Когда Зевран снова повернулся, перед ним кто-то стоял. В нос тотчас ударил резкий запах дешёвых духов. Множественные тёмные юбки закрывали лёгкие туфельки и почти касались земли. Рука в тёмной полупрозрачной перчатке держала зонтик от солнца, а фальшивая родинка над губой чуть приподнялась от усмешки.

— Ну и где тебя носило? — снова спросила Марсела, но уже без укора. Зеврану не хотелось отвечать. Он надул щёки и отвернулся, а Марсела цокнула языком. — Тц. Ну что за непослушный маленький эльфёныш. Делает, что ему вздумается, пропадает, когда нужен. Держи.

Марсела протянула коричневую перчатку из оленьей кожи с цветочной вышивкой. Зевран в первую секунду не поверил глазам, а затем схватил её, как голодная собака кость, и прижал к себе. Марсела снова усмехнулась.

— Ты потерял её ещё утром в коридоре. Для такого ловкого воришки это было как-то слишком глупо, не находишь? А теперь из-за того, что ты где-то шатался, я осталась без массажа перед рабочим вечером. Тц-тц.

— Извини, — пробормотал всё ещё растерянный мальчик.

— Отработаешь. А теперь пошли. Ты же знаешь, что если не поешь перед открытием, то до завтра еды не получишь, — Марсела деловито зашагала в сторону борделя и обернулась. — Да, и не надейся, что кто-то за тебя помоет от твоей крови пол.

Зевран вскочил на ноги и вдруг понял, что они горят ужасным пламенем, и поплёлся вслед за Марселой. Вдалеке он услышал церковный звон и подумал, что насчёт походов в церковь он, пожалуй, хватил.

В году 9:12 века Дракона, когда Зеврану едва исполнилось семь, он как мелкий воришка совершил свою последнюю кражу. В тот вечер к нему подошёл управляющий борделем и заговорил с ним едва ли не впервые за семь лет. Управляющий указал на буйного размахивающего руками посетителя у стойки с напитками и велел стащить из кошеля того три серебряных и пять медных монет.

Зевран удивился такому определённому заказу, но сделал это. И когда он на маленькой ладошке протягивал три серебряных и пять медных монет управляющему, к ним подошёл очень высокий по меркам Зеврана мужчина в дорогой одежде. Зевран ещё тогда со своей маленькой высоты приметил у того в сапоге нож, но больше всего ему запомнилось, что мужчина никак не пах. Совсем. Словно был призраком без личности.

— Зевран, — обратился к эльфу управляющий и указал на мужчину. — Это гильдмастер Талав. Он выплатил за тебя долг, и теперь ты его компради*. Собирайся.

— В этом нет нужды, — махнул рукой названный Талавом, не сводя внимательного взгляда с мальчика. — У Воронов нет личных вещей. Забудь всё, что у тебя было, Зевран. Теперь ты компради Антиванских Воронов.

В тот вечер Зевран совершил свою последнюю кражу как мелкий воришка. Теперь ему предстояло красть жизни как наёмному убийце.

*

Зевран не сразу осознал, где находится. Он не чувствовал ни рук, ни ног, как после испытания в пыточной Воронов, но вокруг были не серые каменные стены и железные оковы, а мягкий снег и постепенно стихающий ветер. Судя по цвету неба, стемнело совсем недавно, и Зевран ещё не успел умереть от мороза или ран.

«Ха, я ещё жив», — хотел сказать он, но губы онемели от холода и не слушались. Оборотни не стали его добивать, они искали долийцев и явно не для того, чтобы заключить с ними союз. Всё это выглядело очень странным. Элиссе стоило об этом узнать, но как Зевран ей расскажет, если он и пошевелиться не в силах? Как же нелепо он разбил голову. Глупо для такого ловкого убийцы. Теперь рано или поздно холод или кровотечение его добьют.

В прошлый раз Элисса нашла его таким же, едва живым, расправилась с его убийцами и попросила Винн залечить его раны. А когда Зевран открыл глаза, Элисса вошла к нему, протянула руку и сказала: «Идём с нами». Прекрасна, как богиня жизни.

Зевран вдруг захотел, чтобы она снова его нашла, но Элиссы здесь нет. Она далеко, а он умирает.

«Смерть пришла», — так говорят Вороны и всегда учат своих новобранцев воспринимать смерть как что-то обычное, что порой можно купить за деньги. Это была неотъемлемая правда жизни, к которой Зевран привык. Чью-то смерть можно купить… или откупиться от неё и ещё поглядеть на мир. Правда, если твою смерть и впрямь купили, едва ли глядеть на мир придётся долго. По крайней мере, так всегда было у Воронов.

