Колхозники жили в оцепенении. Они перестали доверять соседям, женам, мужьям. Газеты не выписывали. Парторг ходил по домам и умолял подписаться хоть на газету «Правда». Люди отводили взгляды, но не поддавались на уговоры. Ермаков обратился к Пантелею:

– Давай кумекать насчет подписки. Сорвем ее – меня по головке не погладят.

Пантелей предложил выход:

– Оформи экземпляров сорок на колхоз. Будем развозить по станам, мастерским, отделениям.

– Спасибо, Пантелей. Век не забуду. Ты меня спас.

Председатель прищурился, спросил в лоб:

– Виктор, а не ты ли в органы стучишь?

Парторг покраснел:

– Докажи.

– Я не следователь. Забудем этот разговор. Но я надеюсь, что больше никого из колхозников не арестуют.

Парторг вдруг взъерепенился:

– Ты что, против линии партии прешь?

– Это какой линии?

– Покрываешь врагов народа.

Председатель долго смотрел на парторга:

– У тебя сколько детей?

– Ну трое.

– Виктор, у нас много отчаянных фронтовиков. Не повтори судьбу Кирилла.

Парторг начал хватать ртом воздух:

– Не повторю, Пантелей. Но за заботу спасибо! Думаю, никого больше не арестуют.

На ферму начали завозить молодых телочек и коров. Машины с мычащим скотом шли одна за другой. Кормить, чистить, доить собрались стар и млад. Пантелей подозвал к себе Валентину:

– Тебя назначаю заведующей фермой.

– Я не умею руководить.

Пантелей усмехнулся:

– И обязанности доярки с тебя не снимаю. Нужно будет – вилами навоз начнешь убирать.

– Председатель, уймись. Мы с четырех утра почти даром пашем на ферме.

– Ничего, Валя. Наступит и на нашей улице праздник.

– Ишь ты, заговорил словами вождя.

– Тебе что-то не нравится?

– Все нормально. Одно «но» – мне скоро рожать.

– Валя, ты знаешь, что все наши бабы рожают кто в поле, кто на ферме, а Нинка Гончарук умудрилась даже в конторе ребенка произвести.

– Тебя, председатель, не переспоришь. Ладно, согласна исполнять обязанности и бабы, и мужика. Коли придется – рожу вон в той каморке.

Пантелей облегченно вздохнул. Валентина согласилась возглавить ферму. Он сел в машину, с трудом выехал со двора: тяжело управлять одной рукой. Правда, была еще культяшка, он ею придерживал баранку.

Валентина собрала доярок и одного скотника, кривоного старика Фому.

– Не густо, – сказала завфермой, – на одну доярку – двадцать коров. Почитай, нужно приходить не в четыре утра, а на полчаса раньше.

Ропот недовольства прокатился по конторке. Валентина цыкнула:

– Не шумите, девоньки, всем сейчас тяжело.

Начали осматривать буренок и опечалились: у половины стада – мастит.

– Дела, – пробурчала одна из доярок. – Не вылечим – подохнут. Нас за это упекут туда, куда Макар телят не гонял.

– Куды-куды? – переспросил глухой Фома.

– В тюрьму, вот куды.

Валентина окинула всех строгим взглядом:

– Не талдычьте. Я приготовлю раствор, он поможет. Бабка меня научила. Вы же, кто может, принесите широкие напильники. Будем разрабатывать вымя.

Узнав про болезни коров, Пантелей сильно переживал:

– Это ж нас обманули?

Валентина успокаивала:

– Нет, председатель. Просто те люди знали, что скот продадут, перестали на него обращать внимание. Через недельку всех коров вылечим. Ты занимайся колхозными делами, я здесь справлюсь.

– Ну коли что, зови, сразу примчусь.

– Думаю, скоро понадобится твоя помощь.

– Что случилось?

– Потерпи.

Валентина приметила, что на ферме пропадает молоко. Она наблюдала за подчиненными, но те пили его немного. Куда исчезает остальное?

После вечерней дойки она притаилась у забора. Видит, одна доярка оглянулась, вытащила из-за пазухи бутылку и налила туда молоко. Вторая заполнила трехлитровую банку. Третья произвела такую же операцию. Свое добро женщины спрятали в кустарники, недалеко от фермы.

