– Они смогут отсюда выбраться?

– С легкостью. Над входной дверью есть фрамуга.

– Ты и сам неплохо знаком с планировкой дома.

– Не впервые здесь ночую, – пожал плечами Такумо. – Хотя в этот раз нам с тобой очень повезет, если нам не запретят больше здесь останавливаться.

– Это все, что тебя волнует?

– Пока я волнуюсь о пустяках, у меня нет времени паниковать.

– А я лучше дерусь, когда паникую.

Такумо улыбнулся.

– К тому же эта тварь пыталась убить не меня. Кто-то хочет тебя убрать, так?

– Так.

Такумо сел на койку и вытянул ноги.

– Вряд ли мне удастся сейчас уснуть. Рассказывай.

Когда Маг закончил свой рассказ, Такумо потряс головой, как будто хотел проверить, держится ли она еще на плечах.

– Полнейший бред.

– Я тоже с трудом в это верю, – ответил Маг.

– Да, тяжело быть скептиком, когда у тебя к стойке кровати пришпилена тварь с пятью пальцами. Так ты говоришь, что пушку того клоуна сразу заело? – Маг кивнул. – Странно. Он, наверное, забыл ее зарядить, или по ошибке зарядил не тем калибром, или, возможно, не снял с предохранителя. А вдруг бандит просто хотел напугать тебя?

– Ему это удалось, – признался Маг, съеживаясь внутри своей куртки. Дрожь это не остановило. Никогда прежде неприятности не преследовали его из города в город. Очень хотелось счесть все происшедшее галлюцинацией или ночным кошмаром, но этому мешала вера в собственные глаза, которые никогда еще его не подводили.

– По-моему, голова без всадника явилась не за тобой, а за содержимым твоего футляра. Аманда ничего тебе не дала?

– Только ключ от квартиры.

Такумо приподнял брови.

– Ты туда ходил?

– Да.

– Что-нибудь нашел?

– Нет... там на двери примитивный замок. Его можно взломать хоть кредитной карточкой. Мне кажется, что до моего прихода кто-то перерыл всю квартиру, но ничего не взял.

– Почему ты так уверен?

– В пыли остались бы отпечатки от пропавшего.

– Ну ты даешь! Вот это наблюдательность! Значит, они не нашли, что хотели, и ищут это у тебя, так?

– Похоже на то.

– Или они тебя не убивают, пока думают, будто ты знаешь, где это спрятано?

Маг всплеснул руками, как обычно делают итальянцы, задействовав почти все мышцы своего тела.

– Что нам теперь делать?

Маг замер, не успев ни пожать плечами, ни вздрогнуть.

– Нам?!

– Спрашиваешь! Такие твари не любят оставлять следов. Теперь они и меня захотят убрать.

Маг задумался. Внешность Такумо, даже одетого, не вызывала большого доверия, и он не принадлежал к тем, кто умел с легкостью затеряться в толпе, зато хорошо дрался и, возможно, что-нибудь знал о том, кто такие эти загадочные «они».

– Неужели Чарльз Мэнсон действительно твой отец?

– Видишь ли, дружище, я и сам не знаю. Я тогда был не очень взрослым. Так мне сказала моя мать, и, по-моему, она искренне в это верила. Меня зачали на ежемесячной оргии Семьи, на ранчо Спэн, еще до того, как прокатилась знаменитая серия убийств. Моим отцом мог оказаться любой из участвовавших в оргии байкеров и членов Семьи. А родился я уже через пару месяцев после того, как всех арестовали, но еще до суда. Мать считала всех невиновными и назвала меня в честь Чарли... в честь одного из его псевдонимов. – Такумо усмехнулся. – Она меня убеждала, что обо всем позаботилась, и я – не то дитя судьбы, не то чудо-ребенок, не то что-то из той же оперы. Могло быть и хуже, надо бы радоваться, что она не назвала меня «Господь» или «Иисус». Господь Иисус Христос Такумо. Представляешь себе?

Маг кивнул.

– Разве «такумо» – это не монстр какой-то?

– Ты знаешь японский язык?

– Нет, просто мой дядя Данте пишет ужастики, и я в них немного разбираюсь. – Он оглянулся на беспомощно извивающуюся ладонь. – Жаль, что его здесь нет.

Такумо улыбнулся.

