Кейдж чуть не навернулась со стула. «Вот же мерзкие лгуны. Да они никогда в жизни не общались со мной на равных, не говоря уже о том, чтобы вместе проводить время. А здесь – целое ограбление». Девочка уловила осуждающие взгляды матери и шерифа, закрывая руками протёртые дырки в чёрной кофте с капюшоном. Крайне похожей на тёмное худи, представленное на видео. «Дело принимает фатальный поворот». Кейдж не ходила в ближайшие дни в тот супермаркет, предпочитая сразу после издевательств одноклассников, ошиваться на заброшенной стройке. Девочку кто угодно мог видеть на высоте двадцать первого этажа. Потому у Кейдж находилось спасительное алиби, которое никто не мог подтвердить.

– Кейдж. – оборвала девичьи раздумья Сэйла. – Как прокомментируешь обвинения в свой адрес? Ты украла кошелёк?

– Нет, на видео – не я. Ирвин и Джуэл со мной даже не общаются. Я не знаю, почему ребята назвали моё имя.

– А кто может скрываться под толстовкой, идентичной твоей? – не унимался шериф, подёргивая пухлыми кулачками. Казалось, что в правдивость объяснений девочки ему верилось с трудом.

– Я не знаю, честно. Одноклассники постоянно издеваются надо мной, задевают и не дают прохода. Всё потому, что у нас в семье мало денег, а я не выгляжу так, как им хочется. У меня совсем нет друзей в школе и не существует компании, где бы я оказалась своей. Но поверьте, я в жизни не украла ни цента, более того, мальчишки ни за что бы не взяли меня с собой. Ведь для них – я странная уродина с разноцветными глазами, а с такими никто не дружит.

Девочка разревелась от хлынувшей обиды, натягивая капюшон до самых бровей. Кейдж вновь не понимала, какое одноклассникам дело до того, как она выглядит или во что одевается. Почему никто не желает узнать её внутренние качества, разделить с ней её подростковые переживания. По какой причине школьники столь суровы и беспощадны к хрупкой девочке, мечтающей о человеческом к ней отношении. Неужели она заслужила к себе столько внимания лишь потому, что отличается от остальных своим глубоким и чувственным сердцем? И никто не мог ответить на вопросы Кейдж, разрывающие её девичью душу. Ни мать, ни суровый шериф, обильно потеющий под кондиционером, ни кто-либо ещё. Девочка настолько погрузилась в собственные мысли, что даже позабыла спросить у шерифа про вспышку света и пронзительный луч, бьющий прямиком в небо. Ей хотелось скорее убраться из офиса шерифа, где её настиг вынужденный избыток чувств.

– Хорошо, Кейдж. Мы обязательно проверим факты и вернёмся к диалогу. Ещё раз переговорим с мальчишками, опросим свидетелей и найдём потерпевшую женщину. А пока, можете быть свободными.

Мать и дочка молча шли по осенней улице, долго не решаясь оборвать ту неприятную тишину, свербевшую в их головах. Кейдж понуро уткнулась в асфальт – ей совсем не хотелось возвращаться в школьный класс, где в очередной раз над ней будут насмехаться. К тому же, девочке жутко стыдно за откровения, что вырвались с её тонких губ. И Сэйла, как делают все матери, крайне сопереживала своему ребёнку, как могла. И винила во всех бедах исключительно себя. Так что женщина не обронила ни слова, пока вдалеке не показалась кирпичная стена школьной столовой. Наконец, мать заговорила:

– То, что ты сказала в участке, правда? О том, как тебя задирают одноклассники и что совсем нет друзей?

– Всё в порядке, мам. Ничего страшного, я разберусь. Но я не крала тех денег, клянусь всем, что у меня есть.

– Я тебе верю, доченька моя.

Сэйла обняла дочку столь крепко, насколько позволяло любящее материнское сердце. Так они и простояли минут десять, греясь в объятиях под дождиком, падающим с печальных серых туч.

– Может тебя забрать после школы? Никто не имеет права обижать моего ребёнка. Уж им я спуску не дам, не дождутся.

– Нет, мам, занимайся своими делами. А после школы я сразу домой, помогу тебе с уборкой.

– Договорились. Будь сильной, моя юная и храбрая Кейдж Харман.

