Он обвел взглядом зал. Все притихли.

– Этот человек работает в тюрьме. На днях выходят за ворота шесть человек.

– И что? – раздался тревожный голос из зала.

– Я их привезу. Будут работать. Мой знакомый успокоил: сроки небольшие. Нормальные люди.

Тот же голос прервал:

– Не дури, председатель. Они разворуют и сожгут колхоз.

– Цыц! – резко крикнул Егор. – Вези мужиков сюда, Пантелей. Я воевал с зэками. Многие проявили себя героями.

С тревожным чувством ехал Пантелей в город. Он и сам побаивался авантюры. Но выхода не видел. Война выкосила мужиков, народное хозяйство требовало немедленного восстановления.

В тюрьме председатель ждал недолго. Его накормили невкусным супом, положили черпак гороховой каши.

Приятель, офицер внутренних войск, прокомментировал:

– Наших постояльцев так кормим. Негусто, но умереть от арестантской пищи нельзя.

Мужчины вышли из столовой. На плацу ждали шестеро вчерашних зэков. У каждого за плечами тощие рюкзаки.

– Давайте, хлопцы, знакомиться, – протянул каждому руку Пантелей.

Те неуверенно, робко ее пожали. Отвыкли от человеческого общения.

Пантелей обратил внимание на маленького, сухонького, с потухшим взглядом мужичка. Звали его Николаем, фамилию пробубнил так, что никто не расслышал. Пантелей переспросил. Тот неохотно ответил:

– Убийцын.

И мужичок сник.

Приятель отвел Пантелея в сторону:

– Сильно не донимай его. Он сидел за неосторожное убийство маленького сына. Николай ремонтировал трактор, а мальчонка играл под колесом. Отец дал задний ход, и все… Получил парень восемь лет. Отсидел половину. Ты, Пантелей, будь с ним поаккуратнее. Его дурацкая фамилия под стать совершенному преступлению, она давит на его психику.

Приезжих в колхозе встретили настороженно. Жить распределили по квартирам. В основном там, где хозяева – мужчины. Убийцын попал к вдове. Ее муж погиб на фронте, она, как могла, тянула двоих детей. Пришлый мужик пришелся ко двору. Колхоз за него начислял лишние трудодни, постоялец выполнял по дому мелкий ремонт.

Ночью загорелась конюшня. Люди с ведрами и баграми прибежали спасать колхозное добро. Егор, не раздумывая, кинулся в конюшню. Огонь уже подступил к стойлам. Мужчина открывал двери и выгонял лошадей на улицу. У него начали гореть волосы. Увидев это, жена Валентина тоже ринулась в огненный ад. Она с трудом оттащила мужа от маленького жеребенка и вытолкнула их на улицу. На Егоре тлела одежда. Десяток ведер ледяной воды обрушились на него. Он лежал на земле и стонал от боли.

Старая жительница, бабка Ружбеляева, приказала принести картофель и терку. Она быстро измельчила клубни и обложила ожоги Егора жижицей. Через пару минут он открыл глаза, удивленно произнес:

– Боль-то уходит, спасибо, бабушка!

Та улыбнулась:

– Это самое лучшее средство от ожогов.

Кто-то из колхозников крикнул:

– Поджигателя надобно найти.

Все притихли, потом оживленно начали переговариваться. Фронтовик Зудин хлопнул себя по лбу:

– Вечером я видел одного зэка, он прогуливался возле конюшни.

Гул усилился. Председатель строго сказал Зудину:

– Назови фамилию.

– Кличут Петькой, он за поджоги сидел.

Толпа ринулась к дому, где жил Петька. У некоторых в руках появились жерди.

Возле калитки все остановились. Из дома вышла хозяйка:

– Чего всполошились?

– Где постоялец?

– Спит.

– Давай его сюда.

Хозяйка пожала плечами, крикнула:

– Петька, к тебе гости.

Вскоре вышел заспанный мужчина. Десятки разъяренных людей молча пошли стеной на Петьку. Тот от страха попятился.

– Как я понял, ко мне претензии.

Рев усилился:

– Ах ты, гад, издеваешься!

Из толпы вышел фронтовик Кирилл. В его руках блестело лезвие топора.

Зэк попятился:

– Объясните.

