Меня — то никому защитить не хочется. Меня даже защищать не от кого.

Я хочу быть похожей на тебя, Дюймовочка, потому что сегодня ночью с тобой будет спать Генчик. Может быть, ты сама ещё об этом не догадываешься, но поверь моему жизненному опыту, все будет именно так.

Той ночью у Генчика не было секса с Дюймовочкой. Потому что у него был секс со мной.

Он подошел ко мне, когда я одиноко стояла на крылечке гостиницы и думала о том, как плохо, что я не могу стать Дюймовочкой хотя бы на одну ночь. Он обнял меня сзади, закрыл ладонями мои глаза и спросил:

— Угадай, кто?

Я сделала вид, что угадать не могу, хотя прекрасно знала, что это Генчик. Ни у кого больше не возникло бы желания обнять меня. Я обернулась и поцеловала его в губы. От Генчика пахло пивом, но это показалось мне даже приятным, хотя пиво я терпеть не могу.

— Почему ты стоишь здесь совсем одна.

— Вот вышла воздухом подышать, — пожала плечами я.

— Прогуляемся?

Перед гостиницей был жиденький лесок, туда мы и пошли. Молча, как будто бы обо всем договорились заранее. Генчик крепко держал меня за руку. Через сотню метров он остановился и притянул меня к себе. Я привычно обмякла в его объятиях. Он сбросил с себя куртку (ага — значит уже успел отнять её у Дюймовочки) и расстелил её на земле. Я легла на куртку, а Генчик стащил с меня джинсы. Я вспомнила, что не успела побрить ноги, но это было неактуально, потому что Генчик мои и даже не трогал.

Он расстегнул ширинку и быстро вошёл в меня. Я поцеловала его в ухо, он что-то неразборчиво прошептал. Через несколько минут все закончилось. Генчик помог мне встать, потом поднял с земли куртку и отряхнул её от еловых иголок и земли.

По моим ногам стекали липкие капли. Наверное, зря я не попросила его воспользоваться презервативом. Юка бы сказала, что я дура. Потому что дура я и есть.

Обратно шли молча. Генчик опять держал меня за руку.

Только когда мы подошли к гостинице, я спросила:

— Тебе нравится Дюймовочка?

— Что? — удивился он. — Почему ты спрашиваешь?

— Мне показалось, что ты так на неё смотришь, как будто бы хочешь с ней переспать.

— Ты ревнуешь? — неуверенно улыбнулся он.

— Нет, — быстро сказала я, а потом, подумав, добавила: — Конечно, ревную.

Юка бы меня отругала. Она сказала бы, что нельзя давать понять мужчине, что он тебе небезразличен. Потому что мужчина должен чувствовать себя охотником.

Я никогда этого не понимала. Кому нужны эти психологические поединки? Если мне кто-то нравится, почему я не могу сказать об этом прямо?

Когда я училась в девятом классе, я была влюблена в одного мальчика из параллельного класса. Звали его Федя. Этот Федя снился мне каждую ночь. У него были усики, он был самым высоким в классе и носил рваные на колене джинсы. Каждый раз, когда я проходила мимо Феди, у меня холодели ладони. На уроках я только о Феде и думала.

Но, конечно, я изо всех сил делала вид, что он мне безразличен. Я даже не всегда с ним здоровалась. А когда девчонки обсуждали его, наморщив нос, говорила — фу, он такой противный!

Как я могла дать понять, что влюблена? Я ведь уже тогда была толстоватой. Такие некрасивые люди, как я имеют права влюбляться. А если уж все-таки влюбились, то должны сидеть тихо и не высовываться. Он бы просто поднял меня на смех. Так я, во всяком случае, думала.

Мы окончили школу, и я о Феде разумеется, забыла. Мы поболтали пять минут, а потом вдруг сказал: «Ты знаешь, Настя, я ведь был в тебя влюблен с седьмого класса!»

Я до сих пор не могу об этом забыть. А ведь всего и надо было — подойти к Феде, улыбнуться и сморозить какую-нибудь милую глупость. Или прямо так и сказать — нравишься ты мне, Фёдор. Может быть, тогда и я была бы совсем другой — ведь у меня появился бы мужчина.

Я лишилась бы девственности в пятнадцать лет.

Я была бы уверенной в себе.

И сейчас не смотрела бы жалко на Генчика, ожидая его приговора.

