- А потом меня это достало. Понимаешь? Просто достало. Он ничего мне не объяснял, как будто я… бактерия какая-то.

Сравнение с бактерией насмешило Сэма, и он долго хихикал и не мог остановиться.

Когда Дину исполнилось двенадцать, и он въехал в чудное время пубертата, его перестали устраивать отговорки Джона. Они в первый раз сильно поссорились, и в это же время Джон в первый раз принялся искать утешение на дне бутылки с виски. В то время он работал шерифом, и расслабляться ему было особенно некогда, так что поиски вылились в пару-тройку лишних порций по вечерам и тяжелую мрачную задумчивость. Муштра усилилась, к тому же Джон начал учить сына стрелять, драться и водить машину. Помимо этого он принялся вкладывать в его голову мысль, что борьба со злом – наиболее достойное занятие для мужчины. От занятий Дин пришел в восторг, и во время тренировок вооруженный нейтралитет, который обычно царил между ними, превращался в подобие семейного тепла.

- Понимаешь, Сэмми, я решил, что на самом деле родители не развелись, а с мамой случилось что-то плохое. Какое-то зло добралось до нее. И я поклялся, что не допущу, чтобы это случилось с кем-нибудь другим.

- Скажи, а ты совсем ее не помнишь?

- Нет. Мне было четыре, но я не помню. Только иногда в памяти что-то такое всплывает. Кажется, она была блондинкой. И носила браслет со всякими такими штуками, с которым я любил играть. Помню, как она смеялась. А лицо забыл.

- Разве у вас нет фотографий?

- Нет. Отец сказал, что коробка с фотографиями потерялась во время переезда. Правда, наверное, потому что те фотографии, которые у нас есть, все сделаны в Энджелхоуле.

Дин вовсе не был бактерией. В четырнадцать он решил, что достаточно насмотрелся на отцовскую работу, и у него хватит сил разузнать о маме что-нибудь самому. А если не хватит сил, то он возьмет наглостью. Конечно же, в маленьком городе от всевидящего шерифского ока не укрылось ничего. Когда вечером отец вернулся домой чернее тучи и с порога заявил, что им нужно поговорить, Дин сразу просек, что его замысел раскрыт, а ему сейчас влетит по первое число. Пока Джон принимал душ. Он в своей комнате готовил аргументы в свою защиту – «Я уже взрослый» - и возможность побега к кому-нибудь из приятелей – выгреб и пересчитал всю мелочь. Но взбучки не было. Вместо этого Джон усадил его напротив за стол, поставил перед ним открытую бутылку пива и сухо рассказал, что Мэри Винчестер погибла после их отъезда, и года не прошло. Дин ушел к себе и проплакал всю ночь, хотя никому никогда в этом не признавался. Только сейчас – Сэму. На следующий день он и принял решение истреблять зло.

Услышав имя его матери, Сэм встрепенулся.

- Как ты сказал? Мэри?

- Да, Мэри Винчестер. А что?

- Мою маму тоже звали Мэри. Мэри Кэмпбелл.

Дин почесал в затылке.

- Ну… это ведь распространенное имя. Особенно на среднем Западе.

- Да… И все же странно.

- Знаешь, я столько всего странного на своей работе насмотрелся, что готов поверить в любое совпадение.

У Сэма жизненного опыта было ничуть не меньше, хотя он и был принципиально иного свойства. За свою жизнь он тоже видел множество разных совпадений, и каждый раз приходил к выводу, что это не более чем причудливый извив судьбы.

- Да, я понимаю, о чем ты.

После того разговора Дин все реже приставал к отцу с вопросами, но все равно каждый раз после того Джон уходил в алкогольную кому на несколько дней.

Закончив школу, Дин поступил работать в полицию. Когда пришла пора Джону уходить в отставку, в городе уже ни у кого не было сомнений в том, кто станет следующим шерифом. Дин принял бразды правления и вскоре приобрел репутацию усиленной копии Джона Винчестера. От его зоркого взгляда не укрывалось ничего, и поблажек он не делал. Его не только боялись, но и уважали. Только с личной жизнью все никак не складывалось. Люди считали, что это из-за сурового воспитания отца и отсутствия в жизни Дина материнской любви.

Сэм слушал его и видел отражение себя. Дин был такой же неприкаянный по жизни, лишенный чего-то важного, что дает человеку любящая семья. Он никак не мог себя найти и бросался в первое, что подвернется под руку. Сэм думал, что они как потерянные братья, проживающие одну жизнь на двоих – просто в разных проявлениях. И, наверное, только друг в друге они могли найти тепло, защиту и утешение.