– Обязательно, моя единственная и любимая мама.

Попрощавшись, дочка направилась в школу. В учебном классе, как обычно, стоял извечный хаус. Близился звонок об окончании перемены, потому дети взбудоражено наслаждались последними свободными минутами. Кто-то списывал домашнюю работу прям на коленках, девочки шушукались о мальчиках, а мальчишки мерились силой в армрестлинге. И лишь когда Кейдж вступила на порог класса, галдёж на миг прекратился. Но тут же обрёл привычные укорительные нотки.

– Второй день пришла в одном и том же.

– Кейдж Харман – нищенка в дырявой кофте. Как и свора её голодных братьев.

– У них совсем нет денег, потому что Кейдж бросил папочка, когда увидел её страшные глаза.

Дети звучно смеялись, ссыпая колкости в спину одноклассницы. Задира Лукас бросил в девочку скомканным листком бумаги, а детина Том поставил её стул на самую верхушку книжного шкафа, да так высоко, что Харман никак не допрыгнуть. Им всем казалось, что шутка выдалась классной. Лишь только Ирвин и Джуэл почему-то не участвовали в весёлых унижениях, не поворачивая головы и даже боясь посмотреть в сторону Кейдж. Проходя мимо Сэмми – заводилы и главной креативщицы среди прочих одноклассников, девочка заметила хитрую улыбку на её лице. Сэмми упивалась очередной безнаказанной выходкой, выказывая своё неоспоримое превосходство. «Нет Сэмми, что-то здесь не так. Мне известно, что ты подговорила ребят, чтобы они меня оболгали. Тебе больше не сойдут с рук все те издевательства. Я обязательно докопаюсь до правды».

Прозвенел звонок и учитель вошёл в класс, разрешая школьникам сесть на места. И лишь Кейдж одиноко стояла на задних рядах класса, будто на военном параде, пока любимые одноклассники изнемогали от хохота. Стул продолжал находиться вне зоны досягаемости.

Учебный процесс тянулся невыносимо долго. Преподаватель геометрии Дармиан Пейдж выкладывался на максимум возможностей, тыча указкой в электронную доску и пытаясь вбить крупицы знаний в нерадивые детские головы, на что школьники всячески сопротивлялись его стремлениям. Кейдж хоть и прилежно записывала лекцию, всё же находилась в расстроенных чувствах, всякий раз теряя нить повествования. Девочка снова и снова прокручивала в голове видео с кражей кошелька и подозрительной особой, которая выглядела точно так же, как Кейдж, словно под копирку. Ещё и глупые мальчишки подставили Харман, назвав её главным соучастником преступления, а теперь, несвойственно притихли, уткнувшись в конспекты. Все обстоятельства выглядели странно и пока для Кейдж не находилось чётких причинно-следственных связей. Но обелить своё честное имя девочка обязана, чего бы ей это ни стоило. Её размышления прервал тоненький голосок одноклассника:

– Мистер Пейдж, можно мне выйти? – послышалось с первой парты.

– До конца урока осталось всего-то тридцать минут, неужели так срочно?

– Я больше не могу.

Мелкий Ирвин картинно схватился за живот, изображая острую боль из-за съеденных в столовой котлет. Детское лицо источало всю скорбь мира, а выступившая белена только усиливала трагичность его положения. С минуты на минуту мальчик мог не совладать с естественным процессом его тщедушного организма. Потому и волнительно дрожал, боясь опозориться у всех на виду. Войдя в положение, учитель разрешил мальчику отлучиться, и Ирвин незамедлительно засеменил из класса. Кейдж осенило. «Вот мой шанс – заполучить недостающие фрагменты пазла. Пока враг находится один, обезоружен и подвержен страданиям». Харман уверенно подняла руку.

– Слушаю тебя, Кейдж. Ты хочешь ответить по теме урока?

– Мистер Пейдж, мне тоже нужно выйти.

По классу пробежались едкие смешки, пока учитель удивлённо поправлял топорщившийся карман жилетки. Мужчина вообще не терпел всякие вольности в учебном процессе, а к дисциплине, как и к точным наукам, питал особый трепет. Потому и мог отпустить ученика посередине урока только в случае чрезвычайного происшествия. И единственную поблажку для всего класса преподаватель использовал минутой ранее.