На рейде Тартуса еврейский катер ахнул и утопил двумя ракетами Илью Мечникова, Азовского пароходства. Евреи извинялись, ошибочка вышла, целились по военному сирийскому судну, ракеты перенаправились сами на больший объект. Мы в этот день в как раз вышли из Александрии на Сицилию за лимонами.

Лимонами в коробках закидали быстро. Подсмотрел, как бойкие одесские моряки поднимали в трюмах деревянные пайолы и высыпали туда лимоны из ящиков. По половинке, чтоб не подводить второго помощника, который не запрещал им воровать груз. А может и сам был в доле. Лимон в Одессе, в мокрый сезон – рубчик. Бутылка Боржома – рубчик. Боржом с лимоном были самым антивирусным одесским лекарством. Ай-вей! Гешефт! И в Антверпен за коврами ходить не обязательно.

Сбросив в Одессе лимоны взяли на борт нечто в ящиках и пошли в Латакию. Советский Союз порицал и осуждал "сионистскую военщину", но не стеснялся подставлять, полное курсантов, учебное судно, под возможную реальную ракетную или бомбовую атаку. Война продолжалась, арабы начали сдуваться, евреи осмелели, не встречая реального противодействия.

В Латакии простояли с две недели, даже ходили несколько раз в город. Самолеты налетали на закате, строго по расписанию, после 18 часов. Бросали бомбы, пуляли ракеты, а потом, сделав разворот над морем спускались на малых скоростях, как можно ниже к постройкам и давали «самый полный вперед». Глиняные постройки рушились от ударной волны двигателей Фантомов и за самолетом оставался коридор пылящих до неба развалин. Можно было и не бомбить.

По окончании практики получил от старпома настоящую корочку – повар 4 разряда и отзыв о работе. Корочку получил заслуженно, работал. Выдали на реальном бланке, их было много разных на борту, потому что зимой, УПСы катали, приучали к морю, девиц из Второго технического училища ЧМП, готовившего стюардесс, каютных номерных, поварих, буфетчиц и так далее по списку, для обширного одесского пассажирского флота. Практику провел не зря. Зиму прожили безбедно.

Третья практика, после третьего курса – шестимесячная, индивидуальная, долгожданная, многообещающая и вообще – эх! Народ начинает искать места на посадку задолго до ее начала. У кого есть родственники и знакомые в пароходствах идут кланяться им. У кого нет – сочиняют письма-запросы в эти же пароходства, клянутся в любви к выбранному работодателю и обещают прийти на работу по окончанию училища.

Практику должны проходить все, поэтому остаться без парохода особого беспокойства не было, Другое дело, куда удастся устроиться. В приоритете были Азовское. Советско-Дунайское, все три прибалтийских и архангельское. Почему? Потому что основную часть их флотов составляли малые и средние суда, делающие короткие рейсы. Кто работал в Советские времена хорошо помнит таможенные рейсовые нормы.

Больше рейсов, больше джинсов, мохера, отрезов парчи. Больше товара – больше Совдензнаков. Моряки на этом зарабатывали себе на более-менее обеспеченную жизнь. ЧМП и БМП имели большое количество океанских рысаков, рысачивших на Кубу, Анголу Сомали и Эфиопию часто без захода в Пальмас. Или на Вьетнам без Сингапура, за чеки ВТБ, принимаемые только в специальных магазинах Торгмортранса. Нам всем хотелось скопить в подушку безопасности на следующий, один, длинный, зимний семестр. 9.50 стипендии в месяц радовали мало.

Особенно суетились свежеоженившиеся, собиравшиеся жениться, копившие на свадьбу и только что родившие. К ним мы, вольные студенты, относились со снисходительной жалостью и редко удостаивали своим обществом, потому что тяготились разговорами про раскрасавиц и умниц, что одинаково хорошо варят борщ и кофе на одной керосинке, или еще более утомительным, про диатез, режущиеся зубки и жидкий стул.

Отсюда желания на пароход поменьше и рейсы покороче. С этой целью мы с приятелями Мишкой и Колькой напросились в Азовское пароходство, Протекцию нам составил наш же товарищ Шурка, чей отец работал капитаном в АМП. Вот наконец настал долгожданный миг получения направления на работу в АМП и проездные документы от родного училища. Проездные документы удивили.

