«Пикника» в этом списке нет. Интересно заметить, что Тарковский пишет о пяти годах безработицы после «Андрея Рублева», совершенно не упоминая о сценарных, актерских и других работах, сделанных в это время, не говоря уже о снятом им фильме «Солярис» по сценарию написанному совместно с Ф. Горенштейном.

Тарковский нуждался в свежем и трезвом взгляде на написанное. В качестве единственного критика в Мясном оказалась только его жена Лариса Павловна. Интересно, что было бы, если она сказала, что сценарий ей не понравился? Но она такой ошибки не допустила, и Андрей Арсеньевич положился на ее вкус и понимание драматургии. И все же, несмотря на комплименты Ларисы, он чувствует, что в сценарии не хватает драматизма, и ищет событие, которое завяжет и соединит сюжетные линии фильма. Таким событием ему представляется пожар в оперном театре.

Любопытно в связи с этим поразмышлять о любви Андрея Арсеньевича к огню и проследить наличие «пирофилических» моментов в каждом его фильме. Начиная с «Иванова детства», в каждой картине Тарковского присутствует огонь, выступая все более мощно и деструктивно. Огня хватает и в «Ивановом детстве», и в «Андрее Рублеве». На последнем была даже скандальная история с якобы горящей коровой, от которой Тарковский всячески открещивался, утверждая, что корова была обмотана асбестом и ничуть не пострадала. Скорее всего, действительно было так, но стресс, думаю, она пережила немалый.

В начале «Соляриса» в усадьбе родителей Кельвина горит маленький дымящий костер, но Тарковский возьмет свое в сцене отсылки в космос женщины-фантома Хари, после которой шлюз космической станции заполняется огнем, одежда на Кельвине горит, а на лице остаются ожоги.

В «Зеркале» девочка сидит у горящей печки, и ее ладонь кажется светящейся изнутри, во время дождя горит сеновал, и мать зовет детей полюбоваться этим зрелищем. Интересно, что при этом все стоят, и лишь потом человек идет к огню, но что с ним происходит – непонятно, поскольку эпизод обрывается монтажным стыком. Вообще, соединение огня и воды – один из любимых образов Тарковского. Оно есть в каждом его фильме.

В «Сталкере» – настоящем царстве сырости и воды – пришлось ограничиться газовой колонкой, парой костерков и красным жаром среди струящихся потоков. В «Ностальгии» Тарковский, как и в «Сталкере», разложил костер среди воды и осуществил в центре Рима потрясшее зрителей самосожжение одного из двух главных героев.

Вспомним памятную запись Андрея Арсеньевича в Дневнике 1970 года: «Слава сжигающим себя из протеста перед лицом тупой безгласной толпы…»

В «Жертвоприношении» великий режиссер достиг своего огнепоклоннического апофеоза. Главный персонаж фильма, решив, что он спасет человечество, переспав с довольно милой ведьмой, в качестве компенсации этой приятной (или ужасной) жертвы сжигает собственный дом, наказывая себя и своих ближних, включая маленького, не очень здорового сына. Ни у кого не возникает вопроса: почему все они должны так пострадать из‐за безумия главного героя? Пожар и сопровождающие его события снимаются единым восьмиминутным планом, языки огня достигают двадцатиметровой высоты, а кожа на лицах актеров (по их свидетельству) едва не лопается от жара. Этот эпизод производит ошеломляющее впечатление на зрителей и особенно на кинокритиков. Но это события грядущих лет, а пока он заканчивает работу над «Гофманианой», дописав сцену с мощно горящим театром.

Стругацкие, получив от Тарковского предложение ускорить работу, быстро написали заявку на сценарий полнометражного цветного художественного фильма под условным названием «Машина желаний» и сдали ее в Экспериментальное творческое объединение на «Мосфильме». В ней Стругацкие подробно изложили фантастико-приключенческую фабулу сочиненной ими истории. Свою задачу они видели в том,

Разумеется, чтобы сценарий был принят, Стругацким понадобились ритуальные заклинания о «пропаганде передовых философских идей гуманизма и критики буржуазной идеологии»207. Если в 1990‐е эти реверансы власти не раз ставились авторам в вину, то сегодня выросло поколение людей, которым «критика буржуазных идей» представляется уместной даже в ее советском исполнении. Нужно понимать, что это были обязательные клише, вставлявшиеся в те времена как предисловие к любому тексту, где затрагивались проблемы, не относившиеся к миру социализма. Таковы были правила игры, и авторы были вынуждены их соблюдать.

Двадцать четвертого октября Тарковский закончил работу над «Гофманианой». В Мясное срочно приехали Марианна Чугунова с Георгием Рербергом. Они забрали сценарий в Москву, чтобы перепечатать и отправить в Таллин. Тарковский воспользовался этой оказией, но выразил в дневнике недовольство встречей с соратниками.

Эстонская сценарная обуза пала с плеч Андрея Арсеньевича. Теперь незаменимая, чрезвычайно обязательная Маша Чугунова внимательнейшим образом проверит текст, вплоть до последней запятой, напечатает в нескольких экземплярах, переплетет и отправит в Таллин. Маша и Рерберг приехали в Мясное, проделав немалый путь, чтобы повидаться с почитаемым кинорежиссером. Но он не был обрадован их приездом. Почему же?

Можно предполагать две причины: во-первых, они привезли не очень обрадовавшие его новости, во-вторых, после дальней дороги Гоша решил расслабиться, и это вылилось в обильное употребление алкоголя. Тарковский и сам раньше совсем не прочь был выпить как следует. Он любил хорошую компанию и застолье, но под влиянием Ларисы, старательно изолировавшей его от бывших друзей, все более отдалялся от своих кинематографических компаний и привязанностей. Его собеседниками за столом все больше становились не кинематографисты, а «нужные люди».

Лариса предлагала ему в качестве альтернативы только собственное общество и застолье. Тем не менее Андрей Арсеньевич все больше следовал в ее фарватере, и студийное пьянство, почитавшееся прежде удалым молодечеством, стал считать непростительным и отвратительным пороком. Не до застолий с Гошей было в те дни Тарковскому.

Это была та же заявка от 24 октября 1975 года.

В Москве заявка, поданная Стругацкими, была быстро прочитана и получила высокую оценку главного редактора «Мосфильма» Леонида Нехорошева и руководства Экспериментального творческого объединения.