— Тогда уж средник, сегодня же среда, — уточнил географ Евграф Евграфыч.

— А до субботы они снова что-нибудь наворочают, — сказала математичка Аграфена Поликарповна.

— Щас я им устрою! — взревела русичка Скарапея Горыновна, но в этот момент на первом этаже скрипучие двери школы открылись, и раздались чьи-то начальственные шаги.

— Уж не комиссия ли это? — заволновалась физичка Нунехия Прокловна, и все с тревогой посмотрели на лестничную площадку, откуда раздавались уже не только шаги, но и голоса. Комиссия сейчас была бы очень некстати.

Но это была именно она! Гадюкинскую школу проверяли в сто раз чаще, чем другие (сами понимаете, почему), и сегодня её навестила проверка в лице очень важного лысого дяденьки и двух не менее важных, хотя и не лысых, тётенек. У одной тётеньки на очках была цепочка, что делало её (тётеньку) ещё более важной.

— Здравствуйте! Как мы вам рады! Проходите, пожалуйста! — рассыпалась в восторгах Матрёна, а другие учителя ей вторили.

— Здравствуйте. А что это у вас на стенах такое? — спросил дяденька из комиссии и показал пальцем на скомканные бумажки.

Здесь нужно отвлечься и сообщить, что все детки наблюдали за происходящим по смартфонам через скрытую камеру, которую прицепил к люстре Пиявкин, и ухохатывались — тихо, чтоб не спугнуть комиссию. Благодаря современной технике им даже не нужно было торчать под дверью, чтобы насладиться моментом.

— А это последнее слово дизайна, — нашлась Скарапея Горыновна. — Сейчас все школы так отделывают!

— Что-то в этом есть, — сказала тётенька с цепочкой, изучая налепленные бумажки сквозь очки. — Креативно. Смелое решение.

— Очень смелое, — поджав губы, процедила вторая тётенька. — Что это? Цемент? Гипсокартон?

— Кевлар! — сказал физрук Прокоп Африканыч. — Школа должна быть прочной и непробиваемой.

— Похвально, похвально, — протянул дяденька из комиссии… и вдруг ковырнул дизайн пальцем. И понял, что это грязная бумажка.

Что тут началось! Проверочные тётеньки закатывали глаза и обзывали школу свинарником, а дяденька грозил накатать жалобу наверх, в ещё более важную комиссию. Матрёна Эмпидокловна суетилась и пыталась на ходу придумать бумажкам разумное объяснение, что это типа так и надо, но у неё плохо получалось.

— Это не школа, а гадюшник! — вопила тётенька с цепочкой, не подозревая, как близка к истине.

Кончилось тем, что комиссия неодобрительно покачала головами и уехала, не проверив ничего дальше стен. Если бы вы знали, как все учителя, а особенно директриса, этому радовались! На радостях даже не стали заставлять детей отмывать стены.

А на следующий день бумажки присохли, и их пришлось отдирать уже стамеской. И в результате школу опять закрыли на ремонт. Ох и веселились детишки! Рейтинг Пиявкина возрос до небес.

Комментарий к 31. Новенький Статус “завершён” поставлен с единственной целью: уменьшить количество драбблятников, мозолящих автору глаза. Прода обязательно будет, в черновике уже висят несколько глав:)

====== 32. Чернила для пятого класса ======

Однажды историчке Серпалитонии Сигизмундовне взбрело в голову провести урок-реконструкцию — чтобы всё по-древнему, как раньше в школах проводились уроки: никаких гелевых ручек, только перья и чернила. Чтобы девочки в коричневых неудобных платьях и белых фартучках, а мальчики в синих костюмчиках. Что поделаешь — ностальгия у неё взыграла по советским временам! Проводить эксперимент она решила на вверенном ей классе — она все педагогические эксперименты проводила на нём. На её беду, это был пятый «Ё».

Серпалитонии хотелось, чтобы всё получилось чин чинарём: и школьная форма, и пионерские галстучки, и значки, и перья, и чернила, и портреты советские на стене, и знамя в углу, но организовать удалось только чернила.

