А ют на этом проекте корабля очень низкий и по нему «гуляла» океанская волна. Поэтому матрос поднялся на правый шкафут и решил выплеснуть с него. Но, к его несчастью на шкафуте рядом с трубой с газоходами расположен гусак масляной цистерны, вокруг которого парами масла образовывалось предательски скользкое пятно, на которое этот матрос и наступил. И во время сильного крена на правый борт, поскользнулся и проскочил под леерным ограждением в воду. Как выяснилось потом, этот матрос был сиротой, но на родине у него осталась не зарегистрированная в браке жена с маленьким ребенком. Жалко, очень жалко моряка-североморца!

Но на этом беды того выхода не закончились.

На следующий день я заступил на вахту в 12 часов дня. Корабль стоял на якоре в губе Териберка. Погода улучшилась. Стоял ясный день, но с севера дул довольно сильный ветер. Как известно, одной из многочисленных обязанностей вахтенного офицера является обеспечение безопасности стоянки корабля. На корабле «адмиральский час», тишина и спокойствие. Святое время! Все, кто свободны от вахты, отдыхают. Периодически захожу в БИП, благо на этом корабле он в смежном помещении, и контролирую наше место по РЛС «Волга». Сверяю замеренные на ИКО пеленги на ориентиры с их контрольными пеленгами на штурманском планшете Ш-26Б, которые обозначил наш командир БЧ-1 «Мудрый Васильич» В.В.Сентюрин. Все скучно и однообразно. В какой-то момент решил просто еще раз уточнить место, хотя с предыдущего замера контрольных пеленгов прошло не больше 4-5 минут. Просто что-то внутри меня сказало: «Иди и проверь контрольные пеленги!». Беру контрольные пеленги, а они все за пределами допусков. Все четыре! Корабль сорвало с якоря! Но вахтенный на баке мне ничего не доложил. Удивительно, но и никаких подергиваний якорь-цепи, никакого увеличения амплитуды качки, как в таких случаях учит об этом морская практика – ничего подобного я не заметил. А из-за довольно большого удаления от берега зрительного бокового перемещения береговой линии тоже не замечалось. Бегу на ходовой пост, объявляю боевую тревогу и экстренное приготовление корабля к бою и походу. Кричу по КГС «Каштан» в ПЭЖ вахтенному механику Н.И. Дорогову: «Коля, запускай турбины быстрее, нас сорвало с якоря!». Нажимаю тангенту вызова рассыльного для приглашения командира корабля на ходовой пост, но он уже сам поднимается по трапу. И комбриг следом. Оба страшно не довольны. Понимаю причину недовольства в том, что не доложил, а сразу сыграл боевую тревогу самостоятельно. А может от того, что разбудил, я же их не спрашивал. Но оба молча, и без комментариев выслушивают мой доклад. Да, нас действительно и спокойно, этак «без шума и пыли», в относительно безопасной ситуации сорвало с якоря.

Экстренное приготовление к бою и походу закончилось, корабль дал ход и благополучно вышел в открытое море, где мы еще некоторое время проштормовали на Кильдинском плесе.

Через сутки-другие мы, наконец, пришли в базу Североморск и ошвартовались к одному из плавучих причалов. Но мои злоключения этого выхода в море на этом не закончились.

Занимаюсь корабельными работами на юте с моряками БЧ-2. Удаляем ржавчину с леерных ограждений, дельных вещей и палубы корабля. Чистим «железо» металлическими щетками, подкрашиваем зачищенные места свинцовым суриком. Командир корабля куда-то сошел на берег, старшим на борту остался старший помощник командира В.Г.Щупак. Ковыряюсь вместе с моряками с корабельным «железом» и вдруг боковым зрением вижу, что по юту в сопровождении дежурного по кораблю прошествовал какой-то не знакомый подполковник во флотской шинели с красными просветами на погонах. Какое мое дело, кто он такой! Однако вскоре ко мне подходит старпом и спрашивает, мол, я стоял вахтенным офицером по съемке корабля с якоря в губе Эйна? Отвечаю утвердительно. «А ты подавал команду по кораблю «Выход на верхнюю палубу запрещен!»? «Так точно, подавал». «А ты в вахтенный журнал записал?» – «Записал… кажется». «Ну-ка посмотри, бери вахтенный журнал – и к подполковнику из прокуратуры флота, он сидит в каюте командира и ждет тебя». Иду в рубку дежурного, поскольку вахтенный журнал во время стоянки у причала хранится у него в сейфе. Читаю свои записи той вахты и не нахожу нужной. Подумалось еще: «Все из-за той подводной лодки «промухал»! Делаю в нужном месте звездочку-сноску и делаю необходимую запись ниже полей страницы.

Приношу журнал в каюту командира этому подполковнику. Он долго читал мои записи, потом спрашивает про сноску. Объясняю ему, как было. «А как Вы можете доказать, что подавали команду по кораблю?» Уж и не помню, что я ему ответил. Тогда он вызывает через рассыльного старпома и спрашивает: «Сколько на корабле отсеков, в которых должен присутствовать личный состав по приготовлению корабля к бою и походу?». «Тринадцать», докладывает старпом. И тут работник прокуратуры дает старпому приказание: построить в командирском коридоре по одному матросу с каждого из тринадцати отсеков. А мне говорит: «А Вы стойте здесь в каюте командира».

