Я разодрала кожу на пальцах, тетива то и дело била меня по руке. Ты бы видел, во что превратилась моя рука на следующий день, но тогда это было неважно. Тогда я пробовала. Попробовала, может быть, раз пятьдесят или сто, я не считала, прежде чем стрела улетела и воткнулась в мишень. В самый краешек! Но я попала. А потом позади я услышала это, — Элисса тихо похлопала в ладоши. — Отец и Фергюс всё видели. Брат подошёл и растрепал мне волосы — это была похвала, он часто так делал. А отец смотрел. В тот день по его глазам, я видела, как он гордился мной. После этого меня отдали на обучение тому же наставнику, который учил Фергюса. Я была счастлива.

Элисса вытерла ладонью подступившие слёзы и погрела руки у костра. Она сделала глубокий вдох и продолжила с лёгкой усмешкой.

— Когда отец разрешил мне заняться фехтованием, мама вздыхала целый месяц. Однажды я вышла к её гостям сразу после тренировки — растрёпанная и вся в синяках! Они повскакивали с мест от моего вида, а мама всплеснула руками, достала из кармана мазь и начала лечить все мои синяки и ссадины. И я тогда подумала: «С каких пор она носит с собой мазь?»

Элисса рассказывала дальше. На её лице сменялись радость и печаль. Она смеялась над тем, что её пёс вытворял на кухне, и вздрагивала, как наяву, когда вспоминала, какие крики устраивала по этому поводу её няня Нэн. Элисса закатывала глаза, когда подражала голосу своего старого учителя Олдоса, жаловалась на самые скучные уроки — риторику и этикет. Рассказывала о праздниках и событиях в Хайевере.

— Каждый год весной отец устраивал турнир. Участвовали сто лучших воинов со всего тэйрнира — по пятьдесят человек на каждой стороне. Это было почётно, особенно для простых солдат. Фергюс возглавлял одну из сторон. Второй командовал сэр Родрик — наш с Фергюсом учитель по фехтованию. Когда я подросла, мне тоже разрешили участвовать в турнире. Меня всегда назначали в отряд брата… один раз мы даже выиграли, — Элисса смеялась сквозь слёзы. — В последний год я просила отца поставить меня во главе армии вместо Родрика. Я так хотела сразиться с Фергюсом, показать, чего я стою! Отец сказал: «Чтобы командовать воинами, нужно знать их силу и слабости и быть искусней». Я понимала, к чему он клонит.

Фергюс всегда участвовал и был во главе без всякого отбора, потому что он наследник. Ему в будущем предстояло управлять тэйрниром и хайеверскими войсками, но, если бы брат сражался за место в турнире, он бы, несомненно, его получил. Фергюса прекрасно знали в армии, знали, на что он способен, а он знал своих солдат. А я нет. И почти никто из них не знал как воина меня. Только гарнизон замка видел меня на тренировках. Ох, я заявила, что сражусь с каждым из пятидесяти отобранных человек. На это ушло две недели, и я победила… двадцать восемь. Всего лишь. Наверное, я слишком много о себе думала, всё-таки это были лучшие воины со всего тэйрнира, у многих был за плечами боевой опыт, а у меня…

Однако Родрик почему-то остался мной доволен. Кажется, количество побед для него вовсе ничего не значило, он что-то увидел во мне, и отец дозволил мне возглавить войско.

Мы готовились много дней. Тренировались каждый с каждым, отрабатывали построения, ситуации на поле боя. Я знала, что Фергюс тоже готовится. С тех пор, как я выросла, он перестал меня недооценивать. Когда я была в его армии, то разрабатывала планы моделей фортов. У меня это получалось лучше, так что Фергюс знал, на что я способна. Однако из-за того, что он изучил меня, в тот раз мне пришлось кардинально менять стратегию.

И вот мы сошлись на турнире. Это было великолепное зрелище. Отец даже поднял сумму выигрыша вдвое. Мы с Фергюсом заранее договорились раздать свои доли солдатам, но выиграть хотели оба. Когда скомандовали начинать сражение, мы с Фергюсом остались позади своих армий. Мы явно думали об одном и том же. Готова поспорить, что и он тогда усмехнулся! Какие манёвры мы только ни вытворяли на поле боя на глазах у всего Хайевера.

В итоге всё решил поединок между нами. Рядом с Фергюсом тогда остался один воин, а рядом со мной были Чейз и Роланд, так что, вероятно, мы бы одолели их, но я запретила им вмешиваться. Для меня это был вопрос чести и гордости. Фергюс поступил так же. Он взял против меня двуручный клинок, а я — щит и меч. Мы сошлись на середине поля, а издалека за нами наблюдали отец и мать.

