Отряд разделяли от входа в злополучную постройку всего лишь тридцать метров открытого пространства, усеянного десятками мертвых и раненных людей. Единственный шанс попасть внутрь — ползти и, если хищный луч остановит на ком-либо из них свой взор- притвориться мертвыми.

Прерывисто выдохнув, раеоонец лёг на землю и возглавил смертельно-опасный рейд. Бойцы двигались следом. Это был долгий путь в красной жиже, с жесткими и отчаянными хватками раненных, руки которых приходилось отдирать с силой, дабы не задерживать солдат позади. Проливной дождь ограничивал обзор противнику, тем не менее, несколько раз лучи света проносились совсем рядом, добивая новую жертву. Помимо ужаса, внутри смельчаков росло ещё одно чувство, а у Нарниса оно уже заливало сердце лавой от вида каждой молодой женщины с размозженной свинцом головой, старика с отвратительными рваными ранами и ребенка с наивным, немигающим взором. За всю войну он не привык только к двум вещам, против которых даже время с бутылкой были бессильны- это смерти товарищей и смерти детей.

В нескольких метрах от входа встретился с ещё одним мертвым лицом. Но на этот раз, оно, как кипяток, обожгло Нарниса знакомыми чертами.

Он узнал её, Самата. Та девочка из подвала гостиницы, из маленького лагеря на парковке. Вот и мать лежит, сжимая в руках холодное тело той, кого он угостил шоколадкой.

Жуткое осознание прокатилось по разуму, как молния. Он всех их обрек на смерть, он сказал, что у Пурэ безопаснее, он посоветовал им убираться из «Крыльев света». Благими намерениями выстлал всем путь в небытие.

Это стало последней каплей, на стеклянных глазах Саматы был пересечен Рубикон. Лава ярости окончательно расплавила сердце, превратив его в черный уголь. Что за существа убивают женщин и детей? Что за твари на это способны и почему они дышат? Создатель, Айратонг, где всеми любимые Боги, которые позволяют такому происходить? Либо их нет, либо они ничуть не лучше тех выродков, что такое творят, ибо позволяют им оставаться безнаказанными.

Безумный шум в ушах застлал все чувства и ощущения, кроме всеобъемлющей ярости и обостренной справедливости. Оставив семью позади, Нарнис добрался до входа.

Насадив штык на дуло автомата, вступил во вражеский оплот, пообещав себе, что изгонит всех гончих смерти обратно в ту противоестественную дыру, откуда они пришли.

Сначала он увидел яркий свет фонарика, не мешкая, прицелившись на ходу, открыл огонь, раздался душераздирающий вопль, начало положено.

Забрав с тела саперную лопатку, заткнул её за ремень, после чего время прекратило существовать. Осталась лишь жажда крови и сатисфакции.

Он стрелял, а когда не мог стрелять — колол, когда не мог колоть- рубил лопатой шеи, руки и черепа. Одной сущности загнал её в грудь на пол штыка прямо через кевлар, так сильна и неотвратима была длань возмездия. Жестокое исступление утопило мужчину в себе. Сейчас значение имело только одно- как много тварей ещё осталось вокруг и как бы побольнее их умертвить.

Раеоонец был портативной станцией по выработке негативных эмоций. Ни один процесс во вселенной не мог затмить того объема отрицательной энергии, которую он производил в те безумные минуты.

Когда она влетела в проход, среагировать успели все оставшиеся в живых шестнадцать солдат. Один из них попытался отбросить гранату ногой, но эта авантюра закончилась фатально, раздался взрыв. Нарнис успел отпрыгнуть в сторону, но ударная волна достала и его. После жесткого толчка в бок и обжигающего жара, пришла потеря сознания, длившаяся несколько секунд. В голове бушевал ураган, сопровождаемый монотонным, изматывающим звоном. Раеоонец ворочаясь на полу от сильнейшей боли в голове, держался за уши. Попытался встать на четвереньки, но полная потеря ориентации не давала совершить столь простое действие. Что-то теплое стекало по шее из ушей, к боли в голове присоединилось неприятное пульсирующее ощущение внизу живота, тем не менее, Нарнис наконец поднялся и пошел в атаку. На полу перед проходом в глубину этажа, лежала изуродованная половина бедолаги, пытавшегося откинуть злополучную лимонку.

