Марсела всё равно скажет, что я опоздал.
Лёгкий ветерок донёс до него слабый запах соли. Залив Риалто впадал прямо в Амарантайнский океан, и во всех городах на побережье можно было почувствовать его аромат и услышать крики чаек. Это также значило, что совсем близко находился порт — один из крупнейших в заливе. Там располагались лавки, таверны и увеселительные заведения всех мастей, что делало порт Риалто весьма популярным местечком среди моряков, рабочих и прочего любившего загулять сброда.
Мальчик встряхнул руки, взял свою ношу и побрёл на солёный запах, так как ткань снова перекрыла ему вид спереди.
— И где тебя носило? — деловито спросила Марсела, восседая на высоком стуле у стойки с дешёвыми напитками.
Женщина причмокнула ярко-красными губами и разгладила все свои множественные тёмные юбки, которые не снимала даже в такую жару, как сегодня. Она положила ногу на ногу и взирала сверху вниз на маленького эльфа.
— В Риалто, — невозмутимо ответил Зевран и сгрузил своё бремя на ближайший стул.
Весь этот город назывался Риалто, порт назывался Риалто, как и залив, так что ответ Зеврана мог означать «меня носило везде».
Марсела изящно изогнула бровь. Этот отточенный жест помог ей заманить в свои сети не одного клиента. Она изображала из себя загадку, роковую женщину, которую может получить далеко не каждый, и справлялась с этим образом на ура. Запретный плод манил своей тайной, и порой за один вечер к ней выстраивалась целая очередь мужчин. В среде местных борделей Марсела была одной из самых популярных куртизанок. Её имя значило «воинственная», и Зевран не сомневался, что оно было фальшивым, как и её родинка над верхней губой.
Были тут и «голубка» Палома, «сладкая» Адонсия, «лилия» Сусана, «жемчужина» Перлита. Последняя была эльфийкой, что не представлялось в борделе такой уж редкостью. Мужчин-работников здесь не было, но в городе имелись заведения, где и их услуги предлагали. Ничего примечательного, как и то, что в борделе могли жить несколько детей.
Кроме Зеврана, тут были ещё двое ребят: четырёхлетний Новайо и семилетняя Инэс. Куртизанки как правило делали всё, чтобы не зачать во время рабочих связей, но такое иногда случалось, и эти двое тому пример. Инэс явно было суждено пойти по стопам матери. Новайо ещё строил фантазии, что его ждёт другая жизнь, хотя этот парень даже не знал, кто из куртизанок приходился ему родной матерью.
Все местные работницы растили троих детишек как своих и в своей манере. Никого из них нельзя было назвать заботливой матерью в привычном понимании, но дети спали под крышей, были хоть как-то одеты и накормлены, если только у заведения не падала резко прибыль, тогда туго приходилось всем. Конечно, это всё было не задаром. За каждым из «нахлебников», как их называл хозяин борделя, имелся длинный список всех расходов, которые они должны были как угодно выплатить, когда вырастут. Найти работу и ночлег тощим оборванцам было сложно, поэтому предположительно всех детей ждала та же участь, что и их опекунш.
Зевран относился к этому легко и вообще мало думал о грядущем. Он привык к жизни в борделе, постепенно постигал тонкости местного ремесла, хотя и в силу юного возраста только на словах.
Зевран не был ребёнком ни одной из местных куртизанок. Когда он спрашивал о своей матери, ему равнодушно отвечали, что однажды ночью в жуткий ливень на пороге борделя появилась молодая эльфийка. Идти ей было некуда, и здесь её приняли. Она успела рассказать, что она из клана долийцев, о чём ярко свидетельствовали причудливые татуировки на её лице, влюбилась в эльфа-дровосека из городских и ушла из клана к нему. Дровосек вскоре помер от какой-то заразы, а долийка осталась в человеческом мире наедине с долгами мужа и не знала, куда идти. Через некоторое время выяснилось, что она беременна. Умерла при родах. В красочные подробности этих событий ни Марсела, ни остальные не вдавались и рассказывали об этом так, словно у них подобное случалось чуть ли не каждую неделю, но Зевран прочно ухватился за факт, что его мать — долийка.
