— Я терпела все это дерьмо! Терпела! Думала, что ты наконец, поймешь, что я люблю тебя. Что я лучше этого отребья, что падает тебе под ноги, лишь бы ты поимел хоть одну из них… Но это… — Зави, покопавшись в своем смартфоне, ткнула ему в лицо фотографию, на которой он целовал Натали на крыльце ее дома пару дней назад.
— Когда ты узнала? — тихим голосом поинтересовался он.
— Какое это имеет значение, черт возьми? Месяц назад ты завис с этой тварью в Лэндс Энде, не так ли? Соврал мне, что Престон положил тебя на обследование… Пакость какая… Любишь, говоришь… Сука. Я просто… Не знаю, как тебя не убить сейчас!
Том шумно сглотнул. Не такого поворота событий он ожидал. Зави… Она знала и терпела всё это… Но, почему? Неужели она и правда так сильно его любила, что закрыла глаза на измены? Во рту пересохло. На кухне вдруг стало невыносимо жарко. На лбу выступили мелкие бисеринки пота.
— Я сейчас не знаю, как реагировать на твои поступки. Снова ли закрыть глаза на это, или, сука, причинить тебе такую боль, чтобы ты уже никогда не поднялся! А для этого у меня все есть… Ты, тварь такая, даже умудрился меня изнасиловать в порыве своей придури! Ты хоть понимаешь, что сломал мою жизнь?!
— Зави… Я по-твоему все на зло тебе сделал?! Неужели ты решила, что это так? Да я устал от равнодушия, холода домашних стен. Ни опоры, ни понимания! Только упреки… Я пытался достучаться до тебя… Весь прошедший год, не месяц и не два. Год! Я устал быть не услышанным, — начал он, подбирая слова, и стараясь не сорваться в штопор собственной истерики, — В результате ты только чаще стала закрываться от меня в кабинете… Я люблю тебя, но… Не так, как ты этого заслуживаешь. Ты достойна чего-то лучшего, настоящего… Кого-то, кто будет посвящать всё свое свободное время тебе, и любить.
— Ммм… Вот что значит… Разлюбил…
Зави услышала, как с грохотом рушатся стены её воздушных замков, погребая под собой абсолютно всё. Неужели их история заканчивается прямо здесь и сейчас, на этой блядской кухне.
— Прости… Я должен был взять на себя ответственность за происходящее раньше, а не прятаться под масками этого чертового лицемерия, чтоб оно сгорело…
— Ооо… Вот как… — она опустилась на стул, чувствуя, как бешено колотится сердце. В голове зашумело, разгоняя последние мысли по углам. К горлу подкатил комок, который она никак не могла проглотить, сколько не сглатывала.
Зави, закатив глаза, медленно сползла со стула на пол. Том, в шоке наблюдая за этой сюрреалистичной картиной, часто заморгал. Секундно поразмышляв, подскочил со стула, помогая ей сесть на полу. Девушка прерывисто дышала широко открытым ртом, словно выброшенная на берег рыба. Быстро расстегнув пуговицы на воротнике её платья, Том нашарил на кухонном столе рукой стакан воды.
— Я вызову тебе скорую! — пробормотал он, убедившись, что девушка не лишилась чувств, а лишь ослабла, будучи шокированной. Он помог ей подняться и сесть на стул, придерживая за плечи. Беспокойно заглянув ей в глаза, он сжал её руку, чтобы убедиться, что она реагирует на его действия.
— Не надо… Я в порядке, просто… В голове помутилось.
— Зав, прости меня… За всё. За… За потраченное время и твои нервы… Я ничего этого не стою… И не стоил никогда. Ты — сильнее и лучше меня…
Зави взглянула ему в глаза, не веря своим ушам. Кто ты такой?
— Что теперь будет? — пробормотала она, ища ответы в его голубых, родных и чужих глазах одновременно. Между ними в миг выросла ледяная стена. Зави чувствовала, как внутри рождаются слезы.
— Давай, я отведу тебя в спальню… Отдохни. Я… Думаю, что нам нужно взять перерыв, — произнёс Томас, помогая девушке подняться со стула. Зави кивнула. Быть может еще есть время попробовать всё исправить.
====== Часть 42 ======
Том, глянув на себя в зеркало гримерки, широко раздул ноздри. Натали не брала трубку. Не отвечала на сообщения. В дверь гримерки кто-то постучал.
— Да, иду… — отправив еще одно сообщение Натали, отозвался Томас, убирая смартфон в рюкзак.
— Давай, там Эдвард уже труппу собрал… — быстро просунув голову в приоткрытую дверь, сообщил Кайл Соллер, тщательно загримированный Ричмондом. Томас кивнул, и, глубоко вдохнув полной грудью, поспешил на сцену.
