Дженсен был настолько ошеломлен, что смог только выдавить полузадушено «спасибо» и тут же вымелся из кабинета. Когда у Джима Бивера случался приступ альтруизма, этим следовало пользоваться, а не задавать уточняющие вопросы.
Джаред не отвечал ни по мобильному телефону, ни по домашнему. Это ничего не значило. Он мог быть в ванной, или зачитался так, что ничего не видел и не слышал. Такое с Джаредом иногда случалось. Дженсен снова набрал его из машины, но тут уже отключился собственный телефон. Дженсен вечно забывал зарядить аккумулятор.
— Джаред, я дома!
Но никто не вышел ему навстречу.
Куртка, без которой Джаред не выходил на улицу даже в самые жаркие дни, висела на своем месте, под ней стояли его кроссовки. Значит, дома. Не то чтобы Дженсен сомневался, но от мысли о том, что все идет, как всегда, от сердца отлегло, что ли. Только бы Джаред не сорвался, не наделал глупостей, а со всем остальным они разберутся. Дженсен уж постарается.
С чего-то вдруг вспомнились слова Бивера. Дженсен посмотрел на себя в зеркало. Под глазами залегли глубокие тени. Черты лица заострились. На щеках и подбородке пробилась щетина, и Дженсен только сейчас сообразил, что сегодня утром забыл побриться. И вчера, кажется, тоже.
— Труп, — сказал он своему отражению и грустно усмехнулся, — как есть труп.
Дженсен прошел к мини-бару и налил себе дозу виски. Пить посреди дня, конечно, последнее дело, но он как-нибудь переживет.
— Будем свежими, — Дженсен опрокинул тамблер и снова позвал: — Джаред!
И опять никто не отозвался. Заснул он, что ли? Хотя раньше, стоило Дженсену появиться дома, Джаред всегда просыпался, как будто внутри него был рефлекторный будильник, настроенный на Дженсена. Того всегда поражала эта Джаредова способность. Никто и никогда так на Дженсена не реагировал, его не чувствовал.
Дженсен направился в спальню, на ходу стягивая пиджак, ослабляя и сдергивая с шеи галстук — всегда ненавидел эту удавку! — расстегивая верхние пуговицы рубашки. Он представлял, как Джаред лежит в постели, в их постели, теплый, сонный, совершенно расслабленный. И нет ничего плохого. Дженсен примет душ, заберется к Джареду, обнимет и будет просто лежать, уткнувшись ему в шею, вдыхая запах кожи, чувствуя его рядом. Будет лежать так до тех пор, пока Джаред не поймет, что все плохое отступило. Пока оба они это не поймут. Но сердце запиналось в рваном ритме предчувствия.
Джареда не было в спальне.
Дженсен остановился на пороге в полном раздрае: рубашка снята только с одного плеча и руки, брючный ремень ослаблен, галстук свисал до пола, как дохлая змея.
— Джаред…
Дженсен чувствовал себя подавленным и растерянным. Где теперь его искать? Почему он не дал Дженсену все исправить? И… зачем? Дженсен отбросил пиджак и галстук на пол. Туда же последовала рубашка. Взялся за ремень, но замер. Чуткое ухо уловило в тишине пустой квартиры посторонний звук. Несколько секунд Дженсен прислушивался, пытаясь его опознать, а потом коротко нервно рассмеялся от облегчения. В ванной шумела вода.
Дверь была не заперта. Дженсен давно заметил, что Джаред недолюбливает закрытые наглухо двери, и списывал это на тяготы прошлой жизни. Маленькое помещение было до отказа наполнено паром, и в его густых белесых клубах Дженсен едва разглядел фигуру, скорчившуюся на дне ванны. И Дженсену показалось, что он слышит не только грохот воды.
— Джаред!
Дженсен завернул краны, и тишина упала в уши оглушающей пеленой. Помахал руками, разгоняя пар. Здесь так жарко! Остатки одежды мгновенно промокли, а по коже потекли струйки пота. Словно Джаред решил сварить себя заживо. Как для Дженсена, так слишком экзотичный и ненадежный способ самоубийства. Подумав об этом, он покрылся потом снова, на этот раз холодным.
Джаред сидел на дне, притянув колени к груди и спрятав лицо в скрещенных руках. Волосы слиплись острыми прядями. Кожа раскалилась до малинового свечения. На плечах и спине Дженсен заметил множество коротких набухших царапин, пересекающих друг друга, как будто Джаред пытался содрать кожу сам с себя. Здесь было так жарко, но Джаред дрожал, и почему-то это казалось страшнее всего.
Дженсен дотронулся до кровоточащей сетки. Джаред вскинул голову.
— Джен… сен…
Голос сорвался. Глаза, и без того покрасневшие, наполнились плавленым стеклом. Оно выплеснулось через край и потекло по скулам крупными светлыми каплями. Дрожь усилилась, теперь все тело Джареда ходило ходуном.
Дженсен опустился на колени, потянулся к нему через край ванны. Разомкнул сведенные руки, заставляя открыться, и вдруг не удержался и прижался губами к его ладони.
— Что случилось?
Дженсен говорил тихо и спокойно, зная, что Джаред вынужден будет прислушиваться, и это отвлечет его от переживаний. Джаред начал отвечать, сбиваясь, делая длинные паузы между словами, и Дженсен видел, что ответ дается ему с трудом. Но Джаред говорил. Через боль, через усилие, через собственные страхи и терзания, и это давало надежду на то, что у них все получится. Что они справятся.
— Я хотел отмыться. Я чувствовал себя слишком грязным… для тебя. Я думал, что отмоюсь и тогда… все будет хорошо. Но я не могу. Почему я не могу, Дженсен?
Дженсен отвел волосы с его лба. Приоткрыл холодную воду, смочил руку и начал осторожно обтирать его лицо, пытаясь охладить. Джаред открыл глаза, и Дженсен вдруг ощутил, как тот прижимается щекой к его пальцам, следует за ними едва уловимыми движениями.
— Потому что тебе это не нужно, — Дженсен снова говорил тихо. — Потому что это не твоя грязь. Это они замараны, а не ты. Ты — чистый. Ты такой чистый… Господи! Я не знаю никого, кто был бы чище тебя! Не бери на себя их грязь. Оставь ее для них, а сам будь со мной. Ты нужен мне таким, какой есть.
— Правда?
— Да.
— А ты… мне поможешь?
— Да. Я обещаю. А сейчас пойдем, тебе нужно отдохнуть. И мне, наверное, тоже.
Дженсен помог ему выбраться, завернул в полотенце и повел к двери. И уже на пороге Джаред вдруг повернулся в его руках и приник поцелуем.
— Все будет хорошо, Джен. Я обещаю.
========== XIII ==========
Все повторялось.
— Джаред, я дома!
Нет ответа.
Словно игра в прятки, в которой Дженсен почему-то оказался водящим — против своей воли. Сколько он себя помнил, столько ненавидел эту игру. Дженсену всегда казалось, что другие смеются, наблюдая за его бессильными попытками найти того, кто не хочет быть найденным. И вот теперь Джаред… Джаред почему-то тоже решил сыграть с ним, но забыл предупредить, что игра началась. Поэтому первая реакция была — злость.
Дженсен злился, рыская по квартире, открывая все двери. Даже под кровать в спальне заглянул, чувствуя себя полным идиотом. Джареда не было нигде, и злость сменилась беспокойством. Оно давило на виски и учащало пульс. А еще хуже было то, что Дженсена начало одолевать предчувствие — случилось что-то плохое. И это он виноват. Не уследил, не досмотрел, не понял, что с Джаредом неладно, и не помог.
После той истерики в ванной Джаред, казалось, пришел в себя и успокоился. Снова стал улыбаться, не сжимался и не шарахался, когда Дженсен прикасался к нему, не клеймил себя замаранным и недостойным Дженсена. И Дженсен расслабился. Посчитал инцидент исчерпанным, а стабилизацию их совместной жизни — вопросом времени. И вот, пожалуйста… Джаред ушел, и весь его, Дженсена, устоявшийся, привычный мир в одночасье рассыпался на куски. Снова.
Движимый последней дурацкой надеждой, Дженсен вышел из спальни и подошел ко входной двери. Так и есть. Ни куртки, ни кроссовок Джареда не было. Ноги вдруг ослабели. Сердце запнулось, а затем пошло с перебоями. Внутренние кошки заскреблись по закоулкам души с удвоенной силой. Дженсен глухо выматерился сквозь зубы, достал телефон, нашел номер Джареда, но на вызов так и не нажал.
Что он скажет ему? Вернись, я все прощу? Это прокатывает только в сериалах для домохозяек и никогда — в реале. В реале, если человек надумал уйти, то нет такой силы, которая смогла бы его остановить. В реале все не бывает идеально до самого финала. Фродо не отплывает на запад, в страну вечного лета, а медленно дряхлеет в Шире, сходит с ума от перенесенных страданий и умирает в одиночестве. Кто-то однажды сказал Дженсену, что с нами случается именно то, чего мы боимся больше всего. Дженсен боялся, что однажды Джаред уйдет, и вот — это случилось. И что теперь делать?
