– Ты не владелица, чтобы разгуливать с парадного входа. Обойди дом, на заднем дворе найдешь запасную дверь!

– Я не знала…

– Два раза повторять не буду.

Ой-ой, сколько надменности слышу в каждом слове жилистой дамы! Наверное, из-за чванливости ее физиономия так рано стала напоминать курагу. Но спорить я, естественно, не буду. По крайней мере, в первый день. В моей рекомендации же написано – неконфликтная.

Мысленно считаю до трех и, стиснув зубы, волоку тяжелый чемодан обратно по ступеням. Мою руку, которой я тяну поклажу, словно кипятком ошпаривает, когда сверху на нее ложится чужая ладонь:

– Помочь?

Амбал подкрадывается незаметно, как хищник, и всей мощью препятствует моему движению.

– Нет, спасибо… – пытаюсь вежливо отказаться.

Охранник лыбится, от чего на небритых щеках появляются складки. Я смотрю в его глаза, но различаю в них лишь ядовитый блеск.

– Не сопротивляйся, – напористей дергает чемодан, но я вцепилась мертвой хваткой.

– Я же сказала – нет!

Не из вредности спорю, просто не хочу иметь с ним ничего общего. Верзила может принять мое согласие за кокетство, а я в кошмарах видела таких ухажеров. Мужчина скалится шире, демонстрируя мне белую пасть. Конечно, он сильнее. Не желая уступать, рвет чемодан так, что я по инерции лечу за ним следом и врезаюсь в рубашку охранника лицом.

– Какая строптивая… Не ласкали давно?

– Не ваше дело.

Едва успеваю отпрянуть, как мужчина снова прижимает меня к себе, надежно взяв рукой за поясницу. Ткани моего платья и его брюк настолько близко, что еще чуть-чуть, и я насквозь пропитаюсь едким цитрусовым одеколоном верзилы. Уж парфюма он на себя лить не жалеет.

– А ты красивая, нянька. Хрупкая, и кожа у тебя как сливки. Гладкая, наверное, везде.

– Убери руки! – визжу, когда охранник дотрагивается до моей щеки, и шлепаю ладонью его запястье. Змеей изворачиваюсь. – Богдан Александрович в курсе, что вы творите в его отсутствие?!

– Мы никому не скажем, – рычит мне на ухо мужчина, а я отворачиваюсь.

Мотаю головой и кричу садовнику о своей беде. Но дед, что ловко орудует секатором, предпочитает не вмешиваться. Даже не смотрит в нашу сторону. Взвинчиваюсь в стальных руках верзилы и колочу его в грудь.

– Отпусти, я все расскажу Богдану!

Мужчина замирает, но вовсе не от угроз, а чтобы еще раз насладиться дрожью, которая сковала мое тело. Улыбается и все же решает меня освободить, отстраняясь на полшага.

Отпрыгиваю, как от раскаленного железа, пусть ожогов не останется, но синяки обеспечены. Отпрыгиваю и, не удержав равновесие, валюсь с ног, больно ударяюсь бедром о каменный бордюр на дорожке. Шикаю, растираю кожу и тут же поднимаюсь снова.

– Меня зовут Наур.

Мужчина в черном костюме с темными, как смоль, волосами снисходительно наблюдает за мной. Дикий грубиян касается пряжки своего ремня и делает пошлый жест. Быстро хватаюсь за чемодан, задыхаясь от сбившегося сердечного ритма. Прихрамывая, бегу на задний двор, не различая газона и дорожки – плевать, лишь бы подальше от этого ненормального.

Мои ноги заплетаются, но я огибаю толстые стены особняка и сразу за углом нахожу еще один вход, не такой помпезный, как главный. Взбираюсь по ступенькам, пулей влетаю в дом и громко хлопаю дверью. Останавливаюсь, понимая, что от ужаса перестала ощущать дискомфорт после падения.

– Что у тебя в сумке?

Противная служанка поджидает меня и здесь. Она взмахивает худой рукой с синюшными венами и хмурит брови. А я морщусь, увидев мокрые круги у нее под мышками. Впиваюсь в свой чемодан пальцами как в великую ценность. Мне хочется обойти женщину, делаю шаг влево – она за мной. Вправо – делает то же самое.

– Вещи. Личные. Не для посторонних глаз.

– Показывай!

