Я не видела логической взаимосвязи между прыщавым Петей, поедавшим в моей кухоньке обветренную колбасу, и появлением в моей жизни рокового красавиа-мулата.

Но Юке, наверное, было виднее.

Итак, мы с Петей остались одни.

«Допьем чай, и я скажу, что у меня болит голова, — решила я. — Ему придётся уйти.

Петя грустил над полупустым стаканом. Чаинки рассматривал.

«На редкость противный тип», — приняла я окончательное решение.

— Петя, вы знаете, я вообще-то не очень хорошо себя чувствую, — бодро сказала я.

— Правда? — отчего-то обрадовался он. — Вообще-то я тоже!

— Здорово! — не подумав, воскликнула я. — То есть, извините, я имела в виду…

— То есть я допью чай и пойду, да? — решил на всякий случай уточнить прыщавый Петя.

— Ну да.

Он вздохнул, как мне показалось, облегченно.

— Знаете, Настя, спасибо вам. Я не знаю, в курсе ли вы, зачем я сюда пришёл…

— Ну, конечно, в курсе! Юка же моя лучшая подружка!.. Кстати, а откуда ты её знаешь?

— Она подошла ко мне на улице. Я с девушкой расстался, мне было так грустно. Сидел на лавочке, пиво пил.

И тут подходит Лика. Вся такая шикарная, в кожаной мини-юбке. — Его взгляд мечтательно затуманился, Петя даже покраснел.

И прыщи его тоже покраснели и стали ещё более заметными. Лучше бы ему вовсе не смущаться, подумала я.

— Честно говоря, я обрадовался. Решил, что есть на свете справедливость, раз эта красотка захотела познакомиться именно со мной.

Я улыбнулась — вот это самонадеянность! Он что, в зеркало не смотрится? С чего бы это Юка стала бы с ним знакомиться? Это всё равно как если бы Эдвард Нортон вдруг вздумал приударить именно за мной.

Да делать ему больше нечего! Как будто бы мало вокруг него худых и сексуальных!

— А она присела рядом и сказала, что у неё есть красивая подруга, которая не умеет целоваться.

Теперь уже настала моя очередь краснеть. Ну и Юка! Как она могла?!

Во-первых, притащила с улицы первого попавшегося урода! А вдруг он вообще заразный?! А во-вторых…

Зачем мне, скажите на милость, такая реклама? Не умеет целоваться… Хотя какая здесь реклама, скорее уже черный пи ар.

— И мол, если мне тоже нужна практика, не хотел бы я ей помочь? Я сказал, что мне практика не нужна, я прекрасно целуюсь. И тогда она предложила её поцеловать.

Я поперхнулась чаем.

Юка целовалась с этим уродом?!

И её даже не вырвало?

Не может быть.

А Петя продолжал рассказывать:

— Конечно, я поцеловал, что я, дурак, что ли, отказываться. Девушка-то и правда классная. И потом, я подумал, что, наверное, никакой подруги нет, что она все это специально придумала, как оригинальный способ завести знакомство. И вот мы с ней стоим, целуемся. Вдруг она отстраняется и говорит — я так и знала, целуешься ты отвратительно.

Я усмехнулась. Вот это больше похоже на Юку.

— И тут бы мне её послать к чертовой матери. Но она так убедительно говорила. И все время рассказывала о красивой подруге, у которой такая же проблема. И я, сам не знаю почему, согласился прийти с ней сюда.

— Как я тебя понимаю.

— Пришёл — а тут ты.

И он надолго замолчал.

Нехорошее предчувствие щекотно зашевелилось у меня под ложечкой.

Что прыщавый Петя хочет этим сказать? Он, значит, согласился помочь красивой Юкиной подруге научиться целоваться. Пришёл сюда — а здесь я.

Следовательно, я показалась ему настолько убогой, что ему даже целоваться сразу расхотелось?

Мамочки!!! Что происходит?

Неужели я настолько никакая, что даже прыщавый урод сказывается больным, только чтобы меня не поцеловать?!

— Ты не расстраивайся, — наверное, он заметил, как изменилось мое лицо, — ты очень симпатичная, просто… Просто не в моем вкусе. Я брюнеток люблю!

— Подумать только, Брюнеток он любит! — выпалила я. — А тебе когда-нибудь говорили, что ты сам не ахти?!

