– Да?

– Вы слышали это раньше?

– Разумеется. Пэйкер вчера сообщил.

– И вы не сказали мне?

– Но здесь нет ничего нового... – удивился Хегарти.

Таменага кивнул. Снова включилась пленка, динамики пошипели и выдали: «Добрый самаритянин».

Раздался третий голос, принадлежавший женщине, черной, если Хегарти хоть что-нибудь в этом понимал: «Скажите, пожалуйста, у вас есть пациент по имени Чарльз Такумо?»

«Сейчас посмотрю. Он ваш родственник?»

«Нет, просто друг».

«Секундочку...»

Таменага снова кивнул, и пленку выключили.

– Он все еще в коме, – озадаченно начал Хегарти, – Лэмм проверил в больничном компьютере...

– Вам не приходило в голову поинтересоваться, кто мог звонить в больницу с телефона Такумо?

– Пэйкер не сообщил мне об этом, видимо, он перестал прослушивать...

– Вы послали Юкитаку-сан, моего телохранителя, в дом адвоката?

– Да.

Куромаку снова кивнул:

– Замечательно. Он связывался с вами после этого?

– Нет... – почти шепотом ответил окончательно запутавшийся Хегарти.

Рукава халата Таменаги соскользнули, обнажив запястья и чуть выше – татуировки цепей. Хегарти давно знал, что у хозяина есть связи с якудзой, но не мог и предположить, что он в ней состоит. С другой стороны, все его пальцы целы. Совершивший ошибку кобун должен пройти через церемонию, известную как юбицумэ, ритуал отрезания сустава на одном из пальцев. Значит, если Таменага принадлежит якудзе, он никогда не совершал ошибок...

Хегарти попытался не смотреть ни на руки Таменаги, ни на руки девушки, ни на свои и начал подозревать, что совершил очень серьезную ошибку... вернее, ее совершил Пэйкер, находившийся под его началом, значит, отвечать все равно придется ему. Хегарти посмотрел на куромаку, но его лицо, как всегда, ничего не выражало.

– С нами тоже, – негромко произнес Таменага. – К телефону он не подходит. Вы давали ему другое задание?

Хегарти покачал головой и покосился на девушку, надеясь увидеть какую-нибудь подсказку на ее лице... однако место лица заняла серая бездна, пустая, глубокая и пугающая, как дуло ружья. Загипнотизированный, Хегарти погрузился в дежа-вю.

Три года он сражался во Вьетнаме в рядах «зеленых беретов», а затем был уволен без привилегий за то, что в порядке самозащиты застрелил двоих сослуживцев. Он пережил войны, вторжения, государственные перевороты, «действия по наведению порядка», последствия опыления Вьетнама ядохимикатами, три авиакатастрофы и бессчетные уличные драки. Смерть стала его напарницей и часто подходила так близко, что можно было пожать ей руку. Он посмотрел на нопэрапон и, не задумываясь, ударил ее ребром ладони по шее.

Сзади что-то зашевелилось, но он не успел обернуться. Манкири-гусари, обвивавшие запястья Таменаги, со свистом рассекли воздух. Хегарти ощутил мощный удар по позвоночнику и упал со стула прямо к ногам Сакуры.

Через мгновение огромная правая рука ухватила его за плечи и подняла в воздух, а левая врезалась в солнечное сплетение. Хегарти набрал полные легкие воздуха и потерял сознание от боли. Сумотори обернулся к Таменаге в ожидании приказа. Сакура создала себе новое лицо, асимметричное, не запоминающееся и даже менее привлекательное, чем у телохранителя, и тоже выжидающе подняла глаза. Куромаку кивнул, и сумотори сломал Хегарти позвоночник.

– Благодарю вас, Ямада-сан.

Ямада Казафуми поклонился, едва не коснувшись лбом письменного стола, и, с трупом на плече, вышел так же тихо, как и вошел. Сакура, поняв, что Таменага в дурном настроении, поспешила сделать лицо посимпатичнее.

– Вы ушли до того, как Такумо умер.

– Яд может усваиваться организмом больше часа, но противоядия нет. К тому же этот яд трудно определить. Я решила, что причина смерти будет казаться естественной...

– Вы ушли до того, как он умер!

– Там был Магистрале с талисманом и видел меня. Он заподозрил. А у Такумо было наготове оружие. Риск...