Стою, жду. Через некоторое время перед командирской каютой выстраивается шеренга из матросов. А подполковник начинает вызывать их по одному и задавать один и тот же вопрос: «Где находился по приготовлению к бою и походу, какие команды по кораблю слышал?» Чувствую, как у меня по спине поползла струйка холодного пота. Вот тогда, в спасательной шлюпке, которую вот-вот спустят на воду в бушующее море, было не страшно, а сейчас перед этим прокурорским подполковником как-то стало не по себе. К моему душевному облегчению первый из опрошенных матросов доложил то, чего я с трепетом и нетерпением ждал. Но подполковник не отпустил матроса обратно, а отправил в командирскую спальню, которая находится в смежном помещении командирской каюты. Потом вызывал второго матроса и повторил всю процедуру, потом третьего… И таким образом он опросил всех тринадцать моряков. И все, как один, доложили, что команду по кораблю «Выход на верхнюю палубу запрещен!» слышали. После всего этого подполковник из прокуратуры обратился уже ко мне: «Благодари Бога, старлей, повезло тебе!» А я про себя подумал: три «везения» за один выход – не слишком ли много мне «повезло»!

Летом 1974 года наш корабль БПК «Достойный» Северного флота подвергся инспекторской проверке Главным штабом Военно-Морского флота. Инспектировал нас далеко не молодой и очень опытный моряк контр-адмирал А.Н.Тюняев. Предстояло выполнить зенитную ракетную стрельбу по ракете-мишени, запускаемую с ракетного катера. По сути, она представляет собой противокорабельную крылатую ракету с охолощенной боевой частью и отключенной системой самонаведения, летящую на малой высоте с околозвуковой скоростью.

Стрельба оказалась не успешной. Вернее, воздушная цель вообще не была обстреляна. Тем не менее, в соответствии с нормативными документами корабль получил оценку «неудовлетворительно». Стрелять должен был командир ЗРБ№ 2 молодой офицер лейтенант Виктор Ярешко. На мою, командира ЗРБ№ 1, долю стрельба не выпала, поскольку ракета-мишень в сектор обстрела нашего ЗРК не вошла. А у Виктора Ярешко, когда воздушная цель была взята на сопровождение и летела на сближение с кораблем, не загорелся транспарант, информирующий о том, что через некоторое вполне определенное время она войдет в зону пуска. При этом все необходимые операции предстартового цикла зенитных ракет в автоматическом режиме тоже не выполнились. Поэтому ракета-мишень, как говорится, «помахав на прощание крылышками, полетела помирать» в район своего приводнения по причине полной выработки топлива.

По приходу в базу специалистами бригады технической помощи предприятия-изготовителя было установлено, что причиной отказа ЗРК на стрельбе явился выход из строя одного из многочисленных реле в счетно-решающем приборе. Неисправное реле быстренько заменили, а наша корабельная жизнь завертелась дальше в своем бесконечном повседневном водовороте.

Прошло трое или чуть больше суток после этих событий и вот в ночное время меня, старого старшего лейтенанта, когда я спал на верхней койке в своей двухместной каюте, кто-то будит. Я всегда предпочитал верхнюю койку – больше шансов на то, что ее никто не займет из офицеров походного штаба или прикомандированных офицеров на выходе в море, пока несешь вахту или занят исполнением других служебных обязанностей. Еле «продрав» с вечного недосыпа глаза, в слабом свете светильника, что на переборке над головой, я увидел довольно пожилого контр-адмирала мощного телосложения с идеально бритой головой в сопровождении мичмана дежурного по низам. По наличествующим на его тужурке орденским планкам боевых наград я сразу понял, что ночной посетитель корабля и моей каюты является участником Великой Отечественной войны. Я быстро слез с койки, быстро оделся и представился ему. А потом и он назвал свою должность и фамилию – заместитель начальника Управления ракетно-артиллерийского вооружения ВМФ контр-адмирал Елагин. Выясняю, что он прилетел из Москвы разобраться с нашей неудовлетворительной инспекторской стрельбой. Я доложил, что не стрелял, а тот командир батареи, который должен был выполнить стрельбу, находится на сходе с корабля. Однако мне были известны все обстоятельства стрельбы и причина ее срыва, о чем ему и доложил. «Что ж, говорит, тогда давай будем разбираться с тобой». И тут же задает мне вопрос: была ли возможность выполнить стрельбу командиром ЗРБ№ 2 при отказе данного реле или нет? Я не смог тогда ему толком доложить, поскольку мы и сами в этом вопросе еще не успели разобраться. А для выяснения сейчас нужны технические описания и электрические схемы, которые к тому же и секретные, и без разрешения командира корабля капитана 3 ранга А.К. Ильина получение этой технической документации не возможно. Мое предложение начать работу с утра, мол, ночь на дворе, не худо и отдохнуть с дороги, он отклонил и распорядился начать работу немедленно. Пришлось разбудить командира. Адмирал, представившись, разъяснил ему цель визита и обстоятельства дела, и мы получили «добро» на получение нужной технической документации.