Горло драло словно наждачкой, помимо жжения в животе, ощущал ещё сильный дискомфорт в спине, так как лежал на чем-то твердом и холодном.

Одеялом служила собственная потасканная и изгвазданная куртка, небрежно закрывавшая большую часть тела.

Раеонец с трудом стал передвигать правую руку вниз, так как от левой тянулся тонкий прозрачный шланг капельницы. Крепко сжав зубы до скрипа, приподнял сукно, и увидел, что живот перевязан бинтами, по центру которых зияли багровые подтеки. Не в силах более удерживать руку, расслабился и тяжелая отдышка пронзила легкие, появилось ощущение невероятной усталости как после кросса. Сердце колотилось словно ненормальное.

Сосредоточившись на биении, попытался собраться и привести дыхание в порядок. С каждым ударом становилось легче, и вскоре монотонность вновь погрузила сознание в беспокойный сон, граничащий с бредом.

Лица, лица, восковые лица с перекрестка постоянно всплывали в памяти. События той ночи повторялись в мозгу как гротескный фильм. И вот, он снова стоит в толпе, сотни бледных, окровавленных рук тянутся из темноты, пытаясь схватить его, будто он ангел, спасательный круг для погружающихся на дно.

Все заполняет шум дождя в ночи, тяжелые капли с треском разбиваются о лицо, и о лица стонущих жертв. Странный ливень, ибо каждое попадание добавляет толику кармина на одежду, запах становится невыносимым, капли с металлическим привкусом затекают в рот, проникают в глаза. Среди всего этого адского гомона на первый план выходит журчание воды. Стремительный поток омывает ноги, он теплый и совсем не холодит.

Опустив голову, пытается рассмотреть жидкость, но слишком темно, ничего не видно, вспышка озаряет небо, и ужас еще больший прежнего заполняет существо Нарниса. Кровавая река. Еще вспышка, и небо закручивается огненным ураганом над мерцающим оплотом смерти полицейского участка, свет которого выхватывает сотни бледных силуэтов.

Из потока медленно начинает проступать лицо, белое как снег. Резко контрастирующий на его фоне кармин струйками огибает тонкие губы, узкий, аккуратный нос, стекая вдоль шрама к подбородку. Внезапно веки распахиваются, и мутный взгляд белых как мел глаз, захватывает Нарниса. Рядом, прямо из непрерывно бегущей алой жижи проявились пальцы, а затем полностью костлявые руки. Они хватают его за плечи и тянут к себе, крик ужаса вырвался из глотки.

Казалось, понадобилась вечность на принятие того, что больше её нет, светлые омуты уступили место черным, это было более не женское лицо.

— Очнулся, Слава Аратонгу!

Весь в поту, раеоонец уставился на собеседника с широко распахнутыми глазами.

— Ну и бледнющий же ты! Прямо как эта штука, ну, которая с неба у вас зимой падает. Как её там?

— Снег, — надрывисто прохрипел Нарнис.

— Да, он самый, лишь однажды видел его в Бернских горах собственными глазами, а так только на картинках. Слышал, из снега можно всякие статуи там лепить, шарики, и кидаться друг в друга. Что-что, а в вашей северной дыре со скуки не пропадешь, — усмехнулся бывший попрошайка, успевший сменить гражданские лохмотья на новенькую офицерскую форму.

— Лепить можно, когда температура плюсовая, при минусе снег рассыпчатый как мука.

— Когда эта вся дрянь закончится, обязательно слетаю к вам с семьёй в гости, накидаю этого твоего снега тебе за шиворот, — Каддан рассмеялся, но тут же лицо его обрело серьезное выражение, — рад, что ты жив, старина, и больно, что не могу сказать того же о твоих спутниках. Они были людьми чести.

Нарнис коротко кивнул, горло драло словно наждаком, а каждое сглатывание как нож резало нёбо.

— Есть попить?

Йнезер снял с ремня флягу и помог Нарнису сделать пару больших глотков:

— До меня тут слухи дошли про Дейнен Блок и про «Белого демона», что драл людей на куски голыми руками.

— Не голыми, и не людей, — раеоонец облизал обветренные губы, — в том зверье не осталось ничего людского. Я очень хочу всё это забыть, забыть их лица, хочу просто умереть. Зачем я еще жив?

