Ему казалось просто необходимым куда-то забраться, перерыть какие-нибудь завалы, найти там что-нибудь интересное и действительно завораживающее. Сокровища, настоящую ценность которых знали бы только они с братом, и это стало бы ещё одним их общим секретом, бережно хранимым под самым сердцем. Он никак не мог объяснить этот порыв — просто в одно короткое мгновение он осознал, что они просто обязаны что-то совершить, чтобы почувствовать жизнь.
Будто он ещё не до конца проснулся и ему нужно было что-то сделать, чтобы запустить механизм, который отвечал за его дальнейшую судьбу. Тогда он, не в силах больше справляться с переполнившим его до краёв чувством, снова растолкал брата, заставляя того проснуться окончательно.
Чердак никогда не представлялся для них чем-то страшным и пугающим. Наоборот, там было интересно и даже весело, всегда можно было найти что-нибудь необычное или странное, сделать открытие, которое занимало на ближайший день, а то и неделю. Ему всегда там было интересно, и особенно сейчас — в день, когда ему хотелось любить весь мир, и своего брата в особенности.
Он влез туда первым, потом помог забраться брату. Чердак встретил их привычной пылью и беспорядком, который Вонючка восторженно назвал бы «Творческим хаосом». В самом углу, среди перевёрнутых табуреток и стульев с прорезанными сидушками, стояла подранная и словно залитая многолетними дождями коробка с чем-то бумажным, но явно интересным, что привлекло внимание обоих мальчишек. Он медленно двинулся вслед за братом, словно притягиваемый невиданной силой такой невзрачной вещицы.
Они бы ничуть не удивились, окажись там какие-нибудь архивы: чердак был просто сокровищницей такого рода вещей, и, если хорошенько покопаться, из одних только этих бумажек можно было составить целую историю Дома. Но, на удивление обоих мальчишек, внутри оказалось кое-что другое, довольно личное.
На самом деле, на чердаке частенько можно было обнаружить вещи тех, кто был до них, но как правило, эти вещи были не такими уж и интересными. Чаще всего это оказывались начинающие разлагаться окурки, да крышки от пивных бутылок, но иногда одна только вещь могла рассказать о своём старом хозяине слишком много. Всё самое сокровенное, все страхи и переживания, надежды и мечты — всё это запросто умещалось в одной незначительной на первой взгляд детали, и даже спустя многие годы считывалось легко, словно на ладони. Мальчишкам это нравилось. Им нравилось крутить в руках чьи-то оставленные на погибель, когда-то самые необходимые вещи, нравилось придумывать истории, а иногда они даже пытались угадать старого обладателя той или иной штуковины.
На самом верху коробки лежала книга. Вернее то, что от неё осталось. Многие годы и тяжёлая жизнь в суровых чердачных условиях полностью вытерли надпись с обложки, некоторые страницы размякли от воды, а какие-то вообще бесследно исчезли, вырванные практически с корнем. Но даже сейчас было заметно, что в свои времена эта книга была невероятно роскошной, завораживающей и красивой, с яркими картинками и замысловатыми завитушками текста. Такая могла быть только подарком и ничем иным, чем-то дорогим сердцу и бережно охраняемым в глубине души.
Мальчик аккуратно положил книгу себе на колени, пока его брат устремил свои желтые, такие же как у него самого, глаза куда-то вглубь коробки, заметив внутри ещё что-то интересное. Но разве одного только этого сокровища не было достаточно, чтобы считать сегодняшний день очень удачным?
Книга оказалась совершенно расклеена, настолько, что теперь было невозможно догадаться, что в ней вообще было написано раньше. Но даже после многих лет оставалось заметно, как трепетно относились к этой книге: до сих пор ни одного помятого уголка, только лёгкие потёртости в нижних краях страниц. Словно эту книгу перечитывали из раза в раз, неизменно восхищаясь написанным текстом, но ещё больше дорожа человеком, её подарившим. Мальчик прекрасно понимал, почему — брат говорил, что в Доме хороших книг слишком мало, что уж говорить о великолепных в своей красоте подарочных изданиях. В этот момент мальчику показалось, что искусство — это не так уж и плохо.