И как Дин брал его за руку в тяжелые моменты рассказа, так и Сэм сжал сейчас его ладонь, как бы говоря безмолвно: я здесь, с тобой, и никуда не денусь.

*

Утро было тяжелым, но виноват в этом был отнюдь не алкоголь. Печень у Дина была семейная, винчестеровская, способная выдержать куда большую нагрузку, чем четыре банки пива. Сложнее было с чувствами. Ибо чувства вопили на все лады: что-то здесь не так, проверь, узнай правду, посмотри, ведь все сходится. Дин и раньше ощущал тревогу и напряжение в мозгах в некоторые моменты общения с Сэмом, но после их ночного разговора это ощущение мучило его беспрестанно. Вернувшись домой, он так и не смог заснуть.

Придя в управление, он заперся у себя в кабинете и принялся составлять запросы о выяснении личности Сэма Кэмпбелла. Он знал, что пройдет совсем немного времени, и он получит все ответы. Но не знал, что будет с ними делать.

========== 11 ==========

Болезнь ушла, и Сэм почувствовал себя намного лучше. Дин снова начал выводить его на прогулки, но сейчас из тупого хождения по кругу они превратились в острое удовольствие для обоих. Когда препоны недоверия были сняты, Сэм и Дин наконец-то начали узнавать друг друга. Сэм постоянно расспрашивал его о детстве, о Энджелхоуле, о работе шерифа. Дин с удовольствием пускался в длинные рассказы о себе и работе, но об истории города толком ничего рассказать не мог. Сэма это безмерно удивляло: как же было возможно прожить на одном месте больше четверти века и ничего о нем не узнать. Сам он перед тем, как отправится сюда, ознакомился со всей информацией, которую смог найти в интернете. Иногда ему удавалось выкроить несколько долларов, чтобы пойти в интернет-кафе и поползать по всемирной паутине, и он никогда не отказывал себе в этом удовольствии. И щедро делился знаниями с Дином. Тот слушал, не перебивая, и как-то принес книгу по истории Энджелхоула. На титульном листе стоял библиотечный штамп, вызвавший у Сэма улыбку. В его представлении Дин был не из тех, кто может быть завсегдатаем библиотеки.

Дин изменился так сильно, что порой Сэм сомневался, а его ли он знал все это время? Новый Дин был внимательным и заботливым. Во время прогулок постоянно спрашивал, не устал ли он, не замерз ли. Теперь он приходил каждый вечер и неизменно приносил с собой пиво или что-нибудь вкусненькое. За разговорами время летело незаметно, и уходил Дин уже под утро. И каждый раз Сэм спрашивал:

- Ты не боишься, что нас застукают?

И Дин каждый раз отвечал:

- Пофиг. А если будут языки распускать, я их быстро укорочу. И вообще, Сэмми, это не твоя проблема. Твоя задача – спокойно досидеть и ни во что не вляпаться. А с остальным я разберусь.

- Во что же я могу вляпаться, если ничего не происходит?

…кроме тебя.

Это ему хотелось добавить каждый раз, но он вовремя успевал прикусить язык. Почему-то Дин мрачнел и отвечал совсем неопределенно:

- Мало ли…

Сэм вляпался в Дина. Сейчас он мог сказать это с полной уверенностью. Дин больше не казался ему угрозой, а наоборот, приобрел в его мыслях статус того самого человека, который мог бы заставить Сэма остаться жить на одном месте. С которым он хотел бы видеться во все дни и проводить вместе ночи. Как-то совершенно незаметно Дин перестал быть сволочью и зловредным Винчестером и превратился в того самого.

При этом у Сэма было устойчивое ощущение, что они поменялись ролями. Теперь, когда между ними не осталось неясностей, Дин перестал его доводить, а Сэм перестал его провоцировать. Он думал, что Дин станет теперь открыто проявлять интерес, но этого не происходило. А интерес был, Сэм не мог этого не заметить. Время от времени Дин бросал на него такие взгляды, полные вожделения, что казалось – еще немного, и он разложит его прямо на месте. И еще теперь Дин сам стремился прикасаться к нему. Пусть украдкой, пусть самыми кончиками пальцев, но все равно – чтобы все время чувствовать, что Сэм рядом, не морок, не рассеется, когда настанет очередное просветление. Иногда, когда они сидели на койке рядом и разговаривали, Дин вдруг понижал голос до шепота, и Сэм склонялся к нему так низко, что чувствовал кожей дыхание. В такие моменты ему казалось, что поверни он голову, и Дин не устоит, вопьется в его губы и будет целовать до тех пор, пока мир не рухнет им на головы. Между ними искрило, но Дин почему-то не шел дальше взглядов и интимного шепота. Как будто опасался, что Сэм оттолкнет его в последний момент.