— О, ты очнулась? — всё с той же напускной радостью поприветствовала Мари. — А я уж начала беспокоится, что слишком сильно приложила тебя по голове. Не то, чтобы я боялась братика. Но за проломленный череп своей невесты он меня явно не похвалил бы. Сама понимаешь, все эти семейные склоки — та ещё головная боль.

— И зачем всё это?.. — она заставила себя открыть глаза и тут же страдальчески сощурилась от яркого света. Каждая лампочка в комнате была включена, заливая гостиную как тусклым желтоватым светом торшеров, так и холодным белым — потолочных софитов.

— Что за глупый вопрос?.. Конечно же из-за денег!

— Ты пытаешься найти сейф? — Аннель растерянно хохотнула, не в состоянии поверить, что Мари настолько особенная. Ей казалось, что та лишь прикидывается дурочкой. А сейчас, наблюдая за ней со стороны, к своему всё возрастающему ужасу убедилась, что нет. Она вовсе не претворялась. Она на самом деле была тупа, как блондинка из анекдотов. — Между подушками и под горшками его точно нет.

— Я это и без тебя знаю! — вдруг взбесившись, прошипела Мари, тряхнула головой, и улыбка как по волшебству вернулась на пухлые губы: — Но там может оказаться секретный механизм. Я нажму на кнопку, и какая-нибудь дверь откроется в стене. Братик любит всякие скрытые штуки.

Она почувствовала, как у неё немеют кончики пальцев то ли от страха, то ли от перекрытого тока крови. Попыталась растянуть узел, чтобы вернуть чувствительность кистям, но уже в следующих миг снова замерла, взволнованно обдумывая озарившую её идею: несомненно рискованную, но теперь единственную, способную ей помочь.

Способов связаться с Куртом у неё не было. Но был браслет на ноге, что в режиме реального времени оповещал его о том, как Аннель себя чувствовала. Теоретически он может заметить её ускорившееся сердцебиение и подскочившее артериальное давление. Заметить и обеспокоиться. А значит ей нужно было продолжать бояться.

— Почему бы просто не попросить у него денег? — спросила Аннель, стараясь придать голосу скучающие нотки, но в результате прекрасно спародировала тревожное блеянье овцы.

— Потому что он не даст, — в свою очередь Мари откликнулась таким тоном, будто глупее вопроса в жизни не слышала. Резко отбросила книжку, что изучала на наличие «скрытых механизмов», и приблизилась к ней в один прыжок. — Точно! Ты же знаешь, где он хранит деньги?

— В основном не «где», а «в чём».

— И в чём же?

— В акциях и облигациях.

Она ожидала вспышки недовольства, криков возмущения, но никак не отсутствующего взгляда при котором мозг силился перевести слова с незнакомого языка. Тщетно понаблюдала за Мари ещё несколько секунд и на разочарованном вздохе добавила:

— На счетах в банке он держит не более десяти процентов от своих доходов.

— Ты это что ли… издеваешься, сучка?.. — зло прошипела она. Вскинула руку со складным ножом, лезвие которого обнажилось с коротким щелчком, и провела кончиком смертоносной стали по её шеи. Обвела царапающим движением впадинку у ключицы и плотоядно облизнулась. — Решила, значит, умную из себя строить?.. А меня дурочкой выставить?

— Нет, я говорю серьёзно, — Аннель с огромным трудом сконцентрировала бегающий взгляд на зависших напротив безумных глазах, чувствуя как предательски подрагивают её собственные губы, — ты можешь сколько угодно искать, но никакого сейфа не найдешь, потому что его здесь нет.

Несколько бесконечно долгих минут Мари стояла склонившись над ней в неподвижной позе. Разглядывала каждый миллиметр кожи, брезгливо кривя губы. И всё это время Аннель боролась с подступающими слезами. Было так страшно, что хотелось разреветься и просить не причинять ей боли. Но она понимала, что тогда лишь быстрее добьётся обратно эффекта, и её начнут резать веселья ради. Поэтому продолжала теперь, умоляя про себя Курта поскорее прийти к ней на помощь.

— Вот смотрю на тебя и понимаю насколько странные у моего брата вкусы, — игриво поведали ей Мари. — Не то, чтобы ты была страшненькая. Потенциал очень даже неплохой… Чёрт, кому я вру! Тут же работы не початый край! Тонкие губы, толстые щёки, опущенные уголки глаз. Да и ринопластика не помешала бы…

— Я вполне довольна своей внешностью.

