– Пожалуй, чутье.

– Чутье? – резко отстранилась девушка, будто почувствовала неприятный запах. – Я вроде не похожа на собаку.

Букер нервно сглотнул и растерялся. Убрал от проема локоть, пытаясь подобрать слова. Вдруг девушка рассмеялась, разрядив напряженную обстановку.

– Это была шутка, – дружелюбно сказала она. – Мне всегда любопытно ставить людей в неловкое положение и наблюдать за их реакцией.

– Смешно, наверное.

– Бывает смешно. Меня зовут Обри.

– Букер. Я не видел тебя раньше. Ты недавно живешь здесь?

– Переехала из соседнего района неделю назад. Здание объявили непригодным для жилья, и нас переселили. Так что теперь я твоя новая соседка снизу.

– Это приятно. Ну, что ты моя соседка.

Обри еще раз вдохнула запах белых роз и словно растворилась в их нежном аромате. Букер сверил время на наручных часах.

– Мне надо бежать, работа не ждет, – торопливо сказал он. – Не хочешь как-нибудь прогуляться? Скажем, сегодня вечером?

Обри улыбнулась и кивнула.

– Я не против.

В институте, как обычно, никого не было. На самом деле, Букеру казалось, что в городе он давным-давно один. Разве что совсем недавно появились профессор истории и Обри. Вся его жизнь казалась словно прожитой, оставленной где-то далеко позади. Его воспоминания ощущались не так, как надо. Не так, как привык среднестатистический человек. Они больше походили на автобиографию, на обложке которой поставили жирную печать «прожито» и убрали на самую дальнюю полку. Сейчас Букер просто существовал, проживая, по большей сути, приблизительно один и тот же день.

И ничего особенно не менялось.

Кроме… да, пожалуй, кроме Обри.

Жизнь Букера делилась на «до» и «после». Вот, что она из себя представляла.

Когда он был маленьким, погибла его мать. События до ее гибели в голове паренька не задержались. Да и не представляли особой важности. Мать выбросилась из окна шестого этажа. Пожалуй, со дня ее смерти все мечты Букера пошли ко дну, а жизнь превратилась в извечно подавляемые желания, обусловленные замкнутостью, нераскрывшимся самовыражением и злостью на несправедливый мир.

Один случай перечеркнул человеку будущее, и никто не появился, чтобы его спасти. Не было ни психолога, ни директора с его пламенными речами, ни близкого человека. Только отец, за содеянные грехи лишившийся родительских прав и на радостях уехавший в закат с новой возлюбленной. Под свое попечительство его забрала бабушка, которая, будучи женщиной далеко не мягкой и ласковой, обеспечила бедолагу едой и крышей над головой, но никак не теплом и заботой. Так, все его внутренние страхи и душевные раны «впитались» в душу и ни что уже не могло вывести их наружу.

Круг будто бы замкнулся. Удивительно, как жесток мир. Букер откровенно не видел смысла жизни. Он существовал. Потому как… привык. Но вдруг он вспомнил о том пожилом профессоре, что приезжал на днях с блестящим материалом по истории города, и боль словно угасла. Чужой, совершенно не знакомый ему человек одной только мыслью о себе сумел сделать то, что ни у кого не получалось за всю жизнь Букера – случайно подарить мечту.

Вечером ему в квартиру позвонила Обри.

– Не хочу никуда идти, – сказала она безо всяких приветствий. – Может, у тебя посидим? Я вино принесла.

Парень перевел взгляд на бутылку сухого красного и безразлично пожал плечами. Провел в кухню, усадил за стол, а сам открыл холодильник. Вытащил замороженные грибы, сливочное масло, пармезан и бутылку белого вина. Подготовил рис, лук, чеснок с зеленью. Зажег плиту, поставил кастрюлю с водой, высыпал сушеные грибы для бульона. Обри лишь наблюдала, как его спина скачет из одного угла кухни в другой.

– Ты всегда молчаливый? – спросила она.

Букер оглянулся через плечо, оторвавшись от мыслей.

– Да… В смысле, нет. Не всегда. Обычно говорю парочку предложений.

Обри рассмеялась.

– Утром ты был очень учтив и мил. Свежее лицо, в глазах огонек, – заметила она. – А сейчас… что-то не так. Поделишься?

– Мелочи, – заверил парень и натянул улыбку.