Стены кругом были забрызганы кровью и ошметками плоти с одеждой. В ноздри бил запах горелого человеческого мяса. Аранийцы, очухавшись от контузии, незамедлительно рванулись в проём, раеоонец следом. Краем глаза, увидел, что из смежного коридора, с фланга, появилось трое аговирцев, во вспышках стрельбы виднелись только силуэты, так как помещение окутанное темнотой оказалось сильно задымлено от взрыва.

Спрятавшись за разбитой дверью, подпустил врагов поближе, а затем скосил всех троих очередью из автомата, в дыму послышалась возня и булькающие звуки, как будто кто-то решил прополоскать горло. Внезапно, из неясной патоки вылетел ошалелый паренек с саперной лопатой, размахивая инвентарем, словно мечом, пытаясь попасть в Нарниса. Лишь хорошая реакция и старые навыки спасли раеоонцу жизнь: рефлекторно увернувшись от очередного замаха, сблокировал руку неприятеля и ударом головы размозжил тому переносицу. Новая порция дров под названием «Поганые детоубийцы!»- раскочегарила печку жестокости добела.

Стащив с неприятеля каску, стал наносить удар за ударом, пока не услышал, как череп оппонента хрустнул. Но и этого было мало. Остановился Нарнис только, когда голова аговирца превратилась в кашу сломанных костей и мозгов. Что-то внутри прорвалось и хлынуло с новой силой в сердце, Нарнис так громко и протяжно заорал, что на миг его товарищи замерли в оцепенении. Он умолял рвать врагов на куски, отправлять тварей обратно в мир смерти.

Всё закончилось утром, с приходом основных сил полка, которым, наконец удалось во второй раз прорваться к зданию и полностью вернуть над ним контроль. Из первой волны ночного штурма, выжило всего двенадцать бойцов, а из двадцатки смельчаков рассвет увидели лишь девять.

Весь забрызганный кровью нелюдей, неуверенной походкой, опираясь на стенку, Нарнис, словно пьяный пробирался к выходу. Его прошиб сильный озноб, в глазах всё плыло и периодически темнело, держать равновесие стало крайне непросто. Выбравшись наружу, столкнулся с союзными солдатами, те смотрели на него с животным ужасом. Подскочил какой-то сержант и пытался что-то выяснить на своем языке, раеоонец покачал отрицательно головой и, игнорируя собеседника, побрел дальше.

Улица гремела, из-за домов доносился гомон сражающихся. Все больше и больше защитников города проносились навстречу, а Нарнис, цепляясь за каждый выступ стены, пытался идти вперед. Он запомнил, как пару дней назад, их, всех вместе провозили от штаба армии до Айдит блок, помнил, что нужно идти на север через мост, ещё пять кварталов, минут тридцать неторопливым шагом.

Мысли путались в голове и вытеснялись монотонным звоном, который стал чуть утихать. Ярость выжала его до нитки. Я не убил ни единого человека, там не было людей… — твердил себе под нос раеоонец с трудом переставляя ноги. Несмотря на теплый дождь, пальцы рук онемели от холода, боль в животе становилась все невыносимее, казалось, ей не будет конца. Вскоре мысли развеялись, как утренний туман, наступила апатия. Стало все равно, бессмысленно и незначительно. Не совладав с телом, рухнул на мокрый асфальт, Нарниса начало рвать черными сгустками, а организм прошиб такой озноб, словно только что искупался в ванне со льдом. Вытерев рот вибрирующим от тремора багровым рукавом, с трудом перевернулся и прижался спиной к стенке полицейского департамента.

Посмотрев в предрасветное серое небо, сыпавшее крупные капли дождя, опустил глаза и заметил, что кожа кистей рук имеет мраморный оттенок. Подбежал медик, черноглазая женщина, как та девочка Самата. Достав из кармана сигареты, вытащил из пачки одну, попытался поджечь пока та его перевязывала, но зажигалка отсырела, не выдавая даже искр. Выкинул её прочь, произнес в полубреду: «Женщина, много на себя берешь!…». Струйки воды стекали по лицу, холодя кожу и очищая от зловонной красной жижи. Картинка начала замыливаться, приобретая неясные очертания, вскоре всё сознание заполнил шум теплого июньского дождя. Выставив руку перед собой, тихо пробормотал: «Выходи немедленно!»