У Нарниса полились слезы, он смотрел на Каддана, ища объяснения того, почему он дышит, почему судьба с ним ещё не закончила.

— Ты жив, потому что это нужно Аратонгу, очевидно, у него на тебя планы.

— Твой бог, как и все остальные — просто собачий вымысел.

— Ты ошибаешься, Нарнис!

— Где он был, когда эти твари их убивали как скотину на забое, где? — мужчина приподнялся на локтях, требуя от аранийца ответов, ярость разгоралась внутри с новой силой.

— Но Он же их наказал, — йнезер сделал паузу, — вашими руками. В мире есть справедливость, Нарнис. Часто Он действует через нас, даёт нам шансы и возможности. Я думал так же, как и ты. Ненавидел Его, но когда увидел вас двоих, там в Сет-Руре около бара, окончательно понял, что ошибался. Я должен был сыграть в ящик уже раза три точно, но вновь и вновь Он меня спасал. В нашей религии, Аратонг изображается в виде древа жизни, с широкими, раскидистыми ветвями… — Каддан замолчал, погрузившись в воспоминания.

— И?

— Фиолетовое дерево, джакаранда. Это был он, что отдал частичку жизни мне: Бернские хребты, четыре сотни километров обессиленный и голодный через Воркин, добраться до Сен-Ари, опуститься на самое дно социальной лестницы и встретить вас двоих у того проклятого бара. Что это, если не его проведение!

***

20 киллометров от Курорта Гинао. Арвский район.

Белый внедорожник мчался по магистрали АС-5 соединяющей курорты Гинао с их родным городом Агирара, что расположился на правом рукаве реки Каман в самой северной части страны.

Отпуск младшего лейтенанта Каддана Намэ подошел к концу. Вместе с женой и годовалым ребенком в детском кресле на заднем сидении они возвращались домой.

Магистраль была шестирядная, три полосы в одну сторону и три в другую. Движение в этот июльский день едва назовешь оживленным, поэтому водитель давил акселиратор в пол, а обжигающий ветер трепал его, черные как смоль волосы.

С нежностью положил руку на бедро сидящей рядом жены, мигом удостоив её мимолетной улыбкой. Через затемненные стекла очков, небо на горизонте казалось таким синим и насыщенным, словно обработанным в графическом редакторе. Жена поднесла к его рту стакан с апельсиновым соком, и Каддан сделал пару глотков через трубочку, ощущая приятную кислоту.

Две недели рая, купания в море с маленьким сыном, дискотек и незабываемых ночей с Латисой. В этот момент Каддан считал, что человек просто не способен испытывать большего счастья, невозможно быть более счастливым, чем он сейчас, даже с учетом того, что отпуск остался позади и послезавтра вновь идти на службу. Они не успели проехать и двадцати километров от Гинао, как жена радостно вскрикнула, заметив у обочины невероятно красивое дерево.

— Кад, Кад, остановись! Посмотри только на эту жакаранду, Великий Аратонг, какая она прекрасная!

Каддан сбавил скорость, и задним ходом поравнялся с объектом восхищения любимой, что высился метров на шесть в высоту. Через пятнадцать метров за деревом рос густой кустарник с редкими белыми цветками, раза в три ниже фиолетового исполина.

— Лати, твоя черта наслаждаться такими мелочами меня всегда умиляла.

Латиса выпрыгнула из джипа и побежала к дереву, опустив ветку усеянную пурпуром, ощутила амбровый аромат нежных цветков. Тут и мужчина с младенцем на руках подошли поближе. Мама переняла ребенка у отца и поднесла его к цветам, дабы тоже приобщить к природному волшебству запахов. По нечленораздельным звукам малыша, можно было смело судить, что ему понравилось.

— Кад, я хочу, чтобы мы втроем сфотографировались на её фоне, моя бабушка говорила, что эти деревья приносят удачу и всегда соединяют разлученные души. Мы должны обязательно посадить в нашем саду такое же!

— Уже представляю, как граблями выгребаю тонны лепестков с газона…

— Так, Кад, отставить быть таким скучным! Тащи камеру со штативом! — наигранно-властно произнесла девушка.