– Они кроткие как ягнята, – заверил Мишель, – конечно, если их не сердить. За всю жизнь я только раз-другой сталкивался с их неправильным поведением, да и то для гнева существовал серьезный повод. Однажды они наступили на спавшего в стойле мальчика и сломали ему ногу. Но я их отругал, и, видит святой Антоний, они меня поняли, потому что больше такое никогда не повторялось.

Красноречивый монолог закончился заверением, что животные всегда ночуют вместе с ним.

Валанкур попытался уладить разногласия: отозвал хозяйку в сторону и стал уговаривать уступить комнату погонщику, а детей уложить на предназначенную ему шкуру. Ну а сам он был готов завернуться в плащ и устроиться на скамье возле двери. Та не соглашалась, но Валанкур все же настоял на своем, и после долгих препирательств мир был восстановлен.

Уже наступила ночь, когда Сен-Обер и Эмили разошлись по своим кроватям, а Валанкур устроился на скамейке, которую предпочел шкуре и духоте хижины.

Сен-Обер с удивлением обнаружил на полке в комнате несколько книг Гомера, Горация и Петрарки, однако начертанное на книгах имя – Валанкур – подсказало, кому они принадлежат.

Сен-Обер проснулся рано, освеженный сном и готовый продолжить путь. Он пригласил Валанкура разделить с ним завтрак. За столом тот поведал, что несколько месяцев назад добрался до Божё – городка по пути в Руссильон, и рекомендовал выбрать этот путь. Сен-Обер решил последовать совету.

– Дорога из этой деревни пересекается с дорогой в Божё на расстоянии примерно полутора миль отсюда. Если позволите, я покажу погонщику направление. Мне все равно надо куда-то идти, а ваше общество сделает путешествие приятнее любого другого.

Сен-Обер с благодарностью принял предложение, и новые знакомые тронулись в путь вместе, причем молодой охотник отказался от места в экипаже и пошел пешком.

Дорога вилась у подножия гор, по мирной долине, где обильно росли карликовые дубы, буки и платаны, а в густой тени деревьев отдыхали стада. Выше, на склонах, где скудная почва едва скрывала корни, простирали ветви рябины и плакучие березы, чьи легкие листья отвечали каждому дуновению ветерка.

В этот ранний прохладный час то и дело встречались пастухи, гнавшие стада на горные пастбища. Сен-Обер специально поспешил с выездом: не только для того, чтобы насладиться восходом солнца, но и чтобы подышать свежим утренним воздухом, особенно целительным для слабого здоровья благодаря изобилию диких цветов и ароматных трав.

Предрассветные сумерки, смягчавшие пейзаж особой серой дымкой, уступили место солнечному свету, и Эмили заметила наступление дня, поначалу робко трепетавшего на верхушках гор, а потом уверенно вступившего в свои права, в то время как склоны и долина еще дремали в росистом тумане. Постепенно угрюмые серые облака на востоке начали розоветь, краснеть и, наконец, окрасились тысячью цветов, когда золотистый свет наполнил воздух, коснулся нижнего яруса гор и обратился к долине и реке длинными косыми лучами. Казалось, природа пробудилась от вечного сна и вернулась к жизни. Сен-Обер ощутил обновление. Сердце его наполнилось чувствами, он заплакал и обратился мыслями к великому Создателю.

Эмили хотелось пройтись по траве – такой зеленой и блестящей от росы; хотелось ощутить восторг свободы подобно горной серне, легко прыгавшей с камня на камень. Валанкур часто обращался к спутникам, привлекая их внимание к особенно красивым видам.

Сен-Оберу молодой человек очень понравился. «Вот истинное проявление непосредственности и душевного благородства. Этот парень никогда не был в Париже», – подумал он.

К сожалению, через некоторое время их дороги разошлись. Настала минута прощания, и сердце Сен-Обера с сожалением приняло необходимость расставания.

Остановившись возле экипажа, Валанкур долго разговаривал со спутниками. Несколько раз он собирался уйти, но тут же поспешно находил новую тему, чтобы протянуть время. Сен-Обер заметил, что, уходя, он задумчиво и грустно посмотрел на Эмили, когда та поклонилась новому знакомому с выражением дружелюбной скромности. Когда экипаж отъехал, Сен-Обер выглянул в окошко и увидел, что Валанкур продолжает стоять на краю дороги, обеими руками опершись на копье, и неотрывно смотрит им вслед. Сен-Обер помахал ему рукой. Словно очнувшись, Валанкур ответил на прощальный салют и пошел своим путем.

Пейзаж постепенно менялся: вскоре вокруг показались горы, сплошь покрытые темным сосновым лесом, кроме редких гранитных скал с теряющимися в облаках снежными вершинами. Речушка, по берегу которой шла дорога, превратилась в полноводную реку и теперь текла важно и неспешно, отражая черноту нависающих гор.