Ей было страшно. Который день неизвестные настойчиво караулили её у крыльца дома, выкрикивая в адрес проклятья. Натали, задернув шторы, сидела на диване, сжавшись в комок и поглаживая дремавшего Баки.
Последние несколько дней вокруг нее что-то происходило, чего она не могла понять. Почтовый ящик буквально стал ломиться от писем с угрозами расправой. Натали уже не читала их, молча выкидывая в урну. Кажется, кто-то из полоумных фанатов Хиддлстона узнал о её существовании, и теперь нес вахту у крыльца, видимо, в надежде застать вышеозначенного человека. В последнем письме, которое Натали зачем-то прочитала, значилось, что она влезла в уже сложившиеся отношения, и своим существованием буквально разбивает жизнь какой-то Зави Эштон. Кто такая эта Эштон Натали примерно догадывалась. Видимо, это и была та самая женщина, о которой намекнул Томас почти неделю назад.
Смартфон, лежащий на подлокотнике дивана, настойчиво зажужжал. Натали лишь взглянула на него, не желая поднимать трубку. Как только всему фанатскому миру стало известно о ее наличии в жизни известного актёра, мадам Колдвотер потребовала расторгнуть рабочий контракт, дабы не бросать тень на ее агентство и не подвергать его сталкерским налетам, мешающим работе. Натали, без работы, загнанная преследователями сидела в гостиной, горестно размышляя и пытаясь найти выход из ситуации. В чем была ее вина, она никак не могла понять, и почему фанаты с такой яростью накинулись именно на неё — оставалось загадкой. Неужели толпа может быть не только слепой, глухой и неуправляемой, но и опасной, как взбесившееся животное. Натали, угрюмо покосившись на всё ещё подающий признаки жизни смартфон, не глядя на все множащиеся сообщения от Томаса, выключила гаджет, и сняв аккумулятор, вытащила сим-карту. Всё, хватит… Нет никаких сил и желания общаться с ним. Хочет — пусть приезжает и говорит всё, что считает нужным прямо в лицо. Если, конечно, не боится.
— И что Вы мне предлагаете? — непонимающе уставилась на Роберта Зави. В его кабинете тяжело пахло крепким табаком. Казалось, смог пропитал собой даже стены помещения, сделав их еще мрачнее, чем в её первый визит.
— Я Вам ничего не предлагаю, — шлепнув ладонью по столу, фыркнул Роберт. — Ситуация вышла из-под контроля на столько, на сколько можно себе представить. В сеть попали сделанные мной фотографии. А это для меня не допустимо. Нарушает этику, знаете ли.
— Ну, так фотографии принадлежат мне, разве нет? — удивилась Зави, не понимая, что имеет ввиду этот крепкий мужчина. Его тяжелый взгляд заставлял ее чувствовать себя будто под полиграфом, — И я имею полное право распоряжаться ими по своему усмотрению.
— О, значит я правильно понимаю, что распространение информации в сеть это Ваших рук дело? — приподнимаясь из-за стола низко зарычал он, — Вы хоть на минуту отдаёте себе отчет в том, что Вы нарушаете право человека на личную жизнь?
— Вы сейчас о чем говорите, если эта девица влезла в мою семью!
— И тем не менее, это не дает Вам ни морального ни иного права размещать персональные данные неугодных Вам людей в открытый доступ! Это — уголовно наказуемо. И я умываю руки от дальнейшего развития событий. В случае, если возникнет судебное разбирательство, мое имя можете забыть! — рявкнул Роберт, понимая, чем грозит его карьере необдуманный поступок Эштон.
— Не смейте повышать на меня голос! Я, между прочим, женщина! Имейте уважение! — зашипела Зави, вжимаясь в кресло. От возвышающегося из-за стола мужчины буквально ощущалась невероятно сильная энергетика. Он был не просто раздражен.
— Женщина, говорите? Вы не перепутали меня с Вашим карманным той-терьером Хиддлстоном и его болезнью феминизма? Мы с Вами разорвали контракт из-за Вашего недалекого поведения. Я Вам ничего не должен, а вот Вы… Счет придет в конце недели. В случае, если Вы его не оплатите, с Вами свяжутся наши юристы, — голос Роберта гремел на весь кабинет, заставляя Саманту, сидевшую в приёмной, нервно вздрагивать. Не смотря на свой простодушный вид начальник был человеком жестким, не терпевшим ни малейшей несправедливости. А тут, когда появилась угроза работе самого агентства, Роберт буквально вскипел. Сейчас начать ему перечить равнялось подписать себе смертный приговор.