Дело было так: за неделю до назначенного дня училка объявила всему классу, что будет урок-реконструкция, и велела подготовиться: форму-галстучки сшить, значки из маминой шкатулки вытащить, чернила-перья закупить в художественной лавке. Но дети, услышав слово «чернила», загадочно переглянулись, а всё остальное не услышали. Серпалитония почувствовала подвох и на всякий случай повторила всё ещё раз, и опять дети встрепенулись на слове «чернила».

Что-то во всём этом было не так. Серпалитония поделилась своими планами и наблюдениями в учительской: так, мол, и так, велела принести чернила, а у них какой-то нездоровый интерес проявляется.

— Чернила? Пятый «Ё»? Да вы рисковый человек, Серпалитония Сигизмундовна, — покачала головой физичка.

— На вашем месте я бы провела более раннюю реконструкцию: что-нибудь по средним векам, — посоветовала русичка. — Вы инквизицию уже проходили?

— Да, чернила — это слишком опасно, — поддержал коллег географ. — Тем более в сочетании с пятым «Ё». В школе только что закончился третий ремонт с начала учебного года. Я бы не стала с чернилами связываться, — сказала химичка.

Но историчка была непреклонна. Ей страсть как хотелось увидеть белые фартучки, красные галстучки, синие костюмчики с книжкой на рукаве, платья цвета навоза и выражение слепой покорности на детских лицах. Она так давно этого не видела!

И вот настал день реконструкции. Ни формы, ни галстуков, ни выражения слепой покорности у детей не было, зато были чернила! По двадцать баночек на каждого! А двоечник Выпендрюхин раздобыл где-то промышленную банку на 5 литров и нёс её с такой гордостью, что едва не лопался.

Более всего училку смутило то, что у каждого, кроме пакета с чернильницами, был пузырёк из-под перекиси. Пустой. Школьная примета гласила, что любая ёмкость в руках гадюкинского школьника — к ремонту, и такие ёмкости надлежало сразу же отбирать. Но историчка отбросила глупые суеверия и не стала тратить время на отъём пузырьков, тем более что звонок уже прозвенел. Звонок в гадюкинской школе был как на заводе: громкий, мерзкий и противный — как раз такой, чтобы перекрыть галдёж детей. Дети расселись по местам, но галдеть не перестали.

— Начинаем урок! — прокричала учительница и изо всех сил постучала ручкой по столу. Ручка сломалась, она взяла другую и снова постучала. Но другая ручка тоже сломалась, и Серпалитония взяла третью. Сломав шесть ручек, она кое-как утихомирила класс и объявила: — Сегодняшний урок — необычный. Это будет урок — реконструкция советского периода. В те времена все школьники носили форму… — она мечтательно зажмурилась. — Если бы вы не были такими нерадивыми, то пришли бы сегодня в форме и в полной мере почувствовали бы себя советскими пионерами. В те времена у детей не было разноцветных ручек и фломастеров. Все писали исключительно чернилами! И сегодня у вас будет возможность узнать, каково это было. Доставайте чернила.

Ученики радостно загомонили. Раздалось стуканье стеклянных чернильниц друг о друга, а потом — бульканье чернил, наливаемых в пузырьки. На некоторые пузырьки был накручен пульверизатор. Всё это было более чем подозрительно.

— Открывайте тетради. Берите перья и пишите чернилами: «В советские годы…»

— Серпалитония Сигизмундовна, а у нас нет перьев! — раздался голос с места — не то Стешкин, не то Нюшкин.

— Как это нет перьев? — возмутилась учительница. — А как же вы будете писать чернилами?!

— А мы ими и не будем писать, — ответил двоечник Змеюкин.

— А что же вы ими будете де… — начала училка, но не договорила. По команде троечника Нюхова в потолок ударило тридцать фиолетовых струй.

Историчка заорала не своим голосом:

— Прекратите! Немедленно положите пузырьки мне на стол!

И послушные ученики всей толпой бросились к её столу, но шпарить из пузырьков при этом не перестали. Учительница попятилась и с боевым кличем: «Все к директору!» — выбежала из класса, но было поздно: её ослепительно-белая блузка покрылась огромными кляксами. На чёрной юбке не было видно, а на белой блузке было.

Освободившийся пятый «Ё» выскочил вслед за ней в коридор и поднял такой шум, что из других классов тоже вышли учительницы. Пятиклассники прыгали, топали, хлопали, вопили, галдели и орали, щедро поливая стены чернилами, и учительницы тут же покрылись кляксами.