Вместо плацкарты на веселый поезд Одесса – Волноваха – Жданов (для тех, кто родился после 1991 года – нынешний Мариуполь) нам, Морякам, выдали билеты на пассажирский «суперлайнер Аю-Даг», палубные места. Палубные места – занимай любую скамейку на палубе, внутри тебе сидеть не положено. За что нас так – наверное решили, что летом, на палубе, ночью, в море не холодно.

«Аю-Даг». Рысак на «Крымско-Колымской» линии. На эти суда ссылали потерявших визу одесских моряков, временно или навсегда. Добираться от Одессы до Мариуполя с заходами в Евпаторию, Ялту, Керчь, Бердянск было почти двое суток. Одна ночь на борту. Было нас несколько бедолаг, ныкавшихся по надстройке в поисках теплого угла и изгоняемых обратно на палубу пожарным матросом, делавшим обход каждые два часа. Денег на питание выделить нам, разумеется, забыли.

На борту «лайнера» был буфет для пассажиров. В меню: пиво, печенье, плавленые сырки, кефир и булки. Каютных пассажиров кормили централизовано в судовом "ресторане". Там же и наливали. Переход выдался тяжелым, после Бердянска кончилось пиво в буфете. Кефира уже никому не хотелось и буфет просто закрылся.

"Пушки с пристани палят, виден город Махноград". Прибыли наконец. До Гуляйполя 90 километров. Ну и местные, какие были в 1918 году, такие и остались. Дружно сошли на берег в 23 часа и отправились ночевать к Шурке домой. По дороге, с лавочки, у сквера, у магазина Октябрьский, Шурка разогнал по домам кучку малолетних девиц, увидев среди них соседку по дому. Отцы вместе учились в Ростовской мореходке. Дружили семьями.

Пригрозил донести родителям, где-то припозднившимся, про вечерние посиделки. Кто бы тогда мог подумать, что я женюсь на этой семикласснице через 5 лет. Неисповедимы пути!

На следующий день, оформились, кто куда, Шурка и Мишка садились на свои пароходы здесь же, в Жданове. Мы с Колькой отправились медленным, плацкартным ходом в Новороссийск, на ожидавшийся там через неделю Махновский же Комсомолец. Имели на руках предписание, поселиться временно в бич-базе на Шесхарисе и там же ожидать судно, которое подойдет грузиться цементом в мешках на братский Алжир.

Дождались, поднялись на борт, бросили вещи каютах (у каждого отдельная своя) и пошли сдаваться Боцману. Боцман был настоящий. Не просто «Дракон», а дракон махновский, пышущий из всех ноздрей нелюбовью к курсантам, пришедшим на замену штатным, опытным матросам. Деваться некуда, надо работать и терпеть. Ну а дальше пошло веселье на все 6 месяцев.

Началась, наконец, наша практика. От Новороссийска до Алжира неделя ходу. Стоял на вахте с Четвертым помощником. Давали подходить к карте, к локатору, ставить точку, не подписывая и рулить пароходом в открытом море. Проливы проходил старший матрос-рулевой. Но вот дошли до порта Алжир, город Алжир, страна Алжир, бросили якорь и стали ждать утра.

Вышел на крыло. Помню до сих пор, тишина, штиль, небо полное звезд, доносится издали шум большого города и сумасшедший запах пряного, сладкого востока, словами не описать.

В девяностых, восемь лет работал на линии, на Алжир, Тунис, Ливию. Сколько раз подходил ночью к Алжиру, Орану, Триполи, но ни разу больше не чувствовал такого волшебного запаха. Молодой был? Или запахи пропали? Теперь все больше воняет, не пахнет.

На следующий день узнали, что к причалу поставят через неделю. Поставили через две. Порт забит, свободного метра причала не найти. Рейд полон судов, ожидающих своей очереди. Но радовались мы недолго. Выбросили с тысячу тонн на грузовики за десять дней и снова ушли на рейд. Пришел пароход с картошкой из Голландии. Ну какой цемент? Ни украсть, ни унести, другое дело картошка. И так регулярно. Цемент в трюмах не портится, подождет.