Да что тут за порядки?! Как собаки накинулись и окружили со всех сторон. Я всего лишь нянька, но обращаются со мной хуже некуда. Интересно, самодурство в особняке Царёва передается воздушно-капельным путем или с чьей-то легкой подачи?

– Отстань.

Достаточно. Я не желаю ругаться, но и плясать под дудку кретинизма не намерена. Решительно ступаю вперед, и мне приходится задеть плечом служанку, чтобы отделаться от нее. Минуя кладовые и кухню, иду в гостиную, а потом наверх прямиком на третий этаж в комнату, которую выделил мне Богдан.

Устало бросаю чемодан на пол и растираю затекшие руки. Выдыхаю через рот, вспоминаю, что Царёв оставил ключ на полке рядом с дверью. Проворачиваю замок и для надежности не вынимаю ключ из скважины.

Сажусь на край постели, перевожу дух. Даже поплакать немного захотелось, но окунуться в меланхолию не удается – мой телефон вибрирует. Звонит мама.

– Коллекторы опять приходили. Всю площадку исписали словами матерными. Грозились квартиру поджечь, если в конце месяца не вернем деньги.

– Сволочи. Вы, мама, дверь им не открывайте, – сдавливаю тревогу, что терновыми прутьями уже искалечила душу, но перед родными нужно быть стойкой, – я отмою подъезд. Отпрошусь на выходной и все вымою…

– Тебя приняли на работу? Слава богу… – с облегчением стонет мама.

Я у них поздний ребенок, родители уже на пенсии. Бойким тоном описываю атмосферу в доме Царёва как праздничную, а у самой зла не хватает.

Отключаюсь. Бросаю телефон на матрас.

Влиятельной поддержки у меня нет, и идти против шарашкиной конторы кредиторов – идея провальная. Я уже сделала все возможное: продала украшения и консультировалась у юристов. Оказалось, что шарлатаны не пальцем деланые, и со стороны закона у них все на мази. В отличие от нашей семьи.

А всего лишь собирались купить маме шубу. Сущая ерунда, а все завертелось, как снежный ком. Теперь мы и без шубы, и без дома. Да еще и с псами-коллекторами бонусом. Господи.

Смахиваю с глаз слезы и поворачиваюсь к окну. К прозрачным стеклам, что делают стену подобием витрины.

Этот. Стоит. Наур. Скрестил лапы на груди и пялится на меня со двора. Как одержимый.

По спине тут же проскальзывает неприятный холодок. Я крадусь с постели и усаживаюсь на пол, пожав колени. Прячусь от мужчины за кроватью, считая минуты до возвращения Богдана. Продумываю диалог – как лучше преподнести ему ситуацию.

Надеюсь, господин не знает, что позволяют себе работники, пока он работает. В какой пляс пускаются мыши, едва кот предоставляет им время без контроля.

Постепенно успокаиваюсь, адреналин сходит на нет, и боль в бедре возвращается. Сколько могу – терплю, но потом не выдерживаю и на четвереньках подползаю к чемодану, откидываю крышку и достаю маленькую аптечку. Без воды прожевываю две таблетки горького анальгетика и, придерживаясь за кровать, поднимаюсь на ноги.

Мои окна выходят на скрытую часть двора, поэтому увидеть возвращение Царёва невозможно. Зато радует исчезновение навязчивого Наура.

Ложусь на постель и беру телефон. Прислушиваюсь к каждому шороху по ту сторону двери. Повара гремят в кухне посудой, ожидая Богдана к ужину. Где остальные – не имею понятия.

Через час по особняку разлетается громкий командирский тон. Никогда бы не подумала, что буду настолько рада встречи с Царёвым. Я, встрепенувшись, подскакиваю и вновь приникаю к дверному полотну.

А Богдан почему-то ругается. Может, не время сейчас показываться ему на глаза?

Богдан

Два года назад

Я встаю каждое утро в половине седьмого. Занимаюсь финансовыми рынками и экспортом металлопродукции в Китай. Поэтому ранний подъем для меня очень важен. Не хочу сказать, что моя работа важнее, допустим, учителя или расклейщика рекламок – это хорошие и уважаемые профессии. Просто я еду из пригорода, собирая по пути всю соль загазованных пробок.

Поднимаюсь с кровати и сразу иду в душ, чтобы хорошенько освежиться гелем с ароматом морского бриза. Третий год его покупаю, потому что привык. Укладывать волосы феном и одеваться в люксовый костюм мне совершенно не хочется, но статус не позволяет выглядеть иначе.