Кто такие долийцы, тоже мало кто знал. «Дикие эльфы. Живут в лесу» — всё, что Зеврану отвечали местные. Иным обывателям долийцы представлялись варварами-язычниками — дикими, жестокими, лишёнными прелестей цивилизации и всё ещё верящих в своих непонятных эльфийских богов, но Зевран не верил в их варварство.
Причиной была пара изящных долийских перчаток из оленьей кожи с великолепной вышивкой в цветочных мотивах — единственное, что осталось ему от матери. «Такую красивую вещь не могли сделать варвары», — был уверен Зевран и часто рассматривал их ночами под одеялом. Перчатки давно не пахли матерью, но прикасаться к ним, вдыхать запах их кожи всё равно было приятно. Перчатки, которые Зевран всегда носил в…
— «В Риалто»! Вы только гляньте на этого умника. Скинь ткань в сундук в моей комнате и приберись там. И пеняй на себя, если что-то пропадёт или разобьётся! — строго предупредила Марсела и потёрла свои плечи. — Потом сделаешь мне массаж, и, так уж и быть, дам тебе монет на ботинки и не скажу управляющему, а то пол в крови измазал… Чего ты там ищешь?
Зевран держал в одной руке заношенную перчатку, а другой шарил по карманам с паникой в глазах.
— Потерял, — прошептал он одними губами, сорвался с места и вылетел из борделя под окрик Марселы.
Уже вечерело. Ярко-оранжевое пятно торопливо ползло к горизонту, и вскоре что-то разглядеть можно будет только на центральных улицах, где зажигают фонари.
Зевран бежал по улицам, глядя в землю, врезался в прохожих, не обращал внимания на их громкие ругательства и бежал дальше. Каменные плиты улиц уже остыли под прохладой вечера, но босые ноги эльфа горели, точно он бежал по раскалённым углям. За собой он оставлял вереницу красных пятен, которую тут же затаптывали прохожие.
Зевран преодолел весь путь от лавки с тканями и обратно до порта. Он метался как сумасшедший и заглядывал под все телеги и за ящики, смотрел у торговых палаток, у которых ранее проходил, но так ничего, кроме мусора, и не нашёл. Когда у очередного магазина грязного оборвыша-эльфа уже метлой погнали вон, Зевран в отмщенье стащил не глядя что-то с витрины и тут же выбросил в ближайшую канаву.
У него были ловкие руки и прелестные золотые глаза, которые заставляли сердца незнакомых женщин замирать, пока Зевран пронырливо тащил у них из-под носа всё, что плохо лежало. О его способностях все в борделе прекрасно знали и порой даже не стеснялись ими пользоваться. Например, Марсела часто утверждала, что клиент ей не доплатил, и поручала Зеврану изъять из его кошеля «недостающую сумму». Бывали клиенты, которые вовсе не могли заплатить, и на Зеврана ложилась задача отыскать у них в карманах хоть что-то ценное. Приходящие женщины были от него без ума и с радостью выкладывали за общество прелестного мальчика гору монет, лишь бы он поболтал с ними и сделал им расслабляющий массаж.
Занимаясь всем этим, Зевран рассчитывал покрыть свой прожиточный долг, ну, а куртизанки пророчили ему блестящее будущее в своём ремесле.
Однако сейчас он потерял самую дорогую вещь, которая у него за всю жизнь была, и никаким воровством вернуть её невозможно. Зевран не сомневался, что перчатка была настолько красива, что её уже кто-то подобрал и присвоил даже без пары. На минуту он подумал, что Создатель так наказал его за воровство, и поклялся больше никогда не красть и ходить в церковь, только бы долийская перчатка матери вернулась к нему… но Создатель давно покинул своих творений и никому не отвечал.
В отчаянии Зевран пнул тугой моток корабельной веревки, но тот не сдвинулся с места, а мальчик вскрикнул и запрыгал на одной ноге. Слёзы брызнули из глаз, но Зевран быстро стёр их грязной рукой и упрямо уселся на злополучный моток. Он уставился в землю, смотря на то, как перед ним вырастает большая тень от корабля и как кровь с ссадин на ногах стекает в трещинки между камней. Зевран заметил меж трещин прорастающую травинку, безжалостно выдернул её и бросил в залив. Травинка мягко пролетела по воздуху и плавно опустилась на воду, не утонув.