— Я? — его бас вдруг обернулся фальцетом. — Я мужчина, а мужчина должен быть чуть лучше обезьяны.

— У обезьян нет прыщей!

— Это не прыщи. Это диатез! — Ребром ладони он треснул по столу. — А ты зато толстая!

— Не всем же быть таким тощим, как ты!

— Знаешь, я лучше пойду.

— Пожалуй.

Он резко встал и локтем сшиб на пол стакан с недопитым чаем, и я тоскливо подумала о том, что теперь ещё и пол мыть придётся.

В прихожей он долго не мог попасть тощими руками в рукав куртки. Я насмешливо за ним наблюдала. Вот что значит оскорбленное мужское самолюбие.

— И целоваться ты не умеешь! — сказал он на прощание.

— Так ты тоже, — спокойно парировала я.

Он круто развернулся на каблуках.

— С чего это ты взяла?! — пропищал Петя.

— Ты сам сказал, что Юка так считает. А её мнению я доверяю. Она в этом деле эксперт, — подливала я масла в огонь.

Он опять покраснел, потом побледнел.

А потом… Господи, потом он вдруг набросился на меня. Все произошло так быстро, что я даже вскрикнуть не успела. Один прыжок, и вот уже я прижата к стенке прыщавым Петром. У него были тонкие, но на редкость сильные руки, вырваться не представлялось возможным. Он приклеился своим отвратительно слюнявым ртом к моим губам, его язык был похож на противную медлительную жабу. Такое впечатление, что даже все его зубы каким-то образом оказались у меня во рту. От прыщавого Пети нестерпимо пахло табаком и потом.

Несколько секунд он остервенело мусолил мои губы, а потом оторвался и спросил:

— Ну как?

Я подумала, что если скажу правду, то, не дай бог, он захочет попробовать ещё раз. А я этого не вынесу.

Поэтому я сказала:

— Супер.

— Так-то! — самодовольно усмехнулся он.

И ушел.

А я бросилась в ванную чистить зубы.

Генчик мне так и не позвонил.

В понедельник, вторник и среду я всё ещё ждала. Специально возвращалась домой пораньше, чтобы, уютно устроившись в кухне, созерцать безмолвствующий телефон. Каждые несколько минут я по закону жанра проверяла, не сломался ли аппарат. Но аппарат был исправен, а значит — мне просто как всегда не повезло.

Я знала номер его мобильного телефона. Он сам мне его дал. Я могла в любой момент набрать этот номер и послушать его голос. Можно позвонить из уличного автомата, чтобы он не понял, кто звонит. Но это будет так глупо — так я поступала, когда училась в школе. Если мне нравился какой-нибудь мальчик, я потихоньку списывала из журнала его домашний телефон, а потом то и дело звонила, чтобы напряженно подышать в трубку.

Тогда мне было двенадцать лет, а сейчас двадцать два, неужели за это десятилетие я так и не поумнела? Неужели я никогда не научусь вести себя, как взрослая опытная женщина? Как Юка?

В четверг я поняла, что он и не собирался мне звонить. Я поняла, что Юка была права — как всегда. Он стоит и пяти минут моих переживаний. Не зря же от него ушла жена.

В пятницу я решила, что не такой уж он и симпатичный. А когда смывает загар, он и вовсе становится посредственным. Ну что особенного — неаккуратно подстриженные черные волосы, глаза синие! Нет никогда в жизни больше к нему не подойду. Даже если он будет на коленях передо мной ползать. А вдруг? Ну а вдруг?!

Что и помечтать об этом нельзя? — останусь неумолимой. Итак, в пятницу я решила, что сердце моё разбито и похоронено.

А в субботу я опять увидела его на аэродроме.

И поняла, что я его все ещё люблю.

Он тоже увидел меня. Мне показалось, что в его глазах мелькнуло легкое замешательство — но только на одну секунду. Может быть, это было обусловлено тем, что на его коленях сидела весело ржущая Киса? Я знала, что у Кисы никак не могло быть романа с Генчиком, но всё равно едва не задохнулась от ревности.

Он стряхнул Кису с колен и подошел ко мне.

— Настена! Дай я тебя поцелую, я так соскучился!

Юка, стоящая сзади, резко дернула меня за руку. Видимо, напоминая о том, что я решила быть холодной и неприступной.