Анж выдержал многозначительную паузу.
– Если бы я подумал, что вы решили покончить с жизнью, я бы не дал вам завязать этот узел, – он кивнул в сторону балки. – Он не подходит для повешения.
Я невольно улыбнулась.
– Господи, Анж, я обожаю ваш юмор, – невпопад отозвалась я. – Почему вы не спите? Уже скоро рассвет.
Мужчина сделал еще несколько шагов навстречу, глядя на петлю над моей головой.
– Я не могу понять, кому верить, – молвил он.
– В каком смысле?
Он не смотрел на меня, он смотрел куда-то на потолок, и пальцы рук скрылись в складках струящегося плаща.
– Вы лучше, чем он о вас говорит, – так же пространно продолжал он.
– Кто, он? Джозеф?
– Да.
Я набрала воздуха в грудь.
– Приятно слышать, что у вас сложилось хорошее впечатление обо мне. Но, возможно, он в чем-то прав. Правда, я не знаю, что именно он сказал вам…
– Мне было достаточно. И сперва я поверил, но потом…
Наши взгляды встретились, и он всплеснул руками от досады.
– Вы были добры ко мне. Почему?
– Почему? – переспросила я. – Потому что вы классный. Потому что мне нравится с вами общаться… Потому что вы мне нравитесь.
Янтарные глаза моргнули. Анж покачал головой.
– Но вы меня не знаете!
– Конечно не знаю! – ахнула я. – Но я узнавала и узнаю, я наблюдаю и делаю выводы! Мне нравится то, что я вижу. Все просто… Зачем вы спрашиваете?
– Вам нравлюсь не я, а тот, кого я вам напоминаю!
– Да неужели?! И кого же?
– Вашего Эрика!
Я подавилась рвущимися наружу словами протеста. Может быть…
– Может быть… – на порядок спокойнее отозвалась я. – Но вы – не Эрик!
Анж вдруг нервно рассмеялся, и я от растерянности вновь зависла, так и не выдав гневную тираду.
– Конечно же я не Эрик, – со странной интонацией и кривой усмешкой протянул он. – Вы ничего обо мне не знаете! Вы даже имени моего настоящего не знаете!
– Потому что ты не говорил! Потому что я не вытягиваю щипцами то, что мне говорить не хотят! Да что он тебе такого сказал?! Что случилось, что он с тобой сотворил?!
– Он сказал правду.
– Какую правду? – не унималась я, подходя ближе, запрокидывая голову, чтобы видеть его лицо-маску, склоненную надо мной. – Что конкретно? Что испортило тебе настроение?
Гребаный Дьявол! Нельзя было оставлять Анжа с ним! Неужели он намеренно стравливает нас? Что он о себе возомнил?!
Анж не пятился, не отводил взгляда… Зрачки расширились, но губы были плотно и решительно сомкнуты. Он подбирал слова – или решал, отвечать ли вообще.
– Он сказал, – безжизненным голосом, лишенным свойственных ему красок, произнес архитектор, – что такой как я должен держаться от вас подальше.
– Что за глупости? Что это значит?
– Это значит, чтобы я знал свое место! – отрезал Анж.
– Да не слушай ты его! – возмутилась я. – Я понятия не имею, какую игру он задумал, но не поддавайся на эти уловки! Да он тебе завидует!
Мужчина в маске тряхнул головой, и темные волосы упали на лоб.
– Завидует?! – вскричал он. – Чему завидовать?!
– Ты молодой, талантливый, у тебя все впереди…
– Ты не понимаешь! – оборвал он меня. – Не понимаешь!
Он закрыл лицо ладонями, отшатнувшись, и я растерянно замерла.
Однако он быстро взял себя в руки, сделав пару судорожных вдохов, и когда он спрятал пальцы за спину, глаза его были чуть красными от слез.
– Говорит гадости про меня, тебе внушает какую-то жестокую ерунду… – решила закончить я мысль, терпеливо оставаясь напротив. – Да ему просто нравится делать людям больно!
– Он не говорил о вас гадости! – будто не слыша меня, пробормотал Анж. – Он сказал, как есть – чтобы я не питал лишних иллюзий. Спустил с небес на землю.
– И что же он сказал? Ну же, Анж, давай вместе разберемся – и поймем, что это просто лютейшая дичь, которая не стоит времени, на нее потраченного!
Абсурдней картины не представить: в конюшне под петлей (вместо ветки омелы) двое спорят о том, как третий ревнивец настроил их друг против друга!
Архитектор молчал, а я выжидающе на него таращилась снизу вверх. Если бы с ним все было так просто – а он не читался, как открытая книга, – я бы давно преодолела эту стену, им выстроенную, лишив раз и навсегда сомнения в том, что он достоин лучшего.
Может, я его и не знаю – но глаза у меня есть. Он не сделал мне ничего дурного, и не сделал ничего дурного обитателям замка… Он не подпускал никого близко, потому что сам себя боялся.
– Если вы не хотите продолжать разговор, просто покажите как вязать узел, как у вашей удавки на запястье. И как бросать. Если вы хотели со мной поругаться, у вас ничего не выйдет.
Он моей реплики Анж опешил. Тонкие губы едва тронула улыбка – всего на мгновение, – но мне хватило и его.
Некоторое время спустя он уже вешал на мою правую руку от кисти до локтя шелковый шнур, блестящей змейкой легший под рукав платья. Пальцы архитектора ловко управлялись с лассо, почти не касаясь кожи, однако когда дело дошло до демонстрации броска, ему пришлось брать меня за запястье и указывать верное положение.
Он притрагивался ко мне осторожно – будто обезвреживал бомбу, которая в случае ошибки разнесет на куски замок вместе со скалой, на которой стоит.
Не с первого раза мне удалось забросить удавку на балку так, чтобы скользящая петля затянулась крепко и быстро… Но я радовалась, как неразумное дитя, хохоча от восторга, возвращая конец лассо обратно на запястье и повторяя маневр.
А затем гладила стоявшего рядом Анжа по предплечью, просто потому что для меня это было совершенно естественным жестом, а он не отстранялся и не говорил ничего против.
Уже когда я, по-прежнему с удавкой в рукаве, довольная и наполненная новыми впечатлениями, выходила из конюшни вместе с молодым мужчиной в маске, мое внимание привлекла седельная сумка. Сумка Анжа стояла у порога постройки… Он планировал уйти? Он заходил попрощаться? Или он случайно наткнулся на меня – с петлей, ночью?
– Анж? – жалобно выдавила я, притормаживая.
Он все понял. И, казалось, он сам ненадолго забыл, что оставил ее здесь.
– Ты уходишь? – нарушила я повисшую тишину. – Почему сейчас? Останься. Пожалуйста.
Я опять обратилась к нему на «ты»… Я не хотела его отпускать.
А как, собственно, я буду пытаться его уговаривать? Его, действительно, ждет интересная, полная приключениями жизнь, у него все впереди… Ему нечего здесь делать – в компании похоронивших себя заживо сумасшедших затворников.
Но на глаза почему-то навернулись слезы.
– Почему сейчас? Почему так скоро? – бормотала я, а он стоял напротив, сжав музыкальные пальцы в кулаки.
– Мне нужно следовать дальше. Я не люблю прощаться, я не хотел, чтобы вы узнали раньше времени… Но вас не проведешь, – с грустной улыбкой произнес он.
– Ты правда этого хочешь?
Какой ответ я ожидала? На что я надеялась? Я не хотела, чтобы с ним произошло то же, что и со мной… Он прав, ему пора.
– Жаль расставаться вот так, – молвил он.
Мне тоже жаль. Но он не ответил на вопрос…
– Я благодарен вам. За все. Я… этого никогда не забуду.
– Я буду по тебе скучать! – взревела я, превращая переполняющие эмоции в шутку, едва справляясь со слезами и возгласом отчаяния.
Расставив руки в жесте раскрытых объятий я приблизилась, и Анж позволил себя обнять. Он был как кот, который принимает только определенные ласки и в том объеме, в котором считает нужным… Я прижала его к себе крепче обычного, ощущая ткань плаща под щекой, сердцебиение, обрушившееся оглушающим грохотом, ладони, прижимавшие меня в ответ.
Жаль.
Мы иногда такие глупые… Бежим от себя, бежим от ярких чувств – потому что боимся не перенести их стихийную мощь.
Перед тем, как отступить, я со странной надеждой взглянула на белую маску, склонившуюся надо мной. Я разоблачила себя почти сразу – я ждала прощального поцелуя, – но его не последовало.
Когда наступил рассвет, странствующего архитектора уже не было в замке.