Таменага слушал с таким же бесстрастным лицом, как большинство лиц-масок Сакуры. Нопэрапон труслива, не секрет, но это редко имело значение. Гораздо хуже то, что Сакура понимала собственную бесценность и поэтому отказывалась завести ребенка, чтобы он не стал ей заменой. Обыскав всю Японию, Сумиёси-рэнго удалось найти только одного – мать Сакуры, Осима Зуйко, бесплодную (Таменага предлагал ей миллионы иен за второго ребенка), почти слепую, хитрую и в то же время глупую, не желающую учить английский. Отец Сакуры, как и его товарищи по несчастью, был обычным обольщенным нопэрапон безмозглым человеком. Своим врагам Зуйко была известна как Камикари – богомол.

Зуйко-Камикари утверждала, что не встречала ни одного нопэрапона с сорок четвертого года, когда родилась Сакура. В детстве нопэрапонам требуются упорные тренировки, чтобы верно научиться имитировать человеческие лица. Прятать детей непросто, и многие годы, пока Сакура не научилась шевелить несуществующими губами, она изображала вместо лица неподвижную маску – зарубцевавшийся ожог, выдавая себя за жертву бомбежки Нагасаки.

Таменага предполагал, что в следующем столетии бакэмоно вымрут. Не способные выдать себя за людей скрывались в горах континентальной Азии слишком маленькими группами, чтобы составить жизнеспособную популяцию. Сютэн-додзи, прирожденные сумасшедшие ученые, считавшие любой перекресток восхитительным лабиринтом, тоже пытались скрыться в сельской местности, с каждым годом исчезающей все быстрее. Лишь Сакура имела возможность спасти свой вид (род? сообщество?), но не выказывала к этому никакого желания.

– Ах да, риск, – сказал Таменага, как будто сочтя это достаточным объяснением, демонстративно сматывая манкири-гусари на правом запястье. – Со смертью Хигути «Санрайзу» потребуется новый менеджер, а Накатани-сан не обладает достаточным опытом, к тому же для него есть другие дела. Моя дочь жаждет попробовать сама, но ей не хватает... опыта в общении... с определенным типом людей. Вы, несомненно, сможете ей в этом помочь.

Лицо Сакуры не изменилось, оставшись таким же красивым и фальшивым.

– Разумеется, если Юкитака не вернется, мне будет необходима ваша помощь и здесь, вероятно, даже чаще, чем прежде. Магистрале и его друзья начали мне надоедать. – Таменага заметил, как она слегка напряглась, и мысленно улыбнулся. – Пока с ними не будет покончено, я вряд ли смогу позволить себе... разбрасываться вами. Смею предположить, вы не беременны?

Если бы глаза Сакуры были настоящими, они бы удивленно расширились.

– Нет.

– Замечательно. Иначе мне пришлось бы временно освободить вас от этой опасной обязанности, не уменьшая жалованья, разумеется. Ваш ребенок был бы слишком ценен, чтобы... рисковать им. – Он посмотрел на запястье, и цепь снова стала татуировкой. – Убедитесь, что от трупа Хегарти не осталось следов, пусть он будет «пропавшим без вести». Если Юкитака появится – сразу ко мне. И сообщите, если найдут его труп. Отправьте кого-нибудь на поиски его машины. Пусть Лэмм приглядывает за медицинской картой Такумо, я хочу знать, когда он умрет. Если этого не произойдет и он выпишется...

Он холодно посмотрел на иллюзорное лицо Сакуры. Нопэрапон встала, отступила от стола и поклонилась.

– Короче, – начал инструктаж Такумо, вытаскивая из кладовки ботинки, – тебе понадобятся широкополая шляпа, несколько рубашек с длинным рукавом и, хочешь – верь, хочешь – нет, что-нибудь теплое на ночь. Жратву я куплю, а все остальное там есть. – Он засунул руку в ботинок и извлек оттуда предмет, больше всего напоминавший сандалию с клешнями.

– Ясно, – ответил Маг. – Что это за штука?

– Нэко-дэ, – сообщил Такумо и как ни в чем не бывало вытащил из другого ботинка еще один. – Вот сюда продеваешь ладонь, а здесь застегиваешь. С их помощью можно карабкаться по стенам, парировать удары клинками и даже наносить легкие ранения. Лезвия можно покрыть ядом, но я этого делать не стану, если ты не против. – Маг кивнул. – На кровати лежит кётэцу-сёгэ. Его можно использовать как обычную кошку, но чаще всего конец веревки с кольцом используется как лассо, противник подтягивается ближе и получает удар клинком с другого конца. Для ниндзято и савы, ножен, можно найти больше применений, чем у меня есть времени рассказывать.