии и восточной религии найдут отражение не в «Гамлете», а в будущем «Сталкере».
В Комарове Стругацкие, вдохновленные полученным авансом и снабженные большим количеством новых идей после общения с Тарковским, к концу месяца написали совершенно новый сценарий. Тысячу раз был прав незабвенный Эмиль Брагинский, один из самых талантливых и успешных (в соавторстве с Эльдаром Рязановым) сценаристов отечественного кино. На вопрос: «А как к вам приходит вдохновение?» – он отвечал: «Вдохновение ко мне приходит сразу после подписания договора и получения аванса. Буквально в первые же часы».
Аркадий Стругацкий незамедлительно передал законченный сценарий Тарковскому. Тот его прочел и высказал свое мнение, озадачившее соавтора, о чем он написал большое и обстоятельное письмо Борису:
1 февраля. Письмо АН – БН: Тарковский прочитал. Пришел, получил от меня деньги и выразил ФЕ. Понять его было чрезвычайно трудно, однако смысл его претензий в следующем:
А. «Ему не надо, чтобы был атомный взрыв. Главным образом потому, что
а) это значит, что ученый вышел с заранее обдуманным намерением и оное претворил в жизнь, пронеся идею невредимой и неизменной через всю Зону; вот если бы он вышел с этой идеей и в ходе перехода ее изменил, тогда другое дело (или если бы он вышел с другой идеей, а в конце пришел к выводу о взрыве, тогда тоже другое дело).
Б) Зону вообще не надо взрывать (я сказал ему, что речь идет о Машине Желаний, но он возразил, что это все равно), ибо она, Зона, есть квинтэссенция нашей жизни. Тут, естественно, у меня глаза на лоб полезли.
Б. Для него сценарий очень пестр, его надо ускучнять. Больше всего ему понравился телефонный разговор (только содержание должно быть другое) и сцена, где двое спят, а один на них смотрит. Эту сцену (сна) он хочет сделать очень длинной.
Впрочем, ближайшее его действие будет: утвердить это на худсовете как первый вариант, а потом все обсудить заново и дать нам конкретные указания. На чем и порешили. Этим он будет заниматься сам.