Из мыслей его вывел удивлённый вздох брата, который уже через секунду протянул ему на раскрытой ладони какой-то засушенный цветок, судя по всему, выпавший из книги. Эта находка не произвела на мальчика такого сильного впечатления, как на его брата, поэтому он улыбнулся слегка натянуто, после чего вовсе растянулся на полу, стараясь осмотреть останки коробки со всех сторон и найти на одном из картонных боков хотя бы намёк на имя владельца. Пусто.
С чердака они вернулись ближе к вечеру, благополучно пропустив обед. Несмотря на голод, каждый из них был удовлетворён совершёнными открытиями и находками, а из головы мальчика никак не хотел исчезать образ размытых водой картинок, на которых практически невозможно было что-либо разобрать. Но эти картинки всё равно привлекали его внимание, заставляли смотреть, не отрываясь, и из раза в раз вглядываться в неясные очертания в попытке угадать нарисованный сюжет. Ему это начинало нравиться. Непонятное тепло разливалось в груди от одной только мысли о том, какие истории могло хранить на своих страницах это сокровище.
Ещё по дороге в комнату ему хотелось сказать обо всём брату, дёрнуть его за рукав, привлекая внимание, и попросить найти для него в библиотеке похожую книгу — не важно, о чём, лишь бы хотя бы в половину такую же красивую. Ему очень хотелось снова взять в руки что-то подобное, но только своё, собственное. В этот момент он почувствовал просто невероятную тягу к искусству и живописи — это было то самое чувство, о котором он думал утром, чувство, пробудившее в нём непривычное стремление к прекрасному, показавшее жизнь.
Они оба, и он, и брат, жадно вгрызались в любезно предложенные Вонючкой бутерброды (на вкус они были немного странные, а на кусочках самой дешёвой варёной колбасы крохотными комочками красовалось что-то чёрное), в тот момент, когда мальчика снова накрыло это странное чувство: ощущение того, что всё вокруг изменилось, оставаясь при этом прежним. Он снова постарался ухватиться за это, но оно ускользнуло, оставив после себя непонятное тепло и лёгкое ощущение того, что вот-вот произойдёт что-то значимое.
Только потом, много-много лет спустя мальчик заметит в себе одну особенность, отличающую его от брата — он кажется старше. И теперь его очень сложно обидеть.
Через пару минут Волк ввалился в комнату, распахнув дверь с ноги, и торжественным тоном и довольной скалозубой улыбкой объявил, что Лось только что привёл двоих новеньких. Мальчика и девочку…
Записки из наружности. Свист.
Осенний ветер задорно вьётся в верхушках деревьев, кружа по аллеям разноцветные листья и залезая прохожим под лёгкие куртки. На дворе была середина сентября, и с каждым днём погода становилась всё более зимней, слово давала понять, что совсем скоро насладиться солнечным теплом этого года уже не получится. В конце недели обещали дожди.
Джек запахивает куртку сильнее, тщетно пытаясь согреться, пока ветер играется с его короткими светлыми волосами, окончательно растрепав и без того беспорядочные пряди, и прячет пачку с последней сигаретой глубже в карман. Новой он не купил, а возвращаться обратно в магазин стоило ему слишком больших усилий.
Несмотря на догорающее тепло, людей на улицах всё ещё было много: совсем маленькие дети носились по парку наперегонки, задорно крича и смеясь, лавочки были усеяны беззаботными пенсионерами или подростками. Вечерами было ещё совсем не холодно, так что каждый старался показаться на улице и урвать хотя бы капельку уходящего тепла, пока ещё имелась такая соблазнительная возможность.
Джек любил этот небольшой парк, такой уютный и практически родной, затерявшийся в глубине старых многоэтажек и пользующийся большим спросом разве что только у местных жителей. Вековые деревья, упирающиеся в небо своими верхушками, пышные кусты, зачастую прячущие внутри себя доисторические кособокие лавочки — у этого места словно была своя особая энергетика, атмосфера, приносящая Джеку спокойствие и умиротворение каждый раз, когда он ступал на вымощенную камнем дорожку, через щели в которой проглядывала отчаянно борющаяся за жизнь трава. Здесь будто и ветер дул немного иначе, унося все тревоги и заботы вместе с растрёпанными волосами, давая возможность задуматься о том, что делать дальше, позволяя дышать полной грудью и хотя бы на десять минут забыть обо всех проблемах.
