Кирилл часто анализировал произошедшее за день. Он вспоминал книги по психологии, выловленные на просторах Всемирной паутины, и применял полученные знания к своим жизненным проблемам и сложностям. В отличие от одноклассников, недалеко ушедших по эволюционной лестнице от обезьян, Кирилл не тратил бесценное время на посредственные тусовки и прочие глупости – он наполнял склад разума биографиями знаменитых деятелей науки и искусства, современных и давно ушедших, слушал бесплатные лекции на образовательных интернет-площадках. Эти занятия подстёгивали и развивали мыслительную деятельность, учили анализировать и оценивать, обогащали словарный запас, и Кирилл сам не заметил, как начал выстраивать подобные сложные внутренние монологи – почти постоянно и по любому поводу. Правда, привыкший находиться в одиночестве, часто он неосознанно произносил эти монологи вслух.

Его карие глаза, в выражении которых неизменно читалось чувство вечной виноватости, забегали за круглыми линзами очков. Прятать взгляд от всех встречных помогала лохматая русая чёлка, отросшая чуть ли не до носа.

Кирилл опустил голову, обдумывая собственный вопрос. Его губы, узкие, как две свёрнутые купюры, снова зашевелились.

– Нет. Это самый настоящий инстинкт самосохранения, и никак иначе!

В секунды самобичевания неокортекс Кирилла (та самая часть коры головного мозга, что одарила человека высшими нервными функциями) исправно пытался максимально сгладить острые углы в мыслях хозяина и снизить напряжение до предельно низкой отметки. Но на сей раз это не слишком-то удалось, и поток размышлений только набирал ход.

«Какой толк от этих хвалёных книжек с их бредовыми установками?! „Нужно начинать утро с ощущения счастья и радости внутри – тогда мир откроет вам новые двери…“ Подобная ересь ничего не стоит в объективном мире. Все попытки чувствовать себя счастливым обрываются ещё до восьми утра, как только я приближаюсь к школе, и никакие установки не помогут, когда у тебя на пути стоят такие примитивные создания…»

Выплеснув в мысленной тираде излишки гнева, Кирилл немного успокоился, со щёк сошёл нехарактерный для него румянец – обычно мальчишка был настолько бледен, что можно было подумать, будто каждое утро перед выходом из дома его усердно посыпают белой минеральной пудрой. Кирилл проходил мимо окон школьной столовой, которые отражали лучи утреннего солнца. Вопреки движению стекающихся человеческих масс он остановился. Измученный уже на старте дня, поднял голову к небесному светилу, словно пытаясь вымолить вселенское снисхождение, зажмурился от яркого света и снова провалился в себя.

«Каждый день я словно стою на краю высокого здания. Один мой ботинок раз за разом соскальзывает, и сброшенные вниз частички и без того мёртвого камня поглощает пропасть. Позади меня стая шакалов в человеческом обличье, а внизу – смерть. Любая из эмоций переплетена со страхом. Я закрываю глаза и молюсь, чтобы всё исчезло по щелчку. Я стою и щёлкаю: большой палец встречается со средним, и они пытаются спрятать меня от этого мира под магические звуки… Но всё тщетно. Через пять безрезультатных, не оправдавших надежды двупальцевых соитий мои позвонки чувствуют сильный удар толстой подошвы, и резкая боль тут же пронзает всё тело. Устрашающая пропасть разинула пасть в надежде проглотить столь желанную жертву.

Я лечу с высокого небоскрёба вниз, чувствуя, как воздух формально оказывает сопротивление грядущей смерти. Ещё чуть-чуть – и я мёртв, ещё чуть-чуть – и я свободен. Близится момент истины, дух перехватило от наслаждения подобием птичьего полёта, ощущение эйфории заполнило до краёв, а блаженная улыбка должна стать пропуском в иной мир. И вот остаются считаные метры до освобождения, до точки, в которой жизнь должна оборваться. Кто-то однажды сказал, что счастье – это умение принимать действительность. Только эта действительность играет со мной по правилам, которые мне не дали прочесть… И вместо счастливой смерти каким-то странным образом я возвращаюсь на прежнюю позицию и снова оказываюсь на краю пропасти с ненавистными голосами позади. Благостные эмоции, охватившие меня несколькими секундами ранее, сменились удручающим ощущением полной безысходности: видимо, моя жизнь здесь – это и есть смерть…»

– Эй, Березин, чего завис?