Порой над лесом и парящим туманом гордо поднимала голову скала или из реки вздымался каменный остров, на котором раскинула гигантские ветви старинная лиственница, местами раненная молниями, местами покрытая буйной растительностью.

Путь по-прежнему пролегал по дикой и пустынной местности. Лишь время от времени вдалеке, в долине, проходил одинокий пастух с собакой да в ветвях сосен шелестел ветер, а высоко в небе вскрикивали орлы и другие хищные птицы.

Экипаж медленно двигался по ухабистой дороге. Сен-Обер то и дело выходил из экипажа, чтобы рассмотреть удивительные растения на обочине, а Эмили углублялась в лес и в полной тишине прислушивалась к голосам обитателей и шуму деревьев.

На протяжении многих миль не встречалось ни сел, ни деревушек. О присутствии человека напоминали лишь приютившиеся среди скал хижины пастухов и охотничьи избушки.

Путники пообедали на свежем воздухе, под сенью кедров, и отправились дальше.

Теперь дорога пошла под уклон и, миновав сосновый лес, начала пробираться между каменистыми ущельями. Солнце уже клонилось к закату, и путники не знали, далеко ли еще до Божё. Сен-Обер предполагал, что расстояние не может быть очень большим, и утешал себя мыслью, что после этого города, где он надеялся найти ночлег, дорога станет более оживленной.

В сумраке неясно виднелись смешанные леса и поросшие вереском горные склоны, однако вскоре и эти неясные картины утонули во тьме.

Мишель двигался осторожно, с трудом различая дорогу. К счастью, мулы видели в темноте лучше и потому ступали уверенно.

Внезапно за поворотом появился яркий свет, озаривший и горы, и горизонт. Сен-Обер предположил, что это костер, разведенный скрывавшимися в Пиренеях бандитами, и забеспокоился, не пролегает ли путь мимо их стоянки. Конечно, пистолет мог защитить от нападения, хотя сопротивляться отчаянным грабителям было почти невозможно. Пока он раздумывал, позади экипажа прозвучал приказ погонщику остановиться. Сен-Обер в свою очередь потребовал ехать как можно быстрее, однако то ли Мишель, то ли мулы отличались редким упрямством и продолжали неторопливое движение. Вскоре послышался стук лошадиных копыт. К экипажу подъехал всадник и повторил приказ. Теперь Сен-Обер уже не усомнился в намерениях чужака и поспешно выхватил пистолет. В этот момент бандит схватился за дверь кареты. Сен-Обер выстрелил, и всадник, застонав, закачался в седле. К своему ужасу, Сен-Обер узнал слабый голос Валанкура и приказал погонщику остановиться, затем окликнул раненого по имени и, получив не оставивший сомнений ответ, бросился на помощь. Валанкур по-прежнему держался в седле, однако истекал кровью и страдал от боли, хотя и пытался заверить, что ранен легко, всего лишь в руку. Вместе с погонщиком Сен-Обер помог ему спешиться, усадил на обочине и попытался перевязать рану, но руки дрожали, и ничего не получалось. Мишель бросился догонять убежавшую лошадь, а потому пришлось призвать на помощь Эмили. Дочь не отзывалась, и, подойдя к экипажу и заглянув внутрь, Сен-Обер обнаружил ее лежащей в глубоком обмороке. Растерявшись и не зная, кому помогать в первую очередь, он попытался поднять Эмили и крикнул Мишелю, чтобы тот принес воды из реки, но погонщик был слишком далеко. Валанкур же, услышав крик и неоднократно повторенное «Эмили», сразу понял, в чем дело, и, забыв о собственных страданиях, бросился на помощь. Когда он подошел, девушка уже начала приходить в себя. Поняв, что причиной обморока стало беспокойство за него, Валанкур дрожащим (но не от боли) голосом заверил ее, что ранение несерьезное. Сен-Обер повернулся к нему и, увидев, что кровь по-прежнему обильно течет, принялся перевязывать рану носовыми платками. Наконец кровотечение прекратилось, но тревога за последствия ранения не отступила, и Сен-Обер уточнил, далеко ли еще до Божё. Валанкур ответил, что осталось две мили. Трудно было представить, как, ослабев, он вынесет поездку в тряском экипаже, но стоило Сен-Оберу заговорить на эту тему, как Валанкур попросил не беспокоиться за него, заверив, что прекрасно справится, а само происшествие не стоит внимания. Вернувшийся с лошадью погонщик помог ему сесть в экипаж. Эмили уже пришла в себя, и путешествие в Божё пусть и медленно, но продолжилось.