Виктория

*****

– Да, проходите, пожалуйста.

Анна Ильинична величественной походкой входит в музыкальный класс. Останавливается неподалёку. Расплывается в самой милой улыбке хищницы.

– Вот наш музыкальный руководитель, Лукина Виктория Юрьевна. – Хорошо поставленный голос профессионального педагога не дрожит, не смотря на нервозность ситуации. – Знакомьтесь. Пять лет стажа, отличные рекомендации. Диплом о музыкальном образовании с отличием.

– Чудесно.

Стальной баритон с нотками перца раздаётся совсем рядом. Вызывает непонятную дрожь во всём организме. Заставляет внутренне собраться в сплошной комок нервов.

Вошедший мужчина проходится по моей фигуре оценивающим взглядом. Уголки губ приподнимаются в намёке на улыбку. По спине пробегает электрический ток, прошибая волной опасности. Горькое предчувствие чего–то нехорошего нарастает внутри.

– Виктория Юрьевна, это – Павел Андреевич Касьянов, меценат. Любезно предложил свою помощь нашему детскому саду. Вот, знакомится с преподавательским составом. – Заведующая частит, приторно улыбаясь.

От этой улыбки сводит скулы. А от холодных льдинистых глаз Касьянова я вся покрываюсь колючими мурашками.

Обычно меценаты обходят стороной подобные заведения, понимая, что детский сад – это вечные проблемы. Если кто–то и забредает к нам по ошибке то они, как правило, не обращают внимания на подобные мелочи, как скромная учительница музыки.

Но только не в случае с Касьяновым.

Явление Павла Андреевича именно на моё место работы нельзя назвать случайностью. Хотя бы потому, что в подобное я не верю – давно вышла из детского возраста.

Ощущение опасности нарастает. Проносится яркой вспышкой по телу, скручивая внутренности в тугой узел. Я пытаюсь отшатнуться, но ноги не слушаются. Приклеиваются к полу.

– Приятно познакомиться, Виктория Юрьевна.

Киваю, не в силах сказать что–то подобное в его адрес. Он мне не нравится. Ни капельки. Поражённо замираю на месте, закусывая нижнюю губу. Сверлю глазами деревянный пол, мечтая провалиться в подвал.

На самом деле сейчас он нагло лжёт. Уверена, что мои паспортные данные хорошо запомнились ему ещё с момента нашей первой и единственной встречи, когда я обвиняла его во всех смертных грехах. Но сейчас он отказывается признавать это при моей начальнице. Делает невозмутимый вид.

– Рад видеть, что в нашем учреждении работают такие талантливые молодые специалисты. – В его голосе сквозит ехидство. Смешивается с металлической сталью, пронзая меня арктическим холодом.

– Спасибо.

Смотрю на него с недоумением и страхом. Безуспешно пытаюсь взять себя в руки, чтобы голос не дрожал.

Я надеялась, что больше никогда его не увижу. Смогу начать жить спокойно после того, как он перевернул мою жизнь вверх тормашками. Поставил всё с ног на голову, даже не прикладывая к этому каких–то титанических усилий. Разрушил мою жизнь до основания. Разобрал по кирпичикам.

Но он тут. Цепким взглядом прощупывает мою фигуру. Расплывается в добродушной улыбке.

– Могу я поговорить с вашим музыкальным педагогом наедине? Обсудить кое–что? – Он говорит медленно, словно слова даются ему с трудом. Поворачивается к заведующей, поправляя бриллиантовую запонку на манжете рукава. – Вы не оставите нас?

– О, конечно! Как вам будет угодно, Павел Андреевич! – Заведующая розовеет от смущения. Говорит чуть осипшим от волнения голосом. – Разумеется!

Подобострастно смотрит на лысеющего Аполлона с мешком денег. Уже подсчитывает в уме смету на ремонт своего кабинета. Прокатывается по мне строгим взглядом, который говорит – не упусти этого клиента.

Я стараюсь не показывать свой страх. Оборачиваюсь к окну, замечая, как на площадке резвятся дети. Катаются с горки, заливаясь весёлым смехом.

– Жду вас в своём кабинете для подписания документов. – Сладко улыбается, протягивая руку.

– Конечно. Дайте мне пять минут времени.

