― Ну-ка, ну-ка.
― Смотри, цифрами грузить не буду. Представь в масштабе нашу Сильнеру, размером с твой ноготь большого пальца.
―Так. — Нарнис вытащив сигарету изо рта и стряхнув пепел, всмотрелся в руку.
― В такой пропорции, наша звезда Редагия была бы, я полагаю, шаром размером два на два метра.
― Ого, она такая здоровая!
― Ага, а вот пошли и дистанции. С такой пропорцией, наша планета находится от Редагии на расстоянии…Готов?
― Ну.
― 400 метров! Это как дорога от моего дома до пляжа и обратно.
― Да ну тебя! — воскликнул Нарнис.
― Импа, последняя планета в нашей системе находится на расстоянии пяти с половиной километров от Редагии. Это как две посадочные полосы нашего Бэинхольдского аэровокзала.
― Это точно он, кто бы сомневался.
― Ты о чем? — удивилась женщина.
― О ком. Наб тебя на это подсадил, даю все пальцы на отсечение. Большего звездного фанатика во всем Раеооне не сыщешь. Как нажирался, так и начинались лекции по научной картине мира.
― Да, от тебя ничего не утаить! — Илона засмеялась.
― А то. — Нарнис потрепал подругу за рукав и улыбнулся. После, почти минутной паузы, задумчиво произнес:
― У тебя нет предчувствия, что возможно, это наша последняя поездка, билет в один конец?
― Мы дошли до того уровня, когда глупо верить предчувствиям такого рода. Раньше смерти не помрешь, как и наоборот, если суждено погибнуть, ты погибнешь, так что не парься на этот счет.
― Да, люди так устроены думать, все плохое, что может с ними случится, их не коснется, любого другого, но не их самих.
― Ты веришь в судьбу, Нарни, в то, что наш сценарий уже написан? Я расскажу тебе маленькую историю. Как-то в детстве, мы с моим молодым человеком Шаном гуляли по деревне. От колодца шла бабушка с двумя ведрами воды, все её называли ведьмой и дурной, говорили, что она, типо, порчу наводит, сглаз и все такое. Мы не могли пройти мимо и предложили помощь, донеся до дома ведра, она нас поблагодарила и дала по конфетке, карамельки, как я помню. Так вот, перед тем как положить конфеты в руки, рассмотрела наши ладони, почти мимолетом, скривившись, бабуля сказала Шану, чтобы он ценил своё время, а мне: «сделай правильный выбор иначе сердце тебя подведет». Мы взяли конфеты, поблагодарили её, думая что бабка реально сошла с ума, все тогда так думали, восприняли слова как бред ненормальной.
― В чем мораль? ― спросил Нарнис.
― Мораль в том, что Шан погиб в двадцать два года, как только война началась, совсем молодым, поэтому бабка сказала ему ценить время.
― Больно расплывчатое пояснение, а как ты можешь тогда трактовать предупреждение относительно себя?
― Не знаю, понятия не имею, может сыграю в ящик от инфаркта или влюблюсь в придурка.
― А может первое будет следствием второго?
― Возможно и так, но после Шана я вообще не испытываю каких-то особенных чувств к противоположному полу. ― в реплике читалось что-то неуловимое, больше напоминающее фальшь.
― Значит, он был твоей первой и единственной любовью, такое не каждый день встретишь. А как же Наб?
― А что Наб? — улыбнулась женщина.
― Да ладно, не строй дурочку, все знали, что ты с ним спала.
― Было дело, но это просто секс, мы же животные, всем нужна разрядка. К нему я ничего не чувствовала, симпатия, и только.
Наступила тишина, нарушаемая лишь звуком мотора и плеском черной воды о борт судна.
―А вообще, знаешь, любовь интересная штука, она такая разная, вас-то я тоже люблю, так же сильно как Шана, но характер её немного другой, понимаешь?
― Ну да, — ответил парень, вновь достав пачку сигарет из куртки, закурил.
― Вот ты знаешь значение фразы «заниматься любовью»? — серьезно спросила женщина, а русоволосый лукаво улыбнулся.
