На самом деле на этот раз все выходило еще хуже. Джон не только пил, но и постоянно цеплял Дина едкими замечаниями. С самого детства он выращивал из него солдата, когда малейшая провинность сопровождалась наказанием и прочисткой мозга. Дин должен был неукоснительно выполнять все распоряжения и не спорить. Когда Дин сменил отца на посту шерифа, воспитательная работа Джона сошла на нет. Он признал в сыне взрослого человека с правом на собственное мнение. С одной оговоркой: когда Джон погружался в исследование дна бутылки, прежние замашки сурового родителя возвращались, как и не уходили никуда. Дин огрызался в ответ, дело доходило до скандала, и он наведывался домой только для того, чтобы переночевать. Да и то не каждый раз.

Другой стороной ада был Сэм.

Дин совершенно не представлял, как себя с ним вести, после того, что между ними случилось. Они продолжали гулять, и Сэм теперь сам иногда брал его за руку, когда рядом никого не было. Возьмет, сожмет пальцы и тут же отпустит. Когда это случилось в первый раз, Дин остановился и несколько секунд тупил от неожиданности. Сэм ничего не говорил, только улыбался и щурился на солнце. В Энджелхоул пришла зима, и солнце ярко отсвечивало от снега.

- Сэмми, ты… Это что сейчас было?

- А что сейчас было?

Он смотрел так невинно, и Дин подумал, что ему показалось. Он буркнул:

- Ничего.

Но потом это случилось снова. Короткое пожатие, словно Сэм говорил: я здесь, рядом, теперь я слежу за тобой. Дин нервничал, но не противился. На самом деле этот маленький знак внимания каждый раз вызывал у него в душе разлитие тепла и пронзительной нежности.

По вечерам он больше не спешил домой. Днем брал еду в «Чертополохе» и ужинал у себя в кабинете. Потом раскладывал бумаги и работал. Бумажной волокиты на его должности хватало и всегда находилось то, что он не доделал, замотанный рутиной. Или смотрел маленький телевизор, который принесла ему Джо. Она перестала дуться и захаживала вечерами скрасить ему одиночество. Сэм дочитал Сэлинджера. Книжка лежала у Дина на столе, и как-то он, от нечего делать, взялся ее читать. Оказалось, что классика может быть интересной. Но самым кошмарным во всем этом было то, что Сэм был здесь, совсем недалеко.

Дин ощущал его присутствие каким-то звериным чутьем, несмотря на разделявшие их стены и двери. Ночью управление пустело, в здании устанавливалась тишина, и Дину казалось, что он его слышит. Слышит, как Сэм ходит по камере, даже как спит. Между ними словно бы установилась прочная ментальная связь, никогда не прерывавшаяся, и это сводило Дина с ума. Он всерьез думал, что у него начинаются галлюцинации. Он пытался себя контролировать, но темные инстинкты, пробудившиеся еще в период слежки, брали верх. Он все чаще отвлекался и замирал, уставившись перед собой остановившимся взглядом и прислушиваясь. Однажды не выдержал и пошел в Каталажку.

Было четыре часа утра. Час быка, когда пробуждается все темное и берет верх над разумом. Дин где-то читал, что в это время совершается больше всего самоубийств, потому что люди, слабые по своей природе, теряют окончательный контроль над собой, и поддаются инстинктам. Вот и он тоже. Чтобы хоть как-то расслабиться, он пошел по скользкой дорожке – позволил себе немного виски, позаимствованного из запасов Джона, и сейчас не вполне понимал, что делает. Он уговаривал себя, что только посмотрит. Проверит, все ли в порядке, хотя, что там могло быть не в порядке, он не знал.

Сэм спал, натянув одеяло до самого носа. Трубы починили, но в Каталажке все равно по ночам было прохладно. Оранжевая роба лежала на верхней койке, одна штанина соскользнула и свисала вниз. И тут Дин вспомнил, как Сэм одевался после душа. На голое тело. Разумеется, никто не позаботился, чтобы дать ему белье, и Дин сообразил, что там под одеялом, он лежит сейчас в одной футболке. Воображение, приобретавшее необычайную буйность, когда дело касалось Сэма, тут же нарисовало ему картинку: вот он отпирает дверь и входит, Сэм чувствует его приближение даже во сне, он же говорил, что всегда его чувствует, и просыпается, потом откидывает одеяло и… что? Дальше – что? А дальше все было так горячо, что Дина прошибло дрожью и холодным потом. Еще никогда ни один человек не вызывал у него таких эмоций. Даже когда он был подростком и только-только начинал тискать девчонок, подхлестываемый гормональным штормом, его не накрывало столь сильно. Если бы Дин верил в существование сверхъестественного, то решил бы, что без колдовства тут явно не обошлось. Никогда он не мог подумать, что самым сильным переживанием для него станет тяга к другому мужчине.