Обменивается любезностями с Анной Ильиничной. Сверкает своей голливудской улыбкой, которая наверняка стоила ему целое состояние. Впрочем, с его деньгами и связями всё это неудивительно.

Я топчусь на месте, гадая о мотивах приезда Касьянова. Дрожу от осознания того, что ему может понадобиться от меня – бедной вдовы, обременённой внушительным кредитом и оставшейся на руках с маленьким сыном.

И я бы не хотела этого знать.

Дверь в зал хлопает, разнося уверенные шаги заведующей по коридору. Глухо отпечатываются в моём сознании набатом от того, что даже она согласилась с этим мужчиной. Не стала подслушивать за дверью, как сделала бы это раньше в подобной ситуации из чистого любопытства.

– Зачем я вам понадобилась? – Стараюсь, чтобы мой голос звучал как можно твёрже.

Щёки горят от сказанных слов, но я упрямо скрещиваю взгляды с Касьяновым. Знаю, что отвести взор означает проигрыш. Смотрю прямо в холодные льдинистые глаза, покрываясь внутри изморозью.

– Вы задолжали мне неустойку, Виктория Юрьевна. Счётчик тикает. – Он медленно приближается ко мне, потирая ладони.

– Неустойку? За что?

Срываюсь на хрип, переставая дышать. Перед моими глазами пролетают похороны мужа Леонида полугодовой давности. Ведь именно из–за него мы с сынишкой и свекровью сейчас оказались в крайне затруднительном положении.

– Леонид задолжал мне крупную сумму. Деньги не внёс. – Буравит меня взглядом. Начинает загибать крючковатые пальцы. – Наложил на себя руки как последний трус, оставив отдуваться за всё свою семью, ведь так?

– Но… Я думала, что раз он мёртв…

– Э, нет, Виктория Юрьевна. Должок всё равно возвращать придётся. – Говорит тихо, насмешливо, с хрипотцой. – Дарить вам эту баснословную сумму я не собираюсь.

Мне на минуту становится страшно. Не понимаю, о каких суммах идёт речь. Насколько я знаю, в казино у Касьянова крутятся неприличные деньги. Такие, которые мне не собрать и за всю жизнь.

– Но я даже не видела тех денег!

– Охотно верю, – он с удовлетворением кивает. Задерживает на мне пронзительный взгляд, под которым тотчас становится обжигающе – неуютно. – Но долг есть. И я хочу получить его с процентами.

Сжимаю пальцы в кулаки, выдыхая ртом спёртый воздух. Пытаюсь пригладить дрожащими руками выбившиеся из причёски пряди.

Он смотрит на меня свысока. Скрещивает руки на груди в высокомерном жесте. Показывает всем своим видом, что своего мнения он не изменит.

– Я… Мне неоткуда взять подобную сумму. Даже если я продам почку, этого не хватит…

– Фи. – Он кривит рот. Выжидательно наклоняет голову на бок, поджимая губы, – Я бы никогда не предложил подобного такой красивой женщине.

Подходит ближе, слегка касаясь шершавым пальцем моей скулы. Довольно прищуривается, ожидая реакции. Этот жест слишком интимный. Непозволительный для такого человека. Я понимаю, что обязана оттолкнуть его, но почему–то не могу пошевелиться.

Наконец, отшатываюсь к стене. Налетаю попой на фортепиано, вызывая из недр инструмента драматичную ноту. Она идеально подходит под этот момент. Царапает по сердцу стылой тревогой.

– Что… Что вы хотите этим сказать?

– Ничего. – Отстранённо пожимает плечами, криво усмехаясь моей реакции, – обычный комплимент. Не ожидали?

Становится удушливо–жарко.

Упрямо качаю головой. Вцепливаюсь пальцами в партитуру, ставя её между собой и мужчиной. Пытаюсь заслониться от этого непонятного взгляда криминального авторитета.

И дело даже не в том, что за всю свою жизнь я редко слышала от мужчин комплименты. И не в том, что кроме Лёни я не подпускала к себе никого, выйдя замуж чистой и невинной, по большой любви. А дело в том, что подобные речи никак не вяжутся с властным образом Касьянова, стоящего передо мной.

Он – владелец подпольного казино, миллионер, криминальный авторитет и, возможно, убийца. От него логичнее было бы услышать что–то ужасное, берущее за душу, чем приятный комплимент.