Девушка снова кивает, приоткрывая глаза. Стервятник прав, стоит поспать несколько часов, пока Они это позволяют. Это была какая-то глупая, неисправная игра, в которой Мираж давно проиграла, потому что у неё просто не было сил больше сопротивляться. Когда Птица прикрывает за собой дверь в Третью, где Свист всё никак не может найти удобного положения, чтобы ни нога, ни спина не болели, Мираж уже плетётся в сторону своей спальни.

========== Интермедия. Потерянные души ==========

«Если текущий пейзаж бытия невыносим, надо немедленно перевернуть все с ног на голову, обрушить небо на землю и посмотреть, что будет.»

Макс Фрай «Книга одиночеств»

Они идут, держась за руки. Бок о бок, шаг в шаг, и оба смотрят себе под ноги, словно боятся, что могут упасть, если на мгновение поднимут головы вверх. Они стараются не смотреть на Дом, который стоит перед ними, словно картина в галерее, только более большой и пугающий, и ещё намного больше самых разных «более». Кажется, будто Дом смотрит на них так же внимательно, как они смотрят на асфальт, словно здание сканирует их глазами-окнами, заглядывая в души, находя их тайные страхи, и узнавая, на что они будут способны, если вдруг переступят черту.

Девочка зажмуривается, выпустив ладонь брата, и слышит, как наконечник его костыля стучит при ходьбе. Ей очень сильно хочется закрыть уши, чтобы больше никогда не слышать этого ненавистного стука, но пока она держится. В голове никак не хочет укладываться мысль о том, что теперь при ходьбе брата всегда будет слышен этот противный звук. Девочка опускает голову еще ниже, хотя это кажется невозможным, и не смотрит даже на дверной проём, пока поднимается вверх по ступенькам. Она не хочет находиться в этом месте. Но и домой возвращаться она не хочет.

Мальчик снова протягивает ей руку, и она цепляется за неё, словно за спасательный круг. Воспитатель с добрыми глазами и светлой улыбкой, который встретил их у входа, несет их сумки, стараясь разбавить угнетающую атмосферу: он рассказывает что-то о Доме, о его жителях, о воспитателях, иногда упоминая об определённых правилах, но девочка его не слушает, впервые позволяя себе поднять взгляд только в коридоре. Она отрывается от созерцания потрескавшейся на полу плитки и смотрит по сторонам. Мальчик слушает воспитателя с интересом, впитывая в себя каждое его слово. Кажется, ему действительно не всё равно.

За плакатами и стендами высовываются, словно живые и жаждущие подглядеть на новоприбывших, настенные надписи, но у девочки нет ни желания, ни настроения их разглядывать, поэтому она старается не смотреть на стены. Дом кажется жутким. Дом её пугает. И у него это получается ничуть не хуже того дома, который она покинула.

Коридор кажется бесконечно длинным и безлюдным, его стены тянутся нескончаемыми рядами, но тут девочка замечает какого-то мальчишку в самой его глубине. Он сидит на подоконнике и поглядывает в окно, болтая ногами, а когда видит Воспитателя с Добрыми Глазами, машет ему рукой. Он не кажется радостным от встречи с воспитателем, скорее, это просто формальность. Мальчишка начинает жадно осматривать ребят, идущих мимо него, а потом улыбается. Улыбается не так, как улыбался им Добрый Воспитатель, а более хищно, словно зверь, заметивший добычу. Девочка видит у него клыки, и ей ещё больше становится не по себе.

— Ты чего здесь делаешь? — Добрый Воспитатель обращается к клыкастому мальчишке, и, хотя тон у него суровый, но голос всё равно приятный и дружелюбный, а мальчишка переводит на него взгляд, но ничего не отвечает, поправляя белую челку. Эта чёлка кажется такой неестественной и неправильной на фоне его темных волос, что у девочки создаётся ощущение, что его специально макнули в банку с краской, — Иди к себе в комнату.

Мальчишка смотрит на него исподлобья, но растягивает свои губы в ненастоящей улыбке, после чего уходит, делает несколько больших шагов, словно отходя подальше, а потом начинает бежать, убегая куда-то в глубь коридора. Девочка переводит испуганный взгляд на брата, а тот сильнее сжимает её руку, словно не просто всё понимает, а ещё и читает её мысли.