– Голову на плаху, собака, – Кирилл взмахнул топором.

Вдруг перед ним возникла девичья фигура.

– Остынь, Киря, он не виноват.

Наступила неловкая тишина. Его нарушила та же девушка Дуся:

– Мой жених, Димка, поджег. Мы любились на сеновале. Димка покурил, потушил окурок, но, видимо, не до конца.

Девушка зарыдала. Она поняла, что рушит свою жизнь, губит и жениха. В толпе стоял и Димка. Он вырвался вперед, упал на колени:

– Простите меня, люди!

Односельчане стали молча расходится. Участковый поднял с земли парня:

– Идем, глупый щенок. Свой дом увидишь лет через пять. Невесту тоже.

Дуся зарыдала еще громче:

– Не вини меня, Дима. Не могла я иначе. Люди могли погубить невинную душу.

– Обо мне подумала?

– Не знаю.

– Я проклинаю тебя!

– Умолкни, подлец! – заорал милиционер.

Димку увели, а Дуся, как заклинание, шептала:

– Я не виновата, не виновата, Дима. Прости меня…

К ней подошел Пантелей, обнял за плечи:

– Иди домой, дочка, ты все правильно сделала. Завтра вечером жду тебя на общее колхозное собрание.

…Зал гудел, как улей. Все обсуждали происшествие с конюшней. Димку не вспоминали. Доброго слова удосужились Егор со своей женой. Председатель представил его к местной награде.

– За героизм и мужество, – торжественно начал он, – чету Гредневых награждаю мешком муки.

Гул одобрения разнесся по клубу. Конюшню решили отремонтировать. За это проголосовало большинство.

Затем утвердили план работы на ближайший месяц. Надо было много построить, вспахать, надоить.

Люди чесали затылок: до войны за полгода это не делалось.

Пантелей резко обрывал панические разговоры:

– То было другое время. Враг разрушил полстраны. Партия приказала немедленно восстанавливать народное хозяйство. Кто против?

Все притихли. Знали: если что, придут сотрудники НКВД.

В конце собрания председатель обратился к Егору:

– Ты с женой пока никудышные работники. Даю неделю отпуска. У вас в Троицке родня, поезжайте, отдохните.

На глазах Валентины выступили слезы благодарности.

Председатель поднял руку, шум утих.

– Товарищи, нас объединили с соседним слабым колхозом. Нужно дать коллективу красивое, современное название.

Со всех сторон посыпались предложения. Их тут же опровергали. Егор вспомнил школу, великого писателя Максима Горького. Сквозь шум и гам воскликнул:

– Буревестник!

Шквал аплодисментов прокатился по залу.

Председатель колхоза выделил Егору лошадь с телегой, на прощание напутствовал:

– Погрузи со склада мешок муки, выменяй на гвозди.

– Постараюсь, в Троицке пять заводов, глядишь, где-то и клюнут.

Егор лукавил. Сестра Валентины Зина была замужем за директором дизельного завода. Там занимались производством, строили дома для рабочих.

Выехали спозаранку. С собой взяли хлеб, лук, вяленое мясо. Егор правил лошадьми, Валентина с детьми расположились в телеге. В перелесках часто останавливались. Мальчишки носились между деревьями, взрослые собирали грибы. К полудню набрали три ведра груздей, белых и рыжиков.

В Троицк заявились под вечер.

Сестра с мужем жили на окраине города, занимали маленький бревенчатый дом. Недалеко от них еще раньше поселился отец Александр Владимирович с женой Галиной Петровной.

Остановились у Зины. Муж ее, Сергей Семенович, послал сына за родителями. Александр Владимирович с супругой пришли нарядные, счастливые.

– Дайте я вас расцелую, мои хорошие.

Он облобызал все семейство, обратился к Галине Петровне:

– Вот какими орлами, мать, семейство Дикопольцевых прирастает молодой порослью.

Егор деликатно возразил:

– Семейство Гредневых.

Все дружно рассмеялись, взрослые подняли стопки, чокнулись.

Пока мужчины вели свои разговоры, Зина отозвала сестру на кухню.

– Рассказывай новости.

– Их полно. Есть хорошие, есть не очень.

– Не тяни.

Валентина поведала о жизни колхоза. Зина спросила:

– Как живет Дарья, моя одноклассница?