Валентина собрала доярок и возмущенно сказала:

– Верните молоко в бидоны, иначе вас просто привлекут к суду.

– Ты заложишь?

– Я не сексот. Я ваша коллега, но и руководитель. Уже идут разговоры о нехватке продукции при сдаче. Цифры не сходятся. Пишем один объем при дойке, сдаем – другой. Девоньки, прекратите это безобразие.

– Чем детей кормить? У тебя мужик есть. Он зарабатывает. А наших поубивали на войне.

– Я вас понимаю. Что-нибудь придумаем.

Расстроенная, она пришла в контору колхоза. Пантелей удивился:

– Случилось что?

– Да!

Она подробно рассказала о воровстве.

– Твое предложение?

– Нужно в счет трудодней разрешать людям брать молоко.

– А если продолжат воровать?

– Я этого не допущу.

– Согласен. Соберем правление колхоза, узаконим данное мероприятие.

Дома Валентину ждали голодные дети. Она на скорую руку сварила похлебку, нажарила карасей, которых поймал Сашка.

К ужину подоспел и Егор.

– Как идут дела, женушка?

– Лучше не придумаешь. Подворовывают молочко.

– Что решили?

– На правлении этот вопрос обсудим, думаю, разрешат брать молоко в счет трудодней. И я вам тогда начну его приносить.

– Ура! – завопили сыновья. – От пуза напьемся.

Валентина остудила пыл братьев:

– Не больше литра буду приносить. Так что пузо поберегите для речной водички.

Замигала лампочка. В десять часов отключат свет. Мигание – предупреждение людям.

– У тебя все в порядке, Егор?

– У меня да. Но в бригаде не очень. Трактора один за другим ломаются.

Валентина хитро прищурилась:

– Пошукайте по дворам. До войны мужики много добра принесли до хат, в том числе и запчасти от тракторов.

– У тебя золотая голова, женушка. Завтра обмозгуем этот вопрос.

Допивая густой чай, Егор вдруг задал неожиданный вопрос:

– Валя, за пару лет до окончания войны в отпуск поехал Ираклий Сухожилин из соседнего села. Я с ним послал для вас хлеб, консервы, сахар. Он вас нашел?

Валентина расхохоталась:

– И смех, и грех. Нашел нас Ираклий. Прибыл в самое голодное время. Я собрала в поле гнилую картошку, добавила в нее лебеду и напекла лепешек. Они получились румяными, пышными, но до тошноты невкусными. Посадила за стол фронтовика, он достал твои продукты, нарезал хлеб с колбасой. Все стали есть. Ираклий, видимо, подумал, что я напекла детям деликатесы, и не притронулся к еде. Он уплетал твои продукты.

Дети у нас стеснительные. Они давились лепешками и наблюдали, как исчезает хлеб. Осталось полбулки.

Ираклий поблагодарил нас и ушел. Я разрезала остатки хлеба и отдала по кусочку детям. Они с восторгом уплетали вкуснятину и даже собрали со стола крошки.

Егор потрепал сыновей по голове, сказал:

– Сынки, для вашего счастливого будущего мы побили врага и сейчас с мамкой работаем словно волы. Но это все временно. Наступит, я думаю, счастливое время.

Егор поделился мыслями о запчастях с председателем. Тот хмыкнул:

– Заманчиво, но незаконно. Как пойдем по домам?

– Мы не станем заходить в хаты, запчасти, если есть, валяются во дворах и сараях.

– Добро! Кликни с десяток активистов-механизаторов, и двинем экспроприировать колхозное добро.

Обход начали с самого дальнего дома. Там жила семья Зиминых. Хозяин погиб на войне. Его жена воспитывала четверых детей. Узнав цель прихода, буркнула:

– Ищите в огороде. Там что-то валяется.

В зарослях бурьяна обнаружили запасные части к гусеничному трактору. Председатель удивился:

– Когда мог столько утащить?

Хозяйка спокойно ответила:

– На втором месяце войны, всем было не до колхоза. Он мечтал вернуться, сесть за руль трактора.

И заплакала.

Пантелей распорядился выписать семье три килограмма муки и два литра молока.

Двор, другой, третий – везде находили запасные части для техники. Загрузили одну полуторку, наступила очередь другой.

На одном подворье вышла осечка. Нелли Загитуллина встретила пришельцев с ружьем.