Мимо пролетел Гриша Яковлев, одёрнув уставившегося в небо одноклассника. Кирилл вернулся к реальной жизни… Или, точнее, к смерти наяву.

Гришку он узнал по голосу – в глазах плавали звёздочки от осеннего, но всё ещё яркого солнца. Кириллу пришлось проморгаться, чтобы снова увидеть бесконечный поток двуногих грызунов гранита науки. С чувством полной безнадёжности он вклинился в караван сонных лиц, но путь его был недолог. Кирилл остановился перед облезлыми бетонными ступеньками. Нежелание переступать порог школы было настолько сильным, что генератор мыслей снова заработал на полную, и его с головой накрыло очередной безмолвной лавиной рефлексии.

«Эта чёртова статья из интернета про стокгольмский синдром не выходит у меня из головы. На базе какой собранной обо мне информации она попала в раздел „Рекомендованное“? Возможно, судьба даёт мне знак, и это намёк на нетрадиционный метод решения моей главной проблемы – вечных издёвок и психологических нападок…

Если моё существование сейчас на девяносто процентов состоит из страданий, то самое время поменять полюсами восприятие жизни: замкнуть все контакты в мозгу, и бронированное стекло над красной кнопкой в созданной защитной проекции тотчас разлетится ко всем чертям. Запущенный экстренный режим выживания безвозвратно изменит восприятие внешних угроз, и любой обидчик превратится в некий объект поклонения. Любая его моральная или физическая атака станет манной небесной для обновлённой системы удовольствия. И доминирующую часть собственной жизни под натиском боли я буду ощущать себя счастливым, но с одной поправкой: это безвозвратный путь. Если я начинаю жаждать этого, то, может быть, я уже в шаге от новой счастливой жизни со смещённым центром мироощущения?»

– Ой, извините! – мимо пробежал второклашка, по касательной зацепив Кирилла огромным портфелем с изображением разноцветных роботов.

Первую ступень Кирилл преодолел с мыслью: «Очередной день знаний и унижений». Его интеллектуальная плодовитость редко выходила наружу даже в этом «храме знаний», где, казалось бы, её могли оценить по достоинству. Но вся многогранность и сложность его личности была скрыта от окружающих с их, как он считал, примитивными суждениями.

В классе он слыл застенчивым и робким юношей – никто не знал его по-настоящему, да и не пытался узнать. Характер проявлялся в редких случаях: когда кто-то просил списать, пытаясь выехать на его кропотливых трудах. Он никогда и никому не давал списывать, невзирая на ответную реакцию, и это было единственным проявлением его твёрдой позиции. Сам Кирилл до конца не мог осознать, была ли это демонстрация собственной силы или банальная жадность.

Кирилл шагнул через порог, и металлическая рамка назойливо пропищала. Охранник, седовласый мужчина чуть за пятьдесят, в камуфляжной форме, даже глазом не повёл – впрочем, как и всегда. В нескольких метрах от него за новеньким столом цвета венге сидела вахтёрша, скрестив руки на груди. Они были примерно одного возраста, и типичное изменение уровня гормонов, в частности тестостерона, наблюдалось у обоих. Мужчина смотрел на входящих и мило улыбался: противный писк металлической рамки будто стимулировал его лицевые мышцы. Его коллега, напротив, уничтожала всех учащихся тяжёлым взглядом, напяливая дежурную улыбку лишь для приветствия руководящего состава. Этот дуэт величали местными инь и ян – они излучали прямо противоположную энергетику.

Кирилл, как и остальные, получил дозу утреннего «облучения» и быстрым шагом направился в сторону столовой. Он знал, что утром подавляющее большинство учеников не спешат в это вместилище котлет и горохового супа.

Из буфетного окошка торчало морщинистое лицо потасканной женщины с завитыми жёлто-сиреневыми волосами. Она тыкала толстыми пальцами в калькулятор и мотала головой, что-то приговаривая прокуренным голосом.