Он сел на пол, уперся в стену затылком и долго сидел, глядя на спящего Сэма и пытаясь разобраться в себе самом. Получалось плохо, и Дин злился все больше и больше. Сидел так, наверное, до утра, но поспешил уйти до того, как Сэм проснется или заглянет кто-нибудь из коллег.

И еще, Сэм его провоцировал. Дин сразу и не понял, что происходит, пока однажды ему не доложили, что у заключенного был посетитель – Бобби Сингер. По инструкции после этого следовало сделать обыск, но на вопрос Дина подчиненные только переглянулись. Тут же выяснилось, что при встрече никто не присутствовал. Он скрипнул зубами на их нерадивость и отправился производить обыск сам.

На приказ встать лицом к стене, упереться в нее руками и расставить ноги, Сэм бросил на него недоуменный взгляд, но от комментариев воздержался. Дин был зол на нерадивых подчиненных, его мучило похмелье, да еще и вырваться на прогулку сегодня не удалось. Дин оставил непонимание Сэма без внимания и принялся ворошить постель в поисках запрещенных предметов. Разумеется, ничего не нашел. Нужно было обыскать Сэма.

Он водил руками по его телу, прощупывая одежду, а сам без конца думал о том, как делал то же самое после того, как Сэм принимал душ в самый первый день. Прикасался ладонями к горячей влажной коже, и каждое движение отзывалось сладкой истомой в душе и ноющей болью в паху. И поцелуй, их нездоровый темный поцелуй, во время которого Дин полностью утратил над собой контроль. Обыскивая Сэма, он постоянно ловил себя на желании развернуть его к себе лицом, прижать к стене и впиться в губы. Целовать до тех пор, пока оба они не свихнутся. Дину казалось, что он задыхается от невозможности сделать это. Сердце гулко стучало и все время обрывалось куда-то вниз. Нарастало возбуждение. Сэм едва заметно двигался под его руками, постоянно норовя прижаться к ним сильнее. Опустил голову вниз и часто дышал, как будто все происходящее его заводило. А, может, и правда заводило?

Дин закончил и отстранился. И тут Сэм прошептал:

- Внутри смотреть будешь?

Сначала Дин не понял, о чем он говорит, но потом пришло осознание и вместе с ним изумление.

- Ты хочешь?

Сэм усмехнулся. Он все еще стоял, упираясь в стену, широко расставив ноги. Дин некстати вспомнил, что уже видел его в этой позе: в темном переулке, с приспущенными на бедра джинсами. А сзади бился в оргазме другой человек. Вместо ответа Сэм задал встречный вопрос:

- А ты?

Вся беда была в том, что Дин хотел. Одна мысль о том, что этот высокий сильный парень будет полностью в его власти, будет ему подчиняться, сводила его с ума. Сейчас они были одни, но в любой момент за шерифом могли придти, и угроза дополнительной опасности только усиливала возбуждение. Сэм его провоцировал так явно, так откровенно, словно хотел вывести Дина из себя еще больше. И Дин не выдержал.

- Сам напросился.

Если бы он мог посмотреть Сэму в лицо, то увидел бы, как тот улыбается. Но он не мог и не увидел.

Он взял его за бедра и резко притянул к себе, нашарил пуговицы и расстегнул их. Тюремные штаны, слишком просторные, легко сползли на бедра, обнажая бледную поджарую задницу Сэма Кэмпбелла. Дин смочил пальцы собственной слюной и с размаха загнал их Сэму в анус.

Это было слишком похоже на секс. Дин не проводил досмотр, он трахал Сэма пальцами, другой рукой прижимая его к себе. Сэм прогнулся в пояснице и подставлялся сам, двигая бедрами, и тихо стонал. В какой-то момент он не выдержал и оторвал одну руку от стены, потянул вниз. Дин тут же перехватил его кисть и завернул за спину. Оранжевые штаны съехали к коленям.