Неужели в этом месте все такие… пугающие? Если это действительно так, то девочка даже боится представить, насколько здесь ей будет плохо. Она успокаивает себя тем, что, пока брат рядом, бояться ей нечего.

— Здесь ребята хорошие, — продолжает Воспитатель с Добрыми Глазами, обращаясь уже к ним. Старается успокоить, словно прочитал мысли обоих — вы обязательно с ними подружитесь.

Почему-то девочке кажется, что в эти слова верит только этот воспитатель, а на самом деле всё намного, намного сложнее. И страшнее. Дальше приходится его слушать, потому что больше ничего интересного в коридоре нет, только везде эти немного пугающие надписи и рисунки.

Она узнаёт о том, что доброго воспитателя называют почему-то Лосем, узнаёт, что летние месяцы сможет провести рядом с братом, в отдельной комнате, а потом их разделят по корпусам. Лось ещё много говорил, но мысль о разделении засела у девочки в голове, не позволяя думать о чём-то другом, и слушать дальше. То есть… как разделят?

— Вы не можете нас разделить, — со вчерашнего вечера, когда они узнали о том, что их отправляют сюда, это был первый раз, когда девочка подала голос. Она говорила тихо, практически шипела, но на Лося смотрела неотрывно своими невероятными глазами. Она прекрасно знала, как людей завораживают её глаза, и решила пустить в ход свой единственный козырь, — Потому что у Джека костыли и я должна быть рядом! Вы же понимаете…

Но Лось на её козырь не повёлся. Только тепло улыбнулся и положил свою большую ладонь её брату на плечо, словно стараясь показать этим жестом, что берет его под свою личную опеку. Не сработало. Их всё равно разделят, как только кончится лето.

— Идите, осмотритесь. Познакомьтесь с кем-нибудь.

Лось улыбается, провожая их к двери, и мальчик улыбается ему в ответ. Девочка же только хмурит брови, смаргивая подступающие к глазам слёзы, и старается не смотреть на Доброго Воспитателя, который уже не кажется ей таким добрым. Потому что человек, который так спокойно говорит о том, что их разделят, добрым быть не может.

Ребята идут по коридору, и мальчик восторженно оглядывается по сторонам. Он постоянно дергает сестру за рукав или толкает в бок, указывая пальчиком на надписи и рисунки. Девочка его восторга не разделяет, но в угоду брату с деланным вниманием следит за его пальцем и каждый раз ломано улыбается. Почему-то ей начинает казаться, что времени у них осталось катастрофически мало, словно, как только их разделят по окончании лета — кончится и жизнь.

Коридор кажется пустым и тихим, но в этой тишине почему-то ни один из них не слышит скрипа колёс и не замечает мальчика в инвалидной коляске, который, точно так же засмотревшись на стены (только смотрел он по-другому, так, словно выискивал на стенах что-то определённое), наезжает на девочку. Мальчишка оказывается лохматым и ушастым, с широкой улыбкой и по-доброму блестящими глазами. Выглядит он более доброжелательно чем тот, клыкастый, но девочку всё равно напрягает. По крайней мере, из-за тяжелого колеса, проехавшего по её ноге.

— О, так вы и есть те новенькие? Я от Волка узнал, — кто он, этот Волк, девочка не понимает, да, и знать не очень хочет, и недовольно косится на протянутую ей руку, в то время, как брат с охотой её пожимает.

— Меня зовут Джек, а это, — мальчик не успевает договорить, потому что так и не представившийся ушастый мальчишка закрывает ему рот грязной ладошкой и недовольно шипит:

— Имена здесь не имеют значения! Какие у вас клички?

Мальчик и девочка переглядываются, и в глазах обоих читается непонимание, а во взгляде девочки ещё и испуг. Клички как у собак? Неужели это не шутка?

— Что за клички? — потерянно начинает мальчик, но снова не успевает договорить, потому что ушастый опять его перебивает, подняв вверх указательный палец и явно довольный тем, что знает больше своих собеседников: