Пережить утрату мне помогли родители. И впервые я пожалела, что в ту ночь перед призывом у нас с Даней не зашло дальше поцелуев. Мама попробовала интеллигентно поинтересоваться этим, и я сказала ей правду. После чего взяла подаренный любимым словарь, собрала все его письма и вытащила фотографию из-под стекла на письменном столе. Это мое и только мое и должно быть спрятано от посторонних глаз. Все свои сокровища я сложила в небольшую коробку от печенья и спрятала в самую глубину секретера. Начавшийся вскоре учебный год не оставил мне времени для тоски. Уйдя в учебу с головой, я старалась не думать, что моему любимому теперь всегда будет девятнадцать лет и я его уже никогда не увижу.

Примерно через год в нашу дверь позвонили. Открыл папа и позвал меня. В прихожей стоял высокий загорелый блондин в десантной форме с орденом Красной звезды на кителе.

– Вы Ирина?

– Да, это я.

– Я с Данилой… – он замялся, колючий взгляд его голубых глаз затуманился.

– Я понимаю. Как он погиб?

– Был бой. Духи (солдатское название афганских душманов) устроили нам засаду. По рации вызвали «вертушки» (вертолеты), но им нужно было время. Ущелье глубокое, а мы были на склоне. Даниле осколок попал в грудь. Он лежал рядом со мной. Попросил передать Вам это, – солдат протянул мне что-то, завернутое в обычный тетрадный лист в клеточку. – Это камень с места его гибели. А следующим взрывом его сбросило в ущелье. Тело мы даже не искали. В том аду сами не знали, выживем ли. Простите.

– Спасибо. Этот камень мне действительно важен. Я люблю Данилу. До сих пор люблю. Выпьете чаю?

– Нет, извините. У меня поезд. Домой еду.

Вот и все. Даже могилы, куда я могла бы прийти и поплакать, моего милого лишили. В руках у меня было последнее, что связывало меня с моей любовью. Камень с места его смерти. Я развернула бумажку. На тетрадном листочке в клеточку лежал плоский, толщиной сантиметра три, круглый камень размером в половину моей ладони. Антрацитово-черный, блестящий с одной стороны и матовый с другой. Почему-то этот камень мне показался живым. На ощупь он был не холодный. Взяв его в руки, я не ощутила ни тоски, ни боли. Как ни странно, но именно в тот момент я поняла, что надо жить дальше и жить по возможности счастливо. Камень я спрятала в ту же коробку с письмами, словарем и фотокарточкой.

Через два года я познакомилась со своим будущим мужем Сергеем. Он активно ухаживал, был красивым, неглупым, добрым. Но никаких чувств он у меня не вызывал. Сергей не сдавался, ведя осаду крепости по всем правилам куртуазного обращения. В один прекрасный день он сделал мне предложение руки и сердца. Колец тогда не дарили, на колено не становились. Все было куда обыденнее, ведь голливудские фильмы были огромной подцензурной редкостью.

И я согласилась. Я понимала, что Даню не вернуть. И я буду все равно любить его. Но мне нужна семья, дети. Да и родители намекали, что пора бы уже определиться. Оставался только диплом, учеба закончена. Я согласилась. Свадьба была скромной, мне не хотелось купеческой трехдневной гулянки на пятьсот человек, да и средства у нас были достаточно ограниченные.

Уже ночью, поняв, что ему досталась невинная девушка, муж посмотрел на меня так, как будто у меня было две головы, и вторая общалась с ним на эльфийском. Настолько ему было странно, что красивая девушка может сохранить девственность до двадцати одного года. Очень скоро я поняла, что жду ребенка. Близость с мужем не приносила мне ни радости, ни удовольствия, о котором болтали мои замужние и незамужние подружки. Под предлогом беременности я стала отлынивать от исполнения супружеских обязанностей. А потом с головой ушла в материнство.

Пашка родился крепким, жизнерадостным, орущим благим матом парнем. Первые два месяца я не спала вообще. Моя холодность и постоянно плачущий ребенок разрушили семью, которую и создавать-то не стоило. Когда муж ушел, я радостно выдохнула. Сергей был плохим мужем, но оказался прекрасным отцом. Через год после нашего развода он еще раз женился, но исправно помогал мне материально, брал ребенка на выходные, гулял с ним. Когда его новая жена родила ему их общих детей, Паша превратился в любимого старшего брата. Вторая жена Сергея оказалась доброй и мудрой женщиной. Она не стала воевать с ребенком, а просто приняла его.

После защиты диплома я попала по распределению в Интурист и так началась моя карьера гида-переводчика.

Жизнь шла своим чередом. Сын рос и взрослел. У меня была пара достаточно долгих и тройка коротких романов, которые ничем так и не закончились, причем по моей вине. Я делала вид, что верю в то, что меня любят, но инстинктом чувствуя фальшь партнера, сама оставалась холодна. Вся любовь была с подтекстом. Меня пытались затащить в загс, заставить родить, чтобы потом приковать наручниками к кухонной плите, на которой должна была вариться столитровая лохань гнусно булькающего борща. Жуть. Я весьма долго лавировала, сводя все к милым встречам в удобное для меня время, не опускаясь до стирки рубашек и варки щей. Когда меня все-таки припирали к стенке, я давала задний ход, и мы расставались. После каждого расставания я чувствовала непередаваемое облегчение. Хозяйка из меня была как из … ну в общем вы поняли о какой субстанции идет речь… Вот из него пуля. Хотя для Дани я даже пироги пекла, учась у бабушки месить тесто. Его смерть сломала мои крылья, а моя душа умерла вместе с ним.

Состарились и тихо ушли на радугу мои родители. Пашка женился. Родительскую квартиру я разменяла, чтобы выделить сыну отдельное жилье. Теперь я жила в однушке с минимумом необходимого. Я не держала цветов на окнах и тем более кошки. Ибо с моей работой в сезон бедное животное постоянно оставалось бы в одиночестве, а к вечеру умирало бы с голода. А цветы я всегда забывала поливать. Даже когда была жива мама, которая их разводила. В сезон я старалась набрать работы побольше, чтобы не ощущать лето, не вспоминать о том, что было так давно, но никак не могло уйти. Зимой я или уезжала в санаторий, или набирала учеников и преподавала языки до одури, давала объявления и занималась переводами. Сама себе я стала напоминать робота. Да, наверное, не только себе.

Глава 3

Я стою на своей кухне и тупо смотрю в холодильник. Если бы у меня водились мыши, то их трупики висели бы между полками, элегантно покачиваясь. Ибо заветренный треугольник плавленого сыра неопознанной марки, пара вялых редисок и закаменевшая горбушка от батона составляли весь мой продуктовый запас. Я сгребла все это немыслимое богатство и отправила в мусорное ведро широким жестом. Погрузившись в свои не самые радостные воспоминания, я совершенно забыла, что для того, чтобы из холодильника что-то взять, туда сначала надо это положить.

Вздыхаю и иду в круглосуточный магазин, благо он находится в соседнем доме. На улице совсем темно, но еще не глухая ночь. Хорошо, что завтра у меня программа начинается с обеда. Можно выспаться и дать отдохнуть натруженным ногам. Все чаще возраст дает себя знать.

Закупив свежей провизии, тащу домой два полновесных пакета. По давней привычке по дороге домой проговариваю части экскурсии из завтрашней программы. Натыкаюсь на пробелы в лексике, мучительно стараюсь вспомнить терминологию. Поэтому входя в подъезд, совершенно не замечаю, как в густых кустах на газоне под окнами моей 12-тиэтажной башни вспыхивают странным светом и тут же гаснут узкие желтые глаза, каких нет ни у одного земного зверя.

Перекусив тем, что удалось купить ночью, умываюсь, падаю в постель и засыпаю в полете к подушке. Просыпаюсь как обычно, за десять минут до звонка будильника. В комнате светло, потому что, будучи в расстроенных чувствах, я напрочь забыла задернуть шторы. Обычно я задраиваю окно до полной светонепроницаемости, но вечером это вылетело из головы. Смотрю на календарь. Вчера было тридцать семь лет со дня его гибели. Денек удался в полный рост. Драконы, будь они неладны, сожрали кучу свободного времени и утомили так, что я даже не вспомнила о траурной дате.