— А мы уже её к доске прикнопили! — хором похвастались сёстры Стешка и Нюшка, и гордо потрясли коробочкой кнопок. Географ обернулся и увидел на проткнутой электронной доске бумажную карту.

А Федул Тьфукин из восьмого «Ж» доску вообще покрасил. В шкафу осталось полбанки масляной краски после ремонта, и на перемене Тьфукин вымазал её на доску. Как он объяснил математичке — чтобы блестело.

К концу второго урока все электронные доски были угроблены. Осталась только одна, которую местный самородок Нафаня переделал в музыкальный центр. Он прикрутил к ней усилитель и динамики, а на экран пустил разноцветный калейдоскоп. Одноклассники были в восторге и превратили урок в дискотеку. Матрёна бегала по всей школе, орала, хваталась за голову — но ничего не помогало. Остальные учителя делали то же самое.

Чтобы хоть как-то спасти ситуацию, Матрёна объявила всеобщий урок технологии и согнала всех школьников в мастерскую. А возле мастерской как раз лежали те самые сосновые доски, которые привёз завхоз.

— Семь раз отмерь, один раз отрежь, — сказал трудовик Еремей Павсикакиевич. — Поняли? Приступайте.

И 363 класса принялись за дело! Чтобы не оплошать, они полезли искать видеомануал на тему «как построить табуретку», но вместо нормальных роликов им попался тот самый выпуск «Ералаша». Идея всем понравилась, и в мастерской зажужжали лобзики, дрели и шуруповёрты. Мальчишки пилили, девчонки шкурили наждаком. А потом наоборот, чтобы не было гендерного неравенства.

Трудовик тем временем курил в углу и гонял в телефоне червяка. Он видел краем глаза, что дети заняты, слышал гул инструментов и думал, что всё в порядке. А когда прозвенел звонок, привычно объявил:

— Урок окончен. Сдайте инструменты.

Детки послушно сдали и направились к выходу. Еремею Павсикаиевичу показалось странным, что они загадочно переглядываются и перемигиваются, и он на всякий случай нашарил в кармане фляжку с самогоном. Он работал в гадюкинской школе давно и знал, когда ждать сюрпризов от подрастающего поколения. А ждать их следовало ВСЕГДА.

Когда трудовик вышел из мастерской вслед за учениками, то увидел, что весь школьный двор занят исполинской табуреткой. Она воняла свежим лаком и уходила сиденьем в небеса. Между её западной и южной ножками пролетал самолёт, а северную ножку окутывали облака. К восточной ножке была приделана лестница из стальных скоб, которую дети сделали, разломав школьный забор.

«Это что такое?!» — хотел спросить трудовик, но потерял дар речи. А дети обсуждали табуретку.

— Классная получилась. На века!

— Ага. Будем туда с уроков удирать.

— Можно её туристам сдавать за деньги.

— Что там в интернете-то говорят про нашу табуретку?

— Ролик набрал миллиард просмотров. Рекламу предлагают.

— Отлично! Будем все с этой табуретки кормиться. Нафига нам уроки.

— Точно!

Слава о Большой Гадюкинской Табуретке облетела весь мир, школьникам начала капать денежка, и они стали учиться ещё хуже. Но учителя не сдавались.

====== 31. Новенький ======

Во все классы хоть однажды приходит новенький. Не избежал этой участи и шестой «А». Классная руководительница, математичка Аграфена Поликарповна, очень переживала, что новенького будут обижать — ведь в Гадюкино детки ещё те, поэтому велела ему сесть за последнюю парту, чтобы он всегда был перед глазами. Как известно, учительницы видят задние парты лучше, чем передние.

— Это Ферапонт Пиявкин, — представила она новенького. — Он переехал в Гадюкино из Наплюйска и будет учиться в нашей школе. Упырёва, подвинься, он будет сидеть с тобой. Начинаем урок.

Пиявкин, который ничего особенного собой внешне не представлял — пацан как пацан, в драных джинсах, косухе и бандане, на ногах кроссы с фонариками — прошмыгал к задней парте и сел рядом с Манефой Упырёвой. Кнопку, заботливо подложенную Манефой, он привычным жестом смахнул на пол. Одноклы, увидев это, переглянулись. В их глазах читалось: «Наш человек!»