– Видишь ли, кумо – значит паук. Хирата-кумо – это паук-охотник, вроде тех, что бросаются паутиной, как лассо, только величиной в целый ярд. Тотатэ-кумо – паук такого же размера, который предпочитает сидеть в засаде. А тебя как зовут?

– Маг. Микеланджело Гаэтано Магистрале.

– Маг? Как в «Мудреце с востока»?

– Я из Нью-Йорка, – признался Маг. – А мудрость, наверное, предоставляется только избранным.

– Успокойся, тот, кто уехал из Нью-Йорка, мудрее многих. – Такумо посмотрел за окно: небо было беспросветно, как отчаяние.

– Четыре утра, – сказал Маг.

– Три пятьдесят семь, – ухмыльнулся Такумо, с гордостью демонстрируя электронные часы, устроенные даже сложнее, чем любой швейцарский нож. – Шедевр японских технологий. Что ты собираешься делать с ладонью?

– А что?

– Солнце встает, – мягким голосом пропел Такумо. – Мне почему-то кажется, что если она не вернется к хозяину до рассвета, то начнет истекать кровью. Тебе хочется объяснять всем, откуда взялась кровь?

Маг уставился на обмякшую под ножом ладонь. Лезвие ножа было окровавлено, но сама рана и срез на запястье выглядели сухими, а несколько капель крови на полу были его собственными. Один взгляд на них удесятерил боль в укушенном трицепсе.

– Как считаешь, может, нам просто открыть окно и выпустить ее? – спросил он.

– Выпустить? Ты хотел сказать, выбросить и опустить раму побыстрее? Ты прав, без головы она вряд сумеет сама выбраться отсюда. Кстати, когда рассвет?

– Не имею ни малейшего понятия. Я никогда не был бойскаутом.

Юкитака сидел в «тойоте», барабанил пальцами по рулю и ждал. Каждые несколько минут он нервно поглядывал на жгут, стягивающий левую руку. Небо было еще темным, но до рассвета оставалось меньше часа. Юкитака на секунду представил себе беспрерывный кругосветный полет с ночной стороны Земли и едва заметно улыбнулся. Таменага мог себе это позволить и, вполне возможно, именно так и поступил бы на его месте. Или он предпочел бы сохранить лицо, навсегда лишившись руки?

Легкий укол просигналил о том, что из ладони вытащили нож, но боль терзала Юкитаку куда меньше, чем унижение. Ладонь шлепнулась на землю и засеменила по заледеневшему асфальту к сидевшему в «тойоте» хозяину, который продолжал изводить себя мыслями о позорном провале. Он посмотрел на часы и выругался. Можно было бы долго рассказывать, за что Юкитака Хидэо не любит английский язык, его сложную грамматику и идиотскую орфографию, но за ругательства он был благодарен. Юкитака открыл дверь и вышел на ночной мороз.

Ладонь взлетела на запястье, как птица на руку сокольничему, и Юкитака торопливо стянул кожаную перчатку. На месте соединения не осталось ни следа. Он, как умел, перевязал ладонь, ослабил жгут и поехал в отель.

Солнце взошло, кровь хлынула по порванным венам, и Юкитака, парковавший машину, не сдержал крика.

Маг и Такумо понаблюдали за первым рассветным лучом и, впервые за ночь ощутив себя в безопасности, устало побрели к своим койкам.

Сон был прерван радиопризывом к завтраку, и Маг обрадовался пробуждению. Он присел на край койки, тут же увидел подпирающий дверь стул и бегом кинулся убирать его. Такумо осмотрелся затуманенным взором и снова закрыл глаза. Фотограф бросил взгляд на стойку кровати, на след от ножа, покачал головой и начал одеваться. Его охватило сильное желание забыть обо всем происшедшем ночью, как о кошмарном сне, но Маг никогда не забывал то, что видел собственными глазами.

В столовой, где ему удалось сласти несколько блинчиков от обязательного утопления в кленовом сиропе, он нацедил себе из автомата кофе в кружку, и, даже не глядя на свободное место напротив хорошенькой девушки, сел за пустующий столик. Такумо, только что из душа, с влажными волосами и налитыми кровью, но широко открытыми глазами, появился позже, чтобы засвидетельствовать почетную гибель второй кружки кофе.

– Доброе утро.

Такумо кивнул.

– Я записал нас на уборку мусора. Надеюсь, ты не возражаешь. – Маг только крякнул. – Так мы скорее закончим и свалим отсюда.