― Конечно знаю: перепихнуться, потрахаться, заняться сексом и так далее…
― А вот и не хрена, ты мыслишь слишком плоско. Что такое любовь? Любовь — это когда ты счастлив оттого, что счастлив объект твоих чувств, тебе от этого хорошо, а из этого следует что «заниматься любовью» это обширное действие дарения счастья дорогому тебе человеку. Вот, допустим, мужик любит жареную картошку с грибами, просто обожает, кусочек в рот положит и от счастья так и светится! Я готовлю ему это блюдо, то есть я занимаюсь с ним любовью, делаю так, что моя вторая половинка становится счастливее. Смекнул?
― Ну, если твоя вторая половинка делает с тобой «чили-вили» и получает от этого наслаждение, — вот, пожалуйста, вы «занимаетесь любовью».
― В принципе, ты прав, но точнее это будет звучать «заниматься сексом с любимым человеком», а в понятие «заниматься любовью» я вкладываю более обширный смысл и это, я считаю, правильно.
― Не хило, так из тебя философия-то поперла, Лони.
― Ага.
Нарнис обнял женщину и улыбка зародилась в уголках его губ, а Илона в свою очередь положила голову спутнику на плечо. Так они и стояли, молча, взирая в темную морскую даль. Вдруг парень спросил почти шепотом:
― Лони, если слова Каддана — правда, там, куда мы плывем, будут наши соотечественники, наши бывшие братья по оружию. Не верится, что теперь мы по разные стороны баррикад.
― Расслабься, нет там больше товарищей — сплошняком палачи да убийцы. Если у них снайпер такой садист, сложно представить, что остальные вытворяют. В пекло их всех!
― А мы с тобой не палачи и не убийцы? Руки по локоть в крови. Я со счета сбился, сколько мидлонцев и чистийцев отправил на тот свет, про тебя вообще молчу. И самое страшное, что я ничего не чувствую — ни сожаления ни вины, словно так оно и должно быть. Мы поколение семилетки, все мы одинаковые: потерянные, жестокие и равнодушные.
― Не надо подменять понятия необходимости и оголтелого садизма! ― женщина отпрянула от парня и ожгла его несогласным взглядом, ―Для нас это была работа, ремесло если угодно. Стреляешь ты, или пристрелят тебя, режешь ты или прирежут тебя. Нужно было избавляться от препятствий — это война, но некоторые стали воспринимать рутину слишком близко к сердцу, стали творить то, что противоречит всем законам морали. Я видела это своими глазами, людей, которые уже не люди, а те же самые препятствия, если ты от них не избавляешься, то становишься соучастником, теряешь человеческий облик. Почему-то мне кажется, что товарищи «Ласки» другого мнения, а значит они ничуть не лучше. Нет там наших, все они зверьё, причем еще продажное.
― Ты не можешь говорить за всех. Наша страна их довела…
― Довела до военных преступлений?
― Нет, вынудила воевать за деньги на чужбине.
― Ой, мне их пожалеть?
― Знаю, это сложно понять бабе, у которой мажорная семья, у которой нет мужа и детей, которая живет в своё удовольствие. А ты знаешь, как живет Алеан, как я с родителями выживаю, как выживают тысячи бывших ветеранов на гроши? Страна послала нас воевать за неё, обещала достойное вознаграждение, кучу привилегий и возможностей, а взамен смешала с дерьмом все наши надежды и мечты! Ни рабочих мест, ни нормальной пенсии, почему какой-то хренов клерк на фирме твоего папаши заколачивает больше денег, чем я, я воевал, проливал кровь, а он тут девок пялил в тепле и уюте, и что в итоге?! У него все, а для меня даже рабочего места найти не смогли, благо знакомые помогли. А если была бы жена, на что я её содержал, ребенок, он проживет нормально на десять тысяч дэйнеров в месяц, десять тысяч, Илона! Нельзя их осуждать! Хочешь жить, умей вертеться!
― То есть ты хочешь сказать, что мы ошиблись и все должны бросить, а «Ласка» — это жертва ублюдочного строя и поэтому у неё не остаётся выбора, как со слезами на глазах отстреливать яйца корреспондентам, ради того, чтобы прокормить детишек на родине, так? ― с негодованием спросила женщина.
― Не переворачивай мои слова, ты отлично поняла, что я хотел сказать, что бы ни произошло — моя цель только «Ласка», если будут другие наши соотечественники, я их пальцем не трону!
― Зато они за пару тысяч снимут с тебя скальп и на блюдечке предоставят его аговирским хозяевам за выписанный чек! — с жестокой усмешкой ответила беловолосая, — и вряд ли их будет волновать твоё сочувствие!