Мой брат — сильный воин, но его стратегии часто не хватает гибкости, что в массовых сражениях, что один на один. Так что у меня был шанс. Это было интересно, — Элисса усмехнулась. — Он долго не мог нанести мне полноценный удар, пока я крутилась вокруг него и отвечала мелкими атаками. В результате Фергюс всё-таки попал со всего размаху мне по щиту. Рука отдалась такой болью, что я тихо вскрикнула. Брат так перепугался, что поранил меня, что застыл на секунду. Всего на секунду, но я подловила его на опорной ноге и подсечкой повалила на землю. Когда я приставила остриё меча к груди Фергюса, отец объявил победителя. Я же не нарочно вскрикнула. Так что я победила честно, правда? Я подала Фергюсу руку, он поднялся, а я сняла шлем. В нём было, как в печке. Знаешь, что сделал брат? Он сгрёб меня в охапку и растрепал мне волосы. Перед всем Хайевером, точно я маленькая! Я долго ему это припоминала. А ещё…

Слёзы текли по щекам, но Элисса, кажется, этого не видела, она продолжала рассказывать. И вот она дошла до того злополучного дня, когда их армия собиралась в Остагар, и ночи, когда всё изменилось.

— Орен и Ориана уже не дышали, когда я нашла их, — почти осипшим голосом говорила Элисса. — Я звала их. Пыталась добудиться, но они не отвечали. Я обещала Фергюсу позаботиться о них и не смогла. Для них уже всё было кончено. Роланд знал, что умрёт, но всё равно остался удерживать ворота. Нэн я нашла на кухне, она уже была мертва. А отец… он лежал в кладовой весь крови. Едва мог разговаривать. Я зажала рукой его рану, но чувствовала, как его кровь и жизнь утекают сквозь мои пальцы. Он улыбался. Говорил, что любит нас и гордится, а я только плакала. Он сказал, что я обязательно выживу и оставлю свой след в мире. Мама… мама была здорова. Она могла уйти со мной, но осталась. Сказала, что не бросит отца. Она осталась, чтобы задержать людей Хоу, чтобы я могла убежать. Сколько бы я ни плакала, сколько бы ни умоляла её пойти со мной там или после во снах… она всегда оставалась и говорила: «Прощай».

«Прощай». «Прощай». «Прощай». «Прощай». «Прощай». «Прощай»!

Элисса громко всхлипывала и не могла остановить слёз, да и не хотела. Она уткнулась лицом в грудь Алистера и рыдала, а он гладил её по спине и волосам.

— Я потеряла их. Потеряла их всех!

— Может, не всех, — пытался утешить он. — Может быть, твой брат ещё жив.

Но Элисса лишь отняла лицо от его груди и помотала головой, пытаясь успокоиться.

— Прошло много времени, Алистер. Если бы он мог, он бы уже вернулся. Дыхание Создателя, мы у всех на слуху! Он бы уже нашёл меня!

Слёзы снова полились, и Алистер обнял её и позволил выплакать на своём плече их все. Все до единой, сколько их накопилось с той самой ночи в Хайевере. Когда же поток иссяк, и Элисса заснула, Страж уложил её на одеяло и укрыл вторым, на котором сидел. До утра.

Алистер проснулся на том же месте, на котором заснул. Сидя у дерева. Один. Он застал себя укрытым двумя одеялами, а перед ним уже потухал костерок. Впрочем, нет, он был не один. На него внимательно почти в упор таращились два собачьих глаза, а из пасти мабари обильно стекала слюна. Прямо на одеяло.

— Ну почему это ты? — простонал Страж, глядя на довольную морду Чейза. — Тебя хозяйка прислала охранять мой сон? А где она сама?

Мабари гавкнул, и это могло означать, что угодно. Алистер, поворчав, выбрался из-под одеял и понял, что простудил горло. Впрочем, он посчитал это небольшой платой за вечер откровений… может быть, ему тоже стоило рассказать о себе? В любом случае, что толку мечтать о звёздах, когда наступило утро.

Винн и, конечно, Элисса уже проснулись и пожелали Стражу доброго утра, когда он с заспанным видом вернулся к основному костру. Элисса на него не смотрела и делала вид, будто вчера ничего не случилось. Как это похоже на неё. Зато Винн упёрла руки в бока.