Обри сверила его недоверчивым и пытливым взглядом.

– Ну, ладно. А что это ты там готовить собрался?

– Грибное ризотто. Ты ведь ешь грибы?

– Да, с удовольствием. Вообще, итальянская кухня мне страшно нравится.

– Увлекаешься итальянской кухней? – с интересом обернулся Букер.

– Честно сказать, не задумывалась. Просто оттуда в мою книгу рецептов столько перекочевало, и сколькие блюда я ни пробовала, полюбила, наверно, все. Ну, большую часть. Еще французская кухня любопытна. Тонкая, изящная, романтичная и весьма строгая. Как, наверное, и любая кухня строгая. Иначе традиции были бы давно стерты.

– Согласен.

Он обжарил на сковороде грибы, нарезанный лук с чесноком и рис. Добавил белого вина и хорошенько перемешал.

– Главное не допустить слипшейся консистенции, – добавил он. – Она должна получиться нежно-сливочной.

Он вновь открыл холодильник, и Обри заметила в двери шесть банок пива. Выдержав паузу, спросила:

– Где ты работаешь?

– Преподаю историю. В институте.

– Любишь студентов?

– Разумеется. Иначе бы там не работал.

– Ну, как сказать, – пожала Обри плечами. – Сколько преподавателей, которые учеников терпеть не могут, а работать продолжают. А все оттого, что они не состоялись в жизни и отыгрываются на слабых.

– Работать в школе значит не состояться?

– Не свершить свою мечту значит не состояться, – ответила Обри. – Скажи, Букер, у тебя есть мечта?

Парень не стал оборачиваться на ее вопрос и, заливая рис бульоном из сушеных грибов, задумался.

– Есть, – ответил он немного погодя.

– Она сбылась?

– Частично. Я хотел стать ученым-исследователем. Историком с большой буквы. Ездить на экспедиции, заниматься раскопками. Но не сложилось. Историком, конечно, стал, вот только не совсем в том его проявлении.

– Не сложилось, – многозначительно повторила Обри. – Это беда настигает большинство людей. Нас давят обстоятельства жизни. Мечты подавляются, а нам остается лишь свыкнуться с тем, что мы стали невольными рабами системы.

– Системы?

– Системы, где мечта – это кумир, а мы – его фанат.

Букер хмыкнул, добавил в сковороду сливочное масло, обжаренные грибы, пармезан с зеленью и прикрыл крышкой. Теперь он был весь во внимании новой соседки.

– Зачастую мы возносим нашу мечту на такой высокий пьедестал, что взобраться на него просто не под силу, – продолжила Обри, заправив за ухо светлые локоны. – Относиться к мечте с воздыханием означает заведомо похоронить ее. Ведь жизнь не стоит на месте, она постоянно движется, пожирает и время, и силы. Испытывает нас на прочность. Иногда мне начинает казаться, что мы живем вопреки. Взять хотя бы меня. С детства мечтала поступить в театральное. Стать актрисой, талантливой, красивой и успешной. Ходила на кружки, в школе выступала на сцене, баллотировалась на выборах президента. Выиграла. Началась безумно активная жизнь, мы с советом устраивали митинги, добивались справедливости в разных школьных сферах. Я любила стоять на сцене. Но я не играла. Была собой. Хотелось играть, примерять разные образы и роли, привносить в жизни людей радость и веселье. А мои родители идею с актёрством не поддержали. Никакой стабильности – быть актером, сказали они. Сегодня есть работа, завтра нет. Из года в год они подговаривали меня найти что-то более… практичное. Постепенно я отказывалась от своей мечты, послушавшись их. Я сдалась. В итоге поступила на психолога. И все как у тебя – частично, наверное, моя мечта сбылась. Пусть я и не делаю жизни людей веселее, но я их, по крайней мере, разбираю по полочкам. Полезное дело, все-таки. Понимаешь? Люди перестали влиять на самих себя. Забыли, как это.

– Понимаю, – вздохнул Букер. – Очень даже.

– Поэтому, как бы ни странно это не звучало, один из секретов осуществления мечты – равнодушие. Не трепет, не ежедневные зарисовки в своей голове, как было бы и как, по твоему мнению, будет, свершись однажды твоя мечта. А равнодушная дорога вперед без завышенных ожиданий.