— Все страшилки так говорят, — едко усмехнулась она и придвинулась ближе. — Ещё я не пойму, почему у тебя глаза разного оттенка… Ты что ли линзу носишь? На одном глазе? Вот же чудачка!

Интуиция переполошилась от недоброго предчувствия, явственно давая понять, что ничего хорошего за её интересом к чужим глазам не стояло.

— Ты зря усложняешь отношения с братом. Не боишься последствий?

— Подожди, подожди, — не поддалась на немощную уловку Мари. — Зачем ты носишь одну линзу?

— Один глаз хуже видит.

— Не-е-ет, меня не обманешь. Тогда бы ты носила обычные, прозрачные линзы.

— Я и ношу обычные, просто они немного оттенок радужки меняют…

— Если ты мне не расскажешь, я сама вытащу её. Но не думаю, что тебе понравится метод, который я для этого выберу.

— У меня гетерохромия… то есть разного цвета глаза, — нехотя процедила Аннель, отчаявшись её обмануть или отвлечь. И моментально напряглась, заметив в какое возбуждение пришла эта неадекватная. — Не дури, Мари, не нужно ничего делать с моими глазами. Курт от тебя живого места не оставит, если найдет на мне хотя бы царапину.

— Бред! Не забывай, я его сестра, а не очередная потаскушка самой заурядной внешности.

— Между нами всё гораздо сложнее. Пожалуйста, не делай глупостей.

— Ты реально веришь, что он тебя любит и хочет жениться? — истерично хихикнула Мари. — Ты совсем дура что ли?!

— Нет. Он меня не просто любит, а скорее даже одержим.

По кукольному лицу скользнула тень сомнения, но вскоре она его отбросила и самоуверенно заявила:

— Семья! Семья — самое важное в жизни любого человека. Может брат и разозлиться на меня, но потом обязательно простит, потому что я его сестра. А сестра всегда будет ближе, потому что мы одной крови и плоти.

— Мари…

— Заткнись! Мне надоело слушать этот бред!

И стальной аргумент в виде прижатого к сонной артерии лезвия убедил Аннель замолчать.

Мари потребовалось время, чтобы утихомирить эмоции, бравшие верх над разумом. И когда окончательно успокоилась, то зацепилась блаженным взглядом за её лицо и вкрадчиво произнесла:

— У меня в детстве было две подруги: Лия и Диана, — и мечтательно улыбнулась, не замечая, как Аннель вся похолодела, даже сердце заледенело, кажется, совсем перестав биться в груди. — У Лии тоже были разного цвета глаза. Настолько красивые глаза, что мне до жути хотелось забрать их себе. И вот однажды я проснулась и поняла, что это реально сделать. Надо всего-навсего их вырезать! Но тогда я ещё была слишком юна. Не знала, что к чему. Как правильно всё сделать.

— Господи… это не может быть правдой, — зашептала она на грани обморока, — это просто кошмар на яву…

— А ну-ка, не перебивай меня! — возмущённо тыкнула Мари ножом ей в плечо, с острой вспышкой боли проткнув кожу и мышцы, пока не упёрлась в кость. — Так вот, на чём я остановилась?.. Ах да, я была неопытна, поэтому решила потренироваться на ком-нибудь другом. Заметь, для девятилетнего ребёнка у меня очень круто соображала башка! Ну, и в общем, у меня же была ещё вторая подружка, Дианка…

— Не надо! — выкрикнула Аннель, срывая голос. — Хватит!

Первым на физиономии Мари вспыхнуло бешенство, такое свирепое, что сразу стало ясно: сейчас точно воткнет нож ей прямо в глаз. Но вспышку ярости очень быстро вытиснило задумчивое удивление, а затем уже радость узнавания. От внезапно привалившего счастья, она, подпрыгнув на месте, хлопнула в ладоши.

— Вау! Как тесен мир! Кто бы мог подумать, что спустя столько лет, мы снова встретимся!

От осознания причины, по которой эта тварь ещё ребёнком жестоко убила их подругу, Аннель замутило. Слёзы побежали по щекам. А сердце сжалось от куда большей боли, чем та, что ещё пульсировала в голове или глухо ныла в плече.