"Стойте, Франц Дмитрич...сегодня у нас аншлаг прям...и вы сюда же."

  "Что там такое?"

  "Сегодня Тиняков выступает...говорит у него, хех, новая программа."

  "Удивительное рядом. Ну, нас то можно пропустить?"

  "Куда вас тут посадить то...да и поставить негде, смотрите как набежали."

  Действительно внутри "Синей Собаке" яблоку было негде упасть, вокруг Тинякова что стоял на местной сцене была огромная гурьба народу. Удивившись, сей странной ситуации, я все же сказал Фёдору:

  "Знаешь, Викторию бы хоть пропустить, она все же выступить хотела. Я то ладно и тут постою."

  "Кхм...да ладно, заходите оба, но простите, что места так мало. В "Синей Собаке" сроду столько народу не набивалось. Как бы потолок не рухнул."

  "А может?"

  "В такие моменты даже бог может вернуться, не то, что потолок упадет."

  "А ежели бог придет, его-то пустите?"

  "А куда я денусь, конечно, пущу, на него у меня нет запрета. К тому же пущай его не пущай, все равно ведь придет."

  Я кивнул Фёдору и вместе с Викторией протиснулся в кабак. Тиняков стоял на сцене, бесконечно что-то декламировал, но наконец, опустошив бутылку спирту, куда тут без него, начал читать:

  Радости нет границ,

  Солнце смеётся гурьбой,

  Рыбы и много птиц,

  С песней летают за мной,

  Вместе в чудесном саду...

  Zu-Dwa играет в лапту...

  На манер песни исполнял это Тиняков и заканчивал он исполнение повтором странного слова Zu-Dwa раз 5 повторил его, оттягивая слога и там и тут. Толпа скандировала и хлопала пьяному книготорговцу-поэту и требовала ещё, Тиняков кивнул, казалось скорее самому себе, нежели толпе, начал прочтение следующей работы:

  Грязный и вечно пьяный, с оскалом вместо улыбки

  Он шёл по улицам разным,набитыми людишками со взором пылким

  Со стихами в кармане, за пазухой и в руках

  Он весь был усеян стихами, стихи для него аки иконостас

  Но он не верит в бога, он лишь пьет и дерется

  Поэт посланник библиотек, его туда вознесут после смерти

  Поэт это социальный класс, забитый носками капитализма

  Уничтоженный полностью,изжаренный словно крыс и

  Ползет он все дальше по миру, таща за собой стихи

  Талант не пропьешь, но жизнь таланта можно лишить...

  И снова толпа с хохотом, криками поддержала чтеца, тот лишь манерно поклонился и вздохнув, прочитал ещё одну работу:

  Внутри одна боль

  Позади потерянный век

  Одна поганая хворь

  Убила толпу человек

  Они лежат в гробиках

  Мило улыбаются мне

  Намекая что они ушли

  И все расхлябывать мне

  Я проклинаю каждого мертвеца

  Проходящего мимо

  Плюю в его сгнивший глаз

  Попиная библию лихо

  Я не верю в жизнь после смерти

  Я не верю в вашего бога

  Я хочу умереть и с ними

  Отправится в пустоту, убогим...

  Тиняков закончил и гром аплодисментов снова начал отскакивать от стен, потолка, деревянных столиков сдвинутых ближе к стенам, дабы уместить больше людей. Сцена была прямо молитвенным местом будто бы для Тинякова, он действительно читал свои странные молитвы оттуда, нам, своим странным слушателям, внимателям истины.

  Тиняков выпил ещё одну бутылку и уже совсем не мог ворочать языком, шатаясь на сцене он манерно кланялся, строил рожи и то и дело матерился на людей. Правда их будто бы устраивала эта ситуация и даже нравилось это им. Эдакий театр абсурда длился несколько минут.

  В какой-то момент Тиняков упал за сцену и его по руки вынесли из кабака. Поэт-книготорговец пал храбрым и вдрызг пьяным. Несколько людей устремились за мессией, но основной костяк народу все так же стоял в Синей Собаке. Виктория вышла на сцену, люди устремили взгляд уже на новое лицо, к тому же более простой взгляд, житейский и понимающий. Будто чувствовали, что сейчас будет нечто иное, нежели пьяные бредни Тинякова.