Тем временем училка раскрыла журнал — бумажный, потому что электронный ученики постоянно взламывали и ставили сами себе пятёрки — и сказала:

— Начинаю опрос. Кто хочет исправить двойку и выйти к доске?

— Я! — гаркнул Пиявкин и поднял руку.

— Но ты же не получил ещё ни одной двойки, — удивилась учительница.

— А я прямо сейчас это и сделаю, — ответил он и протопал вперёд.

— Прекрасно. Пиши на доске задание: три плюс три. Решай!

Новенький взял тряпку и начал сдуру тереть доску. Учительница считала двойки в журнале и думала, что он решает, а он тёр. Тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, а остальные хихикали. Аграфена Поликарповна не обращала на это внимания, потому что в Гадюкино дети всегда хихикали, даже на уроках — кроме уроков Скарапеи Горыновны, конечно.

— Пиявкин! Решил? — спросила математичка, не оборачиваясь.

— Даааа! — громко ответил Пиявкин.

— И сколько у тебя получилось?

— Одна.

— Что одна?

— Дыра в доске.

Аграфена Поликарповна посмотрела на доску, и очки сползли ей на нос. В середине доски красовалась дыра. Пиявкин с довольным видом продемонстрировал кусок крупного наждака, закамуфлированный в тряпку.

— Единица! — завопила учительница.

— Я же говорю, одна, — просиял Пиявкин и потопал за дневником. Диоды на его подмётках выплясывали что-то дискотечное.

На перемене все познакомились с новеньким. Ученики шестого «А» рассказали ему вкратце о гадюкинской школе и её вековых традициях, а он, в свою очередь, подарил всем по петарде и рассказал байку из своей прежней школы — наплюйской — про привидение, которое пряталось за доской и исправляло в журнале двойки на пятёрки, но не ручкой и не чернилами, а чем-то подозрительно-красным. Для этого оно покупало вишнёвый сок. Если случайно получалась клякса, то все думали, что произошло убийство, и учительница вызывала полицию. Всех выгоняли на улицу, школу оцепляли, полиция брала капли сока на анализ и начинала вести расследование. Потом, конечно, выяснялось, что это всего лишь сок, но уроки-то были уже сорваны!

— Хорошее привидение, — с уважением сказал двоечник Пафнутий Флешкин.

— Ещё бы! — задрал нос Пиявкин. — Оно нам каждую неделю устраивало лишний вых. А теперь я уехал, и оно больше не будет так делать.

— У нас тоже школьное привидение есть, — похвастался двоечник Сысой Оптоволоконников. — Варфоломей Неупокойник. В журнал не лазит — просто появляется и воет.

— Тоже неплохо, — похвалил Пиявкин. — А что у вас ещё хорошего есть?

— Столовка. Там можно макаронами стрелять и компотом брызгаться, — сказала двоечница Маремьяна. — А ещё у нас почти каждую неделю субботник, потому что мы бумажки кидаем и стены сгущёнкой мажем.

— Так надо сначала стены сгущёнкой намазать, а потом бумажки налепить! — воскликнул Пиявкин, осенённый свежей идеей.

Одноклы поддержали его гениальную мысль восторженными криками. Действительно, никому ещё не приходило в голову объединить эти два полезных и нужных действия! Сказано — сделано. До конца перемены оставалось ещё целых десять минут, и весь шестой «А» рванул к киоску за сгущёнкой. По пути они делились своими планами с другими классами, и те присоединялись.

В мгновение ока из всех окрестных киосков была сметена сгущёнка, а бумажек у гадюкинских деток и так хватало. Когда прозвенел звонок и учителя вышли из учительской, то их глазам предстал футуристический дизайн: все стены школы были изнутри покрыты скомканными бумажками!

— Что за безобразие? — спросила директриса Матрёна Эмпидокловна.

— Не иначе как опять детишки что-то учудили, — проворчала завуч Перепетуя Прокопьевна.

— Придётся опять субботник устраивать, — вздохнула англичанка Евпраксия Ипатьевна.