— Не надо ревновать. — Он погладил меня по волосам. Его ладонь была перепачкана землей. И я подумала, что теперь придется перемывать голову.

— Не надо ревновать, потому что у нас с тобой все равно ничего не получится? — решила уточнить я.

Он удивленно на меня взглянул.

— Почему? Я тебе надоел?

— Нет. Но между нами и так ничего нет, кроме секса.

— А этого мало? — Он понизил голос и красноречиво улыбнулся, надеясь свести неприятный разговор шутке.

Но я не улыбнулась в ответ. Я знала, что в другой раз у меня просто не хватит смелости поговорить об этом.

— Ты никуда со мной не ходишь. Я ни разу не была у тебя в гостях. Перед своими друзьями ты делаешь вид, что ничего между нами нет. Ты ночуешь в номере с Димкой Шпагиным, а я — с Юкой. Мы занимаемся сексом в лесу, хотя могли бы спать рядом всю ночь. Но ты этого не хочешь. Ты говоришь Дюймовочке, что тебе хотелось бы её защитить, и даешь ей свою куртку. Ты говоришь Ксене, что она красивая. Она и правда красивая. Не то, что я.

Я бы говорила ещё и ещё, но он прижал указательный палец к моим губам. Ему не хотелось ничего этого слушать.

— Но я считаю, что ты гораздо красивее, чем Ксеня. Я дал Дюймовочке куртку, потому что она замерзла. Если бы замерзла тетя Ляля, я дал бы куртку ей. Я думал, что тебе нравится секс в лесу. Это так необычно.

— Мне нравится секс в лесу, — вставила я.

— Я ночую в номере с Димкой Шпагиным потому, что Юка ни за что не отпустит тебя ко мне.

— Что? — изумилась я. — Юка же не моя мама, чтобы отпустить меня куда-то или не отпустить.

— На твоем месте я бы держался от нее подальше, — нахмурился Генчик.

— Она — моя единственная подруга.

— И именно она постоянно внушает тебе, что ты некрасивая, что тебе не надо прыгать, что у тебя ничего не получится. Разве это дружба?

— Юка многое для меня сделала, — твердо сказала я. — Я знаю её лучше. Она очень хороший человек. И она правда меня любит. Я не могу её бросить, потому что я тоже её люблю… Но я и тебя люблю, Генчик. То есть тебя — в первую очередь.

3ря я это сказала. Сама понимала, что зря. Теперь он и на пушечный выстрел ко мне не подойдет.

— Хочешь, я прямо сейчас скажу Димке Шпагину, чтобы он переселился в номер к Кисе?

— А это будет удобно? — засомневалась я. — Киса же девушка…

— Да брось! Они знакомы больше десяти лет, всё самое лучшее, что могло между ними быть, уже давно случилось.

— Киса и Димка? — удивилась я. — А тебе никогда не говорили, что аэродром — это большая койка? — Он хлопнул меня пальцем по носу. — Но это не имеет отношения к делу. А ты иди к Юке и скажи ей, что ночуешь у меня. Идет?

Я думала, что Юка выскажет мне свое недовольство. Она не любила спать одна. Иногда мне казалось, что мо Юка боится темноты. Она бы ни за что в этом не призналась. Но однажды я подумала — а может быть, её некоторая сексуальная неразборчивость продиктована именно страхом темноты? Она приглашает к себе домой очередного ненужного ей мужчину не потому, что любит секс. А для того чтобы всю ночь рядом с нею покоилось чье-то тело, чтобы, если ей станет страшно, она могла протянуть руку и коснуться его плеча.

Но Юка спокойно сказала:

— Давно пора. Не забудь презервативы.

После той ночи все изменилось. Мы вместе завтракали в аэродромной столовой, и Генчик обнимал меня за плечи. Потом мы вместе прыгали. Потом он отвез меня домой. Но не бросил у подъезда, как обычно, а поднялся ко мне — «на пять минут, выпить кофе». И остался на ночь.

Мы встречались почти каждый день, я даже немного похудела, потому что мне вообще не хотелось есть. Генчик пригласил меня на день рождения своего школьного товарища. И всем представлял меня так6 — это Настя, моя девушка.

Это были, пожалуй, самые счастливые недели в моей жизни. Я подстриглась и купила туфли на каблуках. Раньше я бы ни за что на свете не купила бы себе туфли на каблуках.