Вот почему Зевран относился к смерти легко. Ещё ребёнком он не строил планов на будущее, так как прекрасно знал, что будущего у него может не быть, и старался жить сегодняшним днём.

Совсем рядом по снегу послышались осторожные шаги…

*

Гильдмастер Талав отдал Зеврана в Дом Араннай, бывшим тогда ещё Первым Когтем среди Воронов. Дом купался в деньгах после заказа Трёх Невест и в тот год купил восемнадцать компради и перевёз их в столицу Антива для обучения.

Зевран был очарован городом. Беломраморная главная дорога огибала украшенную десятками позолоченных статуй площадь, которая светилась на солнце ярко-золотым. Бирюзовая и цвета морской волны плитка обрамляла побережье и крупнейший в стране порт. Висячие сады с белыми и золотыми цветами раскинулись вдоль уютных улочек, оттеняя их от палящих лучей, а от высоких стройных башен королевского дворца захватывало дух. Антиву по праву называли сверкающим самоцветом, и она считалась одним из красивейших городов Тедаса.

Всех новобранцев Вороны поселили в доме в квартале кожевенников. Хоть и крохотной, но у Зеврана никогда ещё не было своей комнаты. Сначала в доме было шумно, но постепенно он наполнялся тишиной по мере того, как новобранцы из него пропадали. Все прекрасно знали, что с ними сталось. Зевран и сам иногда выдерживал тренировки у Воронов из последних сил и едва выживал. После очередного испытания боли, он порой валялся в постели в лихорадке по десятку дней слабый и обессиленный. Учителя пророчили ему смерть на следующее утро, но Зевран выживал, и это начиналось снова.

Антиванский Ворон не боится боли, не боится смерти. Он выносит любые пытки и не раскроет информации, даже если с него сдерут кожу и вставят под ногти раскалённые иглы. Он ловко орудует клинком и всегда выполняет свои контракты. И он не имеет права на привязанности к людям или вещам.

Зеврану не разрешили ничего забрать с собой из Риалто и не позволили ни с кем попрощаться. Лишь Марсела успела шепнуть ему на прощание: «Бонне нивиати». Однако Зеврану удалось унести с собой пару долийских перчаток и лишь потому, что он всегда держал их при себе. Едва он прибыл на место и остался один в комнате, где должен был переодеться в новенькую одежду, Зевран спрятал перчатки под матрасом и продолжал тайком любоваться ими только по ночам. Порой эта связь с матерью-долийкой была единственным, что придавало ему сил на трудном пути.

Когда Зеврана научили читать, он в свободное время стал искать сведения о долийцах в книгах. Так он узнал о древней эльфийской империи Элвенан и её столице Арлатан. Зевран даже гадал, мог ли Арлатан быть прекрасней Антивы. Но Арлатан пал под натиском людей, культура древних эльфов была утрачена, а сами эльфы порабощены. Спустя много лет за помощь Андрасте в походе против Тевинтера, им даровали новую родину — Долы, где эльфы попытались возродить былое величие, культуру, язык и религию. Людская же Церковь признавала лишь Создателя, что в итоге спустя почти три столетия после возникновения Долов вылилось в Священные Походы против эльфов. С тех пор большая их часть оказалась низшим сословием в человеческих городах, а те, кто не смирился с потерей, ушли в леса и до сих пор пытаются собрать по крупицам утерянное наследие — это и есть долийцы. По крайней мере, так говорилось в книгах, и почти во всех человеческих книгах эльфы выставлялись виноватыми в своих бедах сами.

Зеврану было всё равно, кто виноват. Он больше считал себя антиванцем, чем долийцем, но однажды, когда услышал, что близ Антивы встал лагерем один из долийских кланов, рванул туда без оглядки.

Ему тогда только исполнилось тринадцать, и он уже шесть лет находился на обучении у Воронов. Из семнадцати купленных вместе с ним компради в живых остался только человеческий мальчик Тальесен, его ровесник. Говорят, этого парня подобрали после крушения тевинтерского корабля. Они с Зевраном стали друзьями, насколько могли быть друзьями два Ворона, приученные ни к кому не привязываться. Смерть могла прийти внезапно к любому из них, и Тальесен называл их отношения